«Погружение»

***

      Вечер перестал быть томным. Вообще-то, он таковым не был с самого начала, но если какой-нибудь придира и вздумал заскучать, то его тоска мгновенно рассеялась, когда Гифальди выкинул очередной фокус. Как только в их небольшой компании звучали слова «спор» или «слабо», этот засранец был тут как тут и выпячивал грудь с готовностью летчика-испытателя. А уж если на кону стояло десять баксов… Сегодня, когда все были уже изрядно навеселе, в гениальную голову Стинки пришла блестящая идея:       — Влей две банки пива через воронку, не пролив ни одной капли, и деньжата твои. Слабо, Сид?       — Да нихуя!       Хельга поморщилась, стоило только банкам щелкнуть с последовавшим характерным шипением. В очередной долбоебической забаве с двумя соревнующимися идиотами она и не думала участвовать, да и чистота воронки вызвала сомнения. Потому она просто уселась на ковре по-турецки, откинув голову на сидение дивана, и приготовилась издевательски засмеяться, когда Гарольд облажается. Но облажался, как ни странно, Сид. Как только струйка пива начала истончаться, он не выдержал и заржал, пиво хлынуло мимо рта и вдобавок из носа — то, что он не успел проглотить. В это же время хозяин дома, поймав последнюю каплю, довольно ухмыльнулся и потребовал свой выигрыш.       — Не смог на твою рожу без смеха смотреть. Такая, блядь, сосредоточенность, — шутя стал оправдываться Сид, пытаясь скорчить гримасу, виденную минутой ранее.       — Харе трепаться и бабки гони, — огрызнулся Гарольд.       — Так я и знала, — лукаво подметила Хельга, — были бы ставки, поставила бы на эту пивную бочку.       — Когда-нибудь я дотянусь до твоей цыплячьей шеи, Патаки, — Берман картинно сжал ручищи на опустошенной банке. — И вырву твой длинный острый язык.       — Мечтай, крепыш, — со скучающим видом отмахнулась Хельга, потянувшись за прошлогодним номером «Esquire», непонятно как оказавшимся в этом доме.        К тому, что Хельга Патаки может читать журнал в перерывах между выпивкой, уже перестало всех удивлять. Вообще-то, в чтение она особенно не углублялась, скорее, это был способ избежать участия в глупой болтовне, которая на пару с алкогольным душком безраздельно властвовала в гостиной Берманов. Но в этот раз далеко не всамделишное чтение прервалось еще скорее обычного, и виной были не очередной несвязный тост или перекур, виной был Гифальди. Конечно, оставаться в облитой пивом футболке было глупо, но снимать ее плавно и в такт музыке — было совсем не обязательно, как и оставаться с оголенным торсом. Брови Хельги невольно поползли вверх, но ничего, кроме этого, не выдало ее реакции. Много ли можно понять по паре глаз с дерзким выражением, едва выглядывающих из-за журнала. Однако Гарольд проявил 101 % от той смекалки, на которую вообще был способен, и проследил за ее взглядом.       — Что, Патаки, потекла? — вкрадчиво проворковал он ей почти в самое ухо, а затем раскатисто захохотал, за что получил ощутимый толчок в плечо.       Берман был тем еще здоровяком, но в ответ Хельге никогда не прилетало. Он знал, что бьет она вполсилы и, несмотря на небольшой вес, при желании может нокаутировать даже такого, как он, да и ввязываться в драки с девчонками было последним делом. Также Берман знал, что на открытую конфронтацию Патаки вряд ли пойдет по одной маленькой, но важной причине. В рукаве у него был припрятан козырь.       