На берегу

Солнце лениво садится в свинцовый океан. Берег пуст — желающих прогуляться в такую погоду не нашлось. Я сижу на конце длинного мола, свесив ноги и прихлебывая крепкое пиво из банки. Высокие волны касаются моих подошв и кажется, что я парю над водой. Сегодня я совершенно один. У меня ничего нет, кроме себя самого. А ведь раньше всё было не так. Раньше мы с Хитом выходили из дома с утра пораньше и прогуливались по узкой мостовой, держась за руки, а после любовались серым морем и насвистывали мелодию из «Dream» нашей любимой группы Imagine Dragons. Эта песня стала нашим негласным гимном. Она звучала постоянно: и на прогулках по набережной, и на скучных лекциях в университете, и вечером, когда мы оба смертельно уставшие вваливались в его квартиру, чтобы заняться любовью так страстно, словно это будет наш последний раз… Сегодня же я слушаю тишину. Потому что я совсем один. Хит умер вчера вечером самой нелепой смертью на свете. Хотя все в этом мире теперь кажется мне несуразным. С той секунды как я поднял трубку своего стационарного телефона и услышал о том, что мой парень мертв, я окончательно потерял связь с реальностью. Я ничего больше не чувствую. Нет ни уныния, ни сожаления. Вообще ничего. Затихли страхи. Я живу по старому распорядку жизни и стараюсь не думать ни о чем, кроме настоящего времени, в котором я существую. Это как календарь с одной страницей. Я не знаю как буду жить дальше. Не знаю, получу ли диплом в итоге и куда пойду работать. Не знаю, что скажут мои родители, когда узнают, что я не собираюсь жениться на дочери их бизнес-партнеров Эйприл. Не знаю, кто заменит меня в клубе, когда уволюсь оттуда. Мне всё равно. Так проще. Ты отсекаешь себя от всего лишнего, чтобы заглушить боль. Пустая банка плюхнулась в воду и запрыгала в волнах. Я поднимаюсь на ноги и прощаюсь с океаном, словно он мой давний приятель. Затем добираюсь до машины, оставленной на обочине мокрого шоссе, и еду на свою съемную квартиру в спальном районе Сиднея, которую я не считаю своим домом, но появляюсь там периодически, когда становится совсем хреново. Сейчас один из таких случаев. По пути смотрю на приборную доску, где чернеют два ряда циферблатов с блестящими белыми стрелками. Стрелки почти не двигаются — лишь секундная еле вздрагивает. Увлеченно наблюдая за ней, я пару раз отвлекся от дороги, однако всё обошлось, так как машин на улицах совсем немного. За всю дорогу мимо меня проехал только старенький «Рено», потом ещё дорогущий серебристый «Вольво» и черный джип, что остановился на одной стоянке со мной. Вот и всё. Даже если бы захотел, то не врезался. Квартира находится на семнадцатом этаже, но поднимаюсь я по лестнице. Не потому, что лифт у нас плохо работает, а потому что многие соседи пользуются именно им и велик шанс наткнуться на кого-нибудь в душной кабине. Я не в том настроении, чтобы видеться с кем-то и слышать банальные расспросы о том, как у меня дела. А дела у меня никак, стоит с этим согласиться. У самого входа вынимаю из ящика газеты за последние два дня и пару конвертов, зажимаю почту под мышкой. Из общей кипы виднеется записка моего начальника Томаса с соболезнованиями и сухой просьбой придти в клуб сегодня вечером, чтобы заменить заболевшего бармена. Выбрасываю её в корзину от греха подальше. Выудив из лабиринтов кармана связку ключей, зажимаю ее в руке и какое-то время стою, прислонившись лбом к холодной железной двери квартиры. В ушах вдруг – слабый, но отчетливо-резкий щелчок замка и дверь нехотя отворяется, чтобы пропустить меня внутрь. В голове проносится мысль: я хочу просидеть здесь вечно.