Exonerated / Вызволен

Дай мне причину ненавидеть тебя и причинить тебе боль. Дай мне хоть какой-нибудь повод вырваться на волю, и я воспользуюсь им, клянусь. Я свято пообещал себе это в самый холодный час моей самой тёмной ночи. И что теперь, Мэтт? Жребий, мать его, брошен. Я думал, если я только буду достаточно долго ждать, ты всё поймёшь. Однажды ты взглянешь на меня и увидишь, до какой отвратительной степени я обожествляю тебя. Я думал, ты посмотришь в мои глаза и наконец заметишь то, что светилось в них всё это время для тебя — для тебя одного. Но ты никогда не смотрел в мои глаза, правда? Когда-то ты наполнял меня доверху — словно треснувший сосуд, который готов был взорваться от страстной привязанности ко всему, что есть ты. Твой голос был симфонией, непрерывным потоком струившейся через моё сознание. Твои руки я держал с таким благоговением, что их прикосновения были для меня благодатью. И на протяжение стольких лет всё было хорошо. Столько лет этого было достаточно. Однако чем дальше, тем чаще я спрашивал себя, мог бы ты когда-нибудь обнять меня с таким же отношением, с каким обнимал тебя я. Со временем этот вопрос пронизал все мои мысли. Я боролся с бессонницей каждую ночь с тех пор, как ты взял всё, что я мог тебе предложить — говоря прямо, всё, что у меня было. Я постоянно обдумывал это, я задавался вопросами, я… осмелюсь ли сказать? Я надеялся. И вот когда я наконец набрался дурацкой смелости высказать тебе свои чувства — всё, что испытывал эти долгие, долгие годы… Мэтт стоял смеясь и нещадно лохматя волосы. Он уже снова натянул свои брюки и, как обычно, забыл надеть боксеры: «Дом, ты же не…» Мэтт осёкся, первый раз подняв глаза на лицо блондина и видя, какими серьёзными вдруг стали его черты. «Подожди-подожди, ты же не серьёзно?» Дом не проронил ни слова. Но он и не посмотрел Мэтту в глаза. «Нет, Дом, это не… это нечестно. Я думал, мы просто немного… развлекались?» «Когда-то это было развлечением, — тихо согласился ударник. — Но я только хотел, чтобы ты знал: есть нечто большее. Если… если ты хочешь быть со мной. Если я буду твоим». Услышав это, Мэтт замолк. Только спустя несколько минут Дом понял, что здесь больше нечего было сказать. Я взял пиджак; остальное не важно. Против воли моих рук, которые умоляли меня вернуться и прижать тебя к себе; моих ног, которые дрожали, синхронно отзываясь на пульсирующую боль в груди — я уходил. Но если я воскрешён, почему же я не могу дышать?