Таскаясь за Рондой Ллойд, он был для нее кем-то вроде то ли бесплатного телохранителя, то ли носильщика, та к этому привыкла, не возражала и порой даже вознаграждала Гарольда халявной жрачкой. Благодаря такому раскладу, он и оказался случайным свидетелем того момента, когда Хельга с выражением пакостного удовольствия жгла кончиком сигареты уже пятое по счету платье, цена которого варьировалась от цены новенького смартфона до подержанного авто. Ронда, конечно, основательно сглупила, оставив такую кучу дорогого шмотья без присмотра, да еще и за несколько часов до показа, организованного ею же ради сбора средств для водружения мемориальной доски на стене школы в честь какого-то мертвого парня, но и ее поступок едва ли можно было считать благовидным. Более-менее сносным оправданием стало бы то, что у девушек, а это было всем известно, имелись старые счеты, но Гарольд знал, что первопричиной затеи была банальная подлость натуры Хельги.       Он не испытал возмущения, увидев это. Почти даже не удивился и, скорее всего, даже получил от увиденного толику удовольствия, в несколько раз разросшуюся от наблюдения за истеричным неистовством Ронды. В тот же миг, миг разоблачения Хельги, он, напротив, заразившись ее гаденькой усмешкой, выпроводил ее из школы самым быстрым и безопасным путем. Все ж таки они с Хельгой были по одну сторону, а наследница Ллойд — по другую, и, несмотря на неприязнь, Гарольд испытывал к девчонке что-то вроде солидарности. Но порою та становилась такой несносной, что его порывы сохранить все в тайне, быстро меркли. Тогда-то произошедшее для Хельги превращалось в больную мозоль, на которую он с радостью наступал. Такое положение вещей его вполне устраивало, а следить за гневливым бессилием Хельги Патаки — было сущим наслаждением.       — Следи-ка за языком, Джи, — посоветовала она, поднимаясь на ноги, и, гордо продефилировав мимо, скрылась на кухне.       Там, подержав руки под струей холодной воды, Хельга приложила их к щекам. Чертов Гифальди! Он вечно выводил ее из себя, нередко одним своим видом. А уж если открывал рот, то только для гадостей или колкостей. Это их роднило, хоть Хельге и было непросто это признавать, но их перепалки могли продолжаться до бесконечности. На тридцатой минуте спора ей хотелось влепить нахалу затрещину, чтобы заставить заткнуться и стереть с лица это ухмыляющееся самодовольство, или же… Или же поцеловать, да так, чтобы сделать больно, искусать губы, заставить глаза широко раскрыться от изумления. То-то бы Гифальди был поражен. Поражен ли? Их странные отношения, так и не ставшие полноценной дружбой, незаметно переросли в… в непонятно что.       По мнению Хельги, все это было чушью собачьей, но то она ловила себя на том, что засматривалась на Сида дольше положенного, то ловила на себе его слишком долгие взгляды, чаще всего это переводилось в очередную недобрую шутку или становилось началом новой ссоры, но это повторялось слишком часто, чтобы можно было списать происходящее на случайность. Гифальди никогда не распускал руки, если не считать пьяных объятий. Правда, Хельга, как и Сид, по синьке переобнималась со всеми, с кем только можно было, но лишь его руки на ее плечах не вызывали желания поскорее их оттуда сбросить.       Иногда они общались только вдвоем, чаще всего это были ночные посиделки с пивом и бургерами, чипсами, и это было довольно приятное времяпрепровождение (если уж признаться себе откровенно), однако Хельге казалось, что в первую очередь ими движет нежелание отправляться домой, где их никто не ждет, а не потребность побыть друг с другом наедине. Она и сама не знала точно. Хельга любила Арнольда уже много лет, так что для Сида в ее мире не должно быть места, но… Теперь ее одолевали сомнения. И если еще совсем недавно они напоминали маленькие волны с барашками у морского берега, что легко разбивались о ее ступни, то теперь она погружалась в воду с головой, а дна под ногами не ощущалось.       Хельга подхватила откупоренную бутылку у края раковины. На дне плескалось, судя по запаху, вино, вряд ли кто-то из собравшихся в гостиной предпочитал белое сухое, скорее всего, миссис Берман баловала себя бокальчиком за просмотром очередной серии мыльной оперы, потому она без опаски приложилась губами к горлышку и сделала глоток. Напитка осталось совсем чуть-чуть, и Хельга, не раздумывая, опустошила бутылку и, все еще сжимая ее в руках, направилась обратно в гостиную.       — О, Патаки, мы уже решили, что ты подалась в бега до Новой Зеландии, — прогнусавил Стинки, стоило ей появиться на пороге комнаты.       — Уже и в уборную пойти нельзя, чтобы тебя не хватились, — пробурчала Хельга, плюхаясь на свое прежнее место на ковре у дивана.       — А знаете что? — подал голос Берман. — Вот это натолкнуло меня на мысль, может, поиграем? — он указал на бутылку из-под вина, которую Хельга приволокла с собой.       — В бутылочку? — уточнила она, поморщившись. — Ты что, тринадцатилетний озабоченный подросток? И, к тому же, вас тут пятеро парней, я не собираюсь становиться свидетелем ваших гомоигрищ.       Сегодня их компания действительно содержала на два человека больше. Помимо обычных ее, Сида, Стинки и Гарольда, был некий закадычный друг последнего, коего никто раньше не видел, тощий парень в очках с модной оправой, судя по фамилии, тоже еврей, промолчавший весь вечер. А также паренек по имени Алан, сын местного эксцентричного миллионера, который изо всех сил старался не афишировать этот факт и тоже, в основном, молчал. Хельга и представить себе не могла, где им удалось выцепить этого парнишку, должно быть, ему не доставало новых впечатлений.       — Пф, расслабься, — подал голос Сид, до странности долго до этого молчавший, — думаю, здоровяк имеет в виду «Правду или вызов» с элементом случайности. Так что от группового гей-порно мы тебя избавим.       — Или, может быть, ты струсила, мисс Мои-Ботинки-В-Канаве? Может быть, правда окажется не слишком приятной? — с хитрецой вопросил Берман.       Хельга хмыкнула.       — Вот еще, я тебе не какая-нибудь сопливая девчонка, но гляди, как бы ты сам не пожалел.       — Значит, участвуешь?       — Участвую, — твердо заявила она, расправляя плечи.       — Тогда не будем терять время, — сказал Сид, беря из Хельгиных рук бутылку.       Все уселись плотным кольцом.       — Для тех, кто забыл, напоминаю правила, — начал Стинки. — На кого указывает горло бутылки, тот либо отвечает на вопрос — правдиво — либо выполняет желание того, кто бутылку крутанул. Тот, кто отстрелялся, крутит следующим.       На эти наставления никто даже не кивнул, затем присутствующие разыграли право крутить первым в «Камень, ножницы, бумагу». Оно досталось Петерсону. Он попытался коварно сощурить глаза перед тем, как крутануть бутылку, дабы добавить происходящему интриги, на что Хельга только закатила глаза. Впрочем, стоило судьбоносной бутылочке остановиться, как его коварство, а заодно и фантазия — иссякли. Горлышко указывало на дружка Бермана, имени которого она уже даже и не помнила. Как и все, наверное.       Сложив руки на манер мистера Бернса из «Симпсонов», Стинки поручил бедняге, выбравшему вызов, съесть целиком лимон, щедро сдобренный солью. С горем пополам тот выполнил задание и, кривясь, принял эстафету. Следующим оказался Сид, который тоже избрал вызов. У еврейчика с воображением оказалось получше, и он дал задание вынюхать тому мучную дорожку через свернутую трубочкой двадцатидолларовую купюру. Зрелище было забавным. С вызовом Гифальди справился довольно быстро и умело, но все сопровождалось смешными эффектами в виде чихания тестом и мучной пылью, покрывшей вокруг все в радиусе ярда, в том числе покрытые тату плечи страдальца, от чего они выглядели так, будто на них наложили светофильтр.       Смеясь и матерясь, Сид вернулся в круг, следующий ход выпал самой Хельге, которая уже успела заскучать и несколько секунд взирала на бутылку, смекая, что сейчас произошло. Гарольд одобрительно присвистнул и ткнул ее в бок.       — Выбирай «вызов», не пожалеешь.       — Заткнись, жиртрест, — зашипела она и отвела глаза, но столкнулась с прищуренными черными глазами Сида.       — Правда или вызов, Хельга? — самодовольно спросил он, складывая руки на груди. Он редко звал ее по имени.       — Вызов, — выпалила она, не успев как следует поразмыслить.       Сид пожал плечами.       — Сама напросилась, — угрожающе-игриво промолвил он.       Но на деле вызов оказался не таким уж и сложным. Взяв со стола стакан, он смешал в нем примерно поровну всего спиртного, что имелось, и присыпал перцем.       — Всего-то? — с удивлением уточнила Хельга.       — Пей до дна, — нараспев начал Гарольд, и к нему присоединились все присутствующие. — Пей до дна! Пей до дна!       Смерив взглядом стакан, она попыталась понять, в чем же кроется подвох, но глоток сделала.       — Давай-давай, для тебя я даже плеснул тоника, а это не в моих алкогольных правилах, — напомнил Гифальди.       Зажмурившись, Хельга опрокинула стакан залпом, народ вокруг уставился на нее во все глаза, дожидаясь некой и не понятной ей реакции от нее же.       — Что? — спросила она и только на выдохе почувствовала, что губы запекло, а затем огнем охватило весь рот. Хельгу мгновенно окатило жаром, из глаз брызнули слезы, и она закашлялась под всеобщие смешки.       — Я назову этот коктейль «Хиросима и Нагасаки», — сказал Сид, помахивая перед ней небольшой бутылочкой с соусом табаско.       — Сука, — просипела Хельга. Из-за смеси вкусов она не ощутила пряного привкуса соуса на дне, не смешавшегося с остальной субстанцией. — Ну ты… и еблан… Гифальди, — процедила она между приступами сухого кашля.       Она кинулась к первой попавшейся бутылке пива и выхлестала ее до дна. Как же она ненавидела каждого в этой комнате, особенно Гифальди, особенно за его тупое чувство юмора, и Бермана, который затеял эту поганую игру, да еще и подбил ее выбрать «вызов».       Когда жжение в горле стало терпимым, а последние гадкие смешки утихли, Хельга вернулась в круг с твердым решением отомстить сволоте. И фортуна оказалась на ее стороне, бутылка, сделав полтора оборота вокруг оси, остановилась четко под прямым углом к Гарольду.       — Правда или вызов, поросенок? — едва скрывая злорадство, спросила она. Тот, явно не ожидавший, что расплата может наступить, да еще и так быстро, опешил.       — «Правда» для слабаков! — рявкнул он со всей возможной напускной бравадой. — А «вызов», Патаки!       Внутри Хельга на радостях сделала сальто. Она уже давно приметила баллон взбитых сливок, хрен знает зачем стоящий на столе среди выпивки. Хорошенько потрусив баллончик, она щедро покрыла сливками… свои ботинки. Немая сцена длилась как минимум пару минут, от чего Хельге, окруженной хмельной дымкой, хотелось расхохотаться во все обожженное горло.       — И… Что с этим делать? — насторожился Берман.       — Как что? Вылизывай, мудила! — отчеканила Хельга, будто поясняя очевидные вещи. Вот теперь острое желание смеяться отступило, но зато громче всех заржал Гифальди — конечно, при виде перекошенной физиономии Гарольда трудно было удержаться от смеха.       — И, давай, чтобы блестели, не то по второму кругу пойдешь, — заверила его Хельга.       Нехотя, с вселенской печалью во взгляде, Берман встал перед ней на колени.       — Представь, что это твоя подружка, — «подбодрил» его Стинки, хлопая по плечу.       — Отъебись, носатый, — рыкнул тот в ответ, яростно сбрасывая его руку и принимаясь за дело.       Хельга могла поставить сколько угодно на то, что это были самые долгие минуты в его жизни, что подтверждали полные гнева взгляды, которые тот, по возможности, бросал в ее сторону. Весь его обиженный и рассерженный вид вопил о том, что, в случае чего, Хельге тоже не поздоровится, но удовлетворение от состоявшегося было так велико, что она тут же отогнала от себя эти мысли прочь. К тому же, теперь она чувствовала себя действительно опьяневшей, чтобы не тревожиться и потерять счет времени.       В следующий отрезок времени было на что посмотреть. Ход перешел к Алану, которому было задано встать на четвереньки и с серьезным лицом пролаять мотив гимна США, что особенно эффектно смотрелось с оглядкой на его стиль в одежде, с закосом то ли под Камю, то ли Гинзберга. Следующим, согласно жребию, был Стинки, он исполнил эротический танец с шваброй и с ведром на голове. Далее ход перешел вновь к Сиду, которому дружбан поручил просто приготовить сэндвич побольше и с некоторыми трудностями получил его. Следующим оказался Гарольд, и ему пришлось натянуть на голову мамочкин бюстгальтер на манер авиационных очков, что, конечно, произвело весьма комичный эффект.       И вот, когда горлышко бутылки вновь указало на Хельгу, все затихли, переводя взгляды с нее на Бермана, шоу обещало быть красочным, все понимали, что сейчас ей придется несладко. Гарольд ехидно ухмыльнулся и елейным голоском спросил:       — Правда или вызов, Патаки? — Хельга замешкалась на секунду, соображая, как бы по-ершистей ответить зарвавшемуся приятелю, но тот сам прервал ее размышления.       — Может, сигаретку? — тем же невинным тоном предложил он, но его поросячьи глазки светились таким недобрым огнем, что у Хельги не сталось сомнений насчет того, на что он намекает. «Правда», как вариант, помахала ручкой и испарилась.       — Вызов, — гаркнула она, всеми силами пытаясь скрыть досаду от осознания того, что сейчас ей будут мстить.       Пожав плечами, как бы перекладывая на нее всю ответственность, Гарольд поднял с пола все тот же баллон со сливками. Хельга закатила глаза. Неужели у него не хватит фантазии придумать свое позорное задание, а ей придется полировать его ботинки? Но неожиданно Берман направился к Сиду, вальяжно развалившемуся в кресле и так и не удосужившемуся одеться. Встряхнув баллончик, он проложил белую дорожку из сливок от грудины до полоски волос, уходящих за пояс джинсов. Хельга пару раз хлопнула глазами.       — Это что такое, блядь?!       — Почисти-ка его.       Она фыркнула.       — И только-то?       — Пользуясь только языком.       Берман мерзко заржал, его поддержал сам объект задания, которого, похоже, ни хрена не смущало.       — Ты охуел, что ли? — взвыла Хельга       — Это не самое страшное, Патаки, или, может быть, ты все-таки хочешь выбрать правду?       Он пощелкал зажигалкой почти у самого ее носа, и на Хельгу накатила волна такой необузданной злости, что руки сами потянулись к шее ублюдка.       — Но-но-но, — предостерегающе затянул тот. — Лучше не теряй времени даром.       И Хельга не теряла. Здравомыслие подсказывало, что чем быстрее она с этим разделается, тем больше у нее шансов сохранить лицо. Имя Патаки не должно оказаться запятнанным, зря, что ли, столько времени было потрачено на заработок репутации бесстрашной задиры, чтобы какой-то бурдюк, который, небось, еще писается в кроватку, так просто ее загубил.       Радовало только, что все тут были достаточно пьяны, чтобы происходящее ненадолго отпечаталось в их памяти. Это же касалось и самой Хельги, которая надеялась поскорее разделаться с этим и забыть. Она встала на колени, слегка покачиваясь, и заправила волосы за уши.       — Знал бы ты, как я сейчас тебя ненавижу, — произнесла она не своим голосом, обращаясь к Сиду. Это должно было походить на рык, но вышло жалкое блеяние.       Глаза Гифальди были направленны прямиком на нее, Хельга ощущала, как они прожигали ее макушку, когда она впервые коснулась его живота острожным движением языка, а затем снова и снова… От него странно пахло пивом, которое он пролил на себя, одеколоном, самую малость потом, и, конечно же, от него сладко тянуло сливками, но было что-то еще, глубокое и маскулинное, и еще приятное. Язык прошелся почти до самой грудины, и Хельга позволила себе поднять взгляд к его лицу. Ничего необычного, только губы сжались чуть плотнее, а темные глаза сияли каким-то потусторонним огнем. Это завораживало. Она сделала глубокий вдох, а затем поток нагретого воздуха на выдохе прошелся вниз от пупка.       Она не смотрела по сторонам, по правде говоря, ее не волновало, что сейчас она была объектом пристального внимания всей их компании, ей казалось, что она занимается этим уже целую вечность, и это вполне нормально. Хельга ощутила, как его пресс слегка напрягся, ей подумалось, что, если бы с ней самой проделывали нечто подобное, то ее реакция была бы похожей, и, словно вторя ее мыслям, ее собственный живот свело судорогой, и эта жгучая волна последовала ниже, ниже, ниже… Голова шла кругом. Уж не отравили ли ее, не подмешали в один из стаканов какое-то вещество, или же у табаско есть скрытые свойства афродизиака.       Хельга машинально сжала бедра, и сердце учащенно забилось — ее губы были совсем близко к той самой дорожке волос, тянущейся к паху. Живот Гифальди снова едва заметно напрягся под воздействием ее дыхания. Хельга усмехнулась, ощущая, что под ее ладонью, удобства ли ради, забавы ли ради, лежавшая в области его ширинки плоть, стала крепнуть и подниматься. В любой другой ситуации она бы отскочила назад, перед тем отвесив Гифальди оплеуху и гордо удалилась бы прочь. Но сейчас происходящее распаляло ее. Такого с Хельгой почти не случалось, если исключить редкие сны в период пубертата, которые она считала лишь уделом мальчишек.       С заданием она почти справилась, к тому же, получила подтверждение своих каких-никаких умений. Но этого было мало, так чертовски мало, что каждая клеточка тела изнывала от жажды. Лицо Хельги горело, будто в комнате кто-то подкрутил термостат, она сделала еще один глубокий вздох и, пристально глядя Сиду в глаза, поднялась, опираясь о его колени. В области солнечного сплетения оставалось еще немного сливок.       — Эй, еще не все, ты… — завел шарманку Берман, но, удивив всех присутствующих и в том числе себя, будто хищная кошка, подобравшись перед прыжком, она запрыгнула на Сида и крепко сжала его лицо в своих ладонях.       — Если ты скажешь хоть слово, я тебя убью, говнюк.       А затем поцеловала грубо, с явным намерением сделать больно, пуская в ход зубы, перекрывая дыхание. Но одностороннюю экзекуцию это напоминало недолго. Гифальди ответил ей с такой же страстью и тем же напором. Это напоминало противостояние. Ногти Хельги глубоко впились в его плечи, когда Сид протолкнул язык в ее раскрытые губы и щекотно прошелся вдоль нёба. Хельга ощутила его руки на своей пояснице, он слегка надавил на нее, заставляя ту буквально оседлать его таз и, прогнувшись в спине, прижаться к его торсу. Он стал поглаживать ее по спине от лопаток до копчика, и, спустя минуту таких ласк, Хельга обнаружила себя крепко обнимающей Сида за шею.       «Что за безумие?!» — пронеслось у нее в голове, но эта тонкая, точно паутинка, нитка здравого смысла вмиг была перерезана острием накаляющегося возбуждения. Разомкнув уста, они взглянули друг на друга, на губах Сида играла загадочная усмешка.       — Теперь ты понял, как я тебя ненавижу, Гифальди? — едва переводя дыхание, но не без иронии, спросила Хельга.       — О, да, — хрипловато ответил он, — но я люблю доводить начатое до конца.       Он снова взял ее губы в плен, а до слуха Хельги дошли пара присвистываний. Внезапно она почувствовала, что стоит на ногах, хотя паршивец Гифальди был все еще близко. Он развернул ее за плечи в сторону лестницы и, крепко обняв за талию, под свист и улюлюканье, повел на второй этаж.       Ноги Хельги были совершенно ватными и мелко дрожали в коленях, так что Сид почти тащил ее на себе. Они ввалились в первую попавшуюся комнату, судя по скромности обстановки, гостевую спальню. К счастью, до кровати было недалеко, а на дверях имелся замок.       Головокружение, будто волны в приливе, вынесли ее на потертое тусклого цвета покрывало. Хельга моргнула лишь раз и дернула головой, чтобы убрать волосы с лица, а когда открыла глаза, по обе стороны от ее головы возвышались две, густо покрытые татуировками, руки. Сид нависал над ней, впервые за вечер смотрел на нее с серьезностью. Сказал он только одно:       — Уверена?       На что Хельга только закатила глаза.       — Давай уже! — она притянула его за шею ближе к себе, и Гифальди прижался к ней всем телом.       Отпрянув от губ Хельги, он переключился на ее шею, точнее, тот участок, который был доступен в узком вырезе толстовки, тем временем ее руки блуждали по его оголенной спине. Кончиками пальцев она чувствовала, как едва ощутимо поигрывали под кожей мышцы. В конце концов, близость показалась им недостаточно тесной, и Сид нетерпеливо стянул ее толстовку через голову и сразу же запустил обе руки под свободную майку-алкоголичку, нащупывая небольшую грудь. Хельга отозвалась на его действия шумным выдохом, чуть запрокинув голову назад. По коже побежали мурашки, рождая приятную пульсацию в промежности. Гифальди слегка отодвинулся назад и, задрав майку, припал губами к ее впалому животу. Ее живот казался ей очень горячим, но рот Сида был еще горячее.       Обведя языком отверстие пупка, он расстегнул пуговицу на ее джинсах и дернул молнию вниз. Когда тот избавил ее от брюк, она настойчиво потянула его выше и проделала то же самое с ним. Гифальди чуть вздрогнул, когда она неловко коснулась его эрекции через эластичную ткань белья, потому Хельга повторила это же действие уже специально, игриво усмехнувшись.       Порою Хельга задумывалась, каким может быть Сид Гифальди в постели, с оглядкой на его репутацию мудака — ничего хорошего не предвиделось, но реальность оказалась совсем другой. Она удивляла Хельгу, срывала с ее губ тихие стоны, заставляя дрожать всем телом и в то же время изнывать от жара, крутила вертела комнату вокруг своей оси, будто горячка, и имя ей — Сид Гифальди.       Она чуть не задохнулась, когда его шершавые руки коснулись ее половых губ, дразняще задели клитор. Один из пальцев осторожно проник в ее влажное и горячее влагалище и сделал несколько ритмичных движений, пока губы вернулись к затвердевшим соскам. Второй, вторгшийся в нее, принес немного саднящей боли, но она тонула в океане ощущений, чья поверхность давно сомкнулась над головой Хельги, вода давила на уши, а в легких кончался воздух.       Она жаждала еще большего, все ее существо нетерпеливо стремилось к разрядке. Приподнимаясь на локтях, Хельга приняла полу-сидящее положение, в самый первый раз сжала лицо Сида и легко поцеловала в губы.       — Давай, — повторила она, но на этот раз тихо и мягко, пристально глядя в его затуманенные желанием глаза. Она сама освободила его и себя от остатков одежды и откинулась на подушки, пока Гифальди искал в кармане своих джинсов кондом.       Он вошел в нее аккуратно, не сводя взгляда с лица, и лишь когда с губ Хельги сорвался стон, который нельзя было истолковать двояко, позволил себе начать двигаться. Хельга выгибалась, сминая под ними простыни, тяжело дышала. Она привлекла Сида как можно ближе, соединяя множество точек на их телах, пытаясь заставить его член войти в нее как можно глубже. Легкое саднение внутри с лихвой компенсировалось поглаживанием бедер и покусыванием шеи, а также глубоким дыханием Гифальди в такт немного несдержанным толчкам. Трясущимися пальцами Хельга прошлась вдоль позвоночника, будь у нее ногти подлинней, она непременно оставила бы на его спине метки — подобная мысль пришла ей уже второй раз за полчаса.       Больше, сильнее, глубже. В какой-то момент даже мира стало слишком много, ноги утопающего коснулись дна. Хельгу Патаки захлестнуло волной оргазма, прошедшегося до самых кончиков пальцев ног, и толща воды толкнула ее обратно к поверхности…       Последняя капля сливок очутилась на ее губах и тут же была подхвачена языком. Опьяненная алкоголем и смешением чувств, Хельга подняла голову, а затем выпрямилась, отступая назад.       — Ну что, довольны, козлины? — она глядела куда-то в сторону, потому до конца не было ясно, кому адресован вопрос.       — Более чем, — отозвался Берман, — не хочешь подумать о профессиональной…       — Завали варежку! — окрысилась Хельга, взмахнув руками, и случайно задела пару стаканов. Те с грохотом повалились на пол, но не разбились, а лишь покатились на середину комнаты.       Она потерла веки, сжав их как можно плотнее, чтобы попробовать прогнать эту действительность, где все было так… Так, как было.       — Заебали ваши игры, — бросила она, нетвердым шагом направляясь к двери.       На улице было даже как-то слишком тихо и еще холодно. Через минуту Хельга уже пожалела, что не прихватила верхнюю одежду, но возвращаться назад прямо сейчас — было выше ее сил.       Нащупав в кармане пачку, она вынула одну сигарету и закурила, затягиваясь как можно глубже. Колени по-прежнему потряхивало то ли из-за того, что она успела продрогнуть, то ли из-за остатков возбуждения. Хельга, съежившись, присела на ступеньки и направила взгляд к фонарю. Ее раздражало, что она чувствовала себя такой разочарованной. Да, это было подходящим словом, и за это ей тоже было стыдно, она ведь с трудом переносила Сида Гифальди в реальности, по крайней мере, это было ее установкой, а в полуотключке навоображала себе такого, что это теперь будет преследовать, стоит только закрыть глаза.       Вдруг дверь скрипнула, не успела Хельга обернуться, на ее плечи что-то опустилось. Гифальди стоял рядом и как раз пытался прикурить свою сигарету.       — Что-то не так? — спросил он, прищурив один глаз от дыма.       Хельга фыркнула, кутаясь в собственную куртку.       — А, по-твоему, все как обычно? Берман просто ебанат охуевший, и мне с самого начала не нравилась эта затея, — выпалила она на одном дыхании.       Сид рассмеялся, привычно ероша волосы.       — По-моему, у тебя все отлично выходило.       — Очень смешно!       Хельга долго смотрела в его лицо. Оно светилось от нахальной усмешки, будто приклеенной к губам, густые брови, формирующие плавные изгибы, под которыми угольками горели глаза, нос с горбинкой и щетина смотрелись весьма гармонично. Не такой красивый, как Арнольд, но хорош, притягателен…       Тряхнув головой, Хельга поднялась и раздавила ботинком брошенный под ноги окурок.       — Пойду я.       — Провести? — спросил Гифальди и тоже встал.       — Обойдусь, — бросила она, просовывая руки в рукава. — Да и не стоит слишком входить в роль джентльмена, а то отвыкнешь быть мудаком, а это уже для всех нас будет слишком.       Хельга сделала ровно три шага от крыльца, и голос Сида донесся до нее снова.       — А я ведь не хотел мешать тот херов коктейль.       Она обернулась и вопросительно вскинула брови, хотя, в полумраке ее насмешливое выражение лица нельзя было разглядеть в полной мере.       — Хотел кое-что другое, — продолжал Гифальди, преодолевая тот небольшой промежуток, что их разделял.       И поцеловал.       Ее глаза широко распахнулись от изумления, глаза же Сида — она смогла разглядеть это и с близкого расстояния, даже сейчас хитро сверкнули. Чертов Гифальди определенно доведет ее до ручки. Хельга ответила на поцелуй, и его руки опустились на ее талию.       — И что это было? — вопросила она, в тщательный попытке придать голосу возмущенный тон. — Правда или вызов?       — И то, и другое, думаю. Но, если это не так уж очевидно, можем повторять, сколько хочешь.       — Балда, — беззлобно выдала Хельга, отвесив ему шлепок по макушке, и потянулась за новым поцелуем.