Рисунок

      — Шифер? Что ты тут делаешь? — спросил Ренджи, глядя на такого же удивлённого Улькиорру.       Он вместе с Рукией, Урахарой и Йоруичи отправились искать Ичиго. Погода резко испортилась, а Куросаки в очередной раз куда-то исчез.       — Ищу Гримма. А вы? — Шифер обвёл взглядом стоящих перед ним людей и нахмурился.       Шторм усилился, а Джагерджак куда-то запропастился. Телефон валялся в номере на кровати, как и планшетник, а такое бывало не часто.       — Ищем Ичиго? — пожав плечами, ответила Рукия.       Все уже потихоньку подозревали, что эти двое встретились.       — Полагаю, что они оба отправились туда, где утром рисовал Ичиго, а значит, искать их — бесполезно.       Куросаки всегда находил для своих художеств самые отдалённые уголки, самые необыкновенные места, куда только можно было попасть. И Урахара знал это, но вот встреча с Айзеном Соуске его действительно удивила. Но куда больше его поразило открытие, что Ичиго так часто рисовал не кого-нибудь, а сына Айзена. Вот так повторение истории...       — С чего Вы взяли, Урахара-сан? — спросил Ренджи, глядя на крёстного Куросаки.       — С того, что вот их обувь, и стоит она рядом, — вместо Киске ответил Айзен, указывая на две пары вьетнамок, стоящих рядом.       Он-то точно знал, что волноваться не о чем. В любом случае, вдвоём они со всем справятся и вернутся домой целыми и невредимыми.       — Исходя из этого, можно расслабиться и отправляться в отель, пока не начался дождь, — спокойно сказал Улькиорра, пожимая плечами.       Если уж его друг зациклился на ком-то, это надолго, хотя такую яркую одержимость Шифер видел у него впервые. Это точно было что-то большее, чем просто заинтересованность.       — Согласна, — кивнула Рукия.       Она прекрасно знала, что эти двое неровно дышат друг к другу, а эта встреча, возможно, — их последний шанс всё выяснить, ведь в универе они точно будут держаться подальше один от другого.       — Пусть развлекаются, не пропадут, — махнул рукой Ренджи, надеясь, что его друг будет счастлив.       Абарай, конечно, не радовался такому вот выбору, но Ичиго любил Джагерджака, это было очевидно так же, как и то, что Гриммджоу неравнодушен к нему.       — Тогда пойдёмте отсюда, пока дождь не начался, — подытожила Йоруичи.       Волнение немного поугасло, и все разошли по комнатам. Кто-то спать, кто-то что-то перекусить, кто-то телевизор посмотреть или почитать книгу... Все знали, что вдвоём они справятся, а погода тем временем всё ухудшалась: ветер усилился, небо стало тяжело-чёрным, дождь хлестал, словно плетьми, а море бушевало не на шутку.

***

      — Ты во всём видишь что-то прекрасное? — спросил Гриммджоу, глядя на спину рисующего Ичиго.       Они сидели в пещерке уже около двух часов, а значит, было где-то двенадцать часов дня, хотя на улице было темно, как ночью. Их убежище освещал разведённый Джагерджаком костёр, благо, у Куросаки в рюкзаке нашлось много полезного, помимо принадлежностей для рисования, а дрова, точнее, сухие ветки, обнаружились в прилегающей к их пещерке. Туда их принёс явно кто-то другой, но это сейчас их не волновало. Разглядывая Куросаки, Гриммджоу подмечал напряжённую, ровную спину и шею, закушенную губу, глаза, скользящие взглядом то на картину, то на море, и руки, порхающие над полотном, меняющие кисти и смешивающие краски.       — А разве это не прекрасно? — отозвался Куросаки, делая новые мазки на картине.       Бушующее море было великолепно, вдохновляло и подталкивало рисовать.       — Это опасно, — парировал Гриммджоу, разглядывая потолок пещеры.       Лежать на камнях почти голым было не особо комфортно, но в мокрых вещах было бы ещё хуже, так что одежду пришлось снять. Ичиго тоже сидел в одних только чёрных плавках.       — Опасность завораживает, — улыбнулся Куросаки, переводя взгляд на стихию.       Волнение моря, брызги волн, разбивающихся о скалы, ветер, сгибающий всё на своём пути, дождь, бьющий по воде, словно карающий её за что-то, — всё это вдохновляло Ичиго. Он видел в этом нечто живое, трепещущее, необычное.       — Чем она тебя так привлекает? — спросил Гриммджоу, приподнимаясь на локтях.       Куросаки всё так же не отрывался от своей картины, которая была почти готова.       — Непредсказуемостью, стихийностью, красотой и неповторимостью. Опасность чувствуется только мгновение, которое необходимо запомнить, потому что потом это уже всё, что угодно: страх, неизбежность, восхищение, неизвестность, отчаянье, печаль, но только не опасность, — ответил Ичиго, делая последние штрихи на полотне.       Гриммджоу заинтересованно поднялся и сел, разглядывая парня.       — А в любовь это перерастает? — поинтересовался Джагерджак.       Ичиго поднялся и отошёл немного назад, разглядывая картину.       — Порой чувство опасности перерастает во влюблённость, а, впоследствии, и в любовь, — ответил Куросаки. — Что скажешь? — он обернулся к Гриммджоу, демонстрируя картину.       Джагерджак посмотрел на него с интересом, а потом — на полотно, и замер. Казалось, что море на картине ещё более живое, чем то, которое он видел на улице. Тёмные цвета размешивались со светлыми, тучи в небе казались не суровыми, а укрывающими и немного строгими, как родители, которые и сердятся, и ругать не могут, море было совсем не злым, скорее, напоминало весёлого, озорного шалунишку, который в отсутствие старших затеял очередную пакость, дождь был лёгким и оживляющим, как друг-подельник. Картина была очень красивой и нежной, передавая, при этом, ту самую опасность, которая резко колыхнулась в голове.       — Это завораживает, — улыбнулся Гриммджоу.       Ичиго переставил мольберт с готовым изображением вглубь пещеры и сел рядом с Джагерджаком.       — У тебя талант.       Куросаки кивнул, глядя на море:       — Мне все это говорят, но спасибо, — ответил Ичиго, и Гриммджоу уловил в этих словах грусть.       Это был подходящий момент, осталось только не наделать глупостей. Он внимательно посмотрел на парня:       — Не о чем грустить или жалеть, — тихо сказал Джагерджак.       Куросаки вскинул на него голову и удивлённо заморгал. Таких слов он не ожидал, ведь это же Гриммджоу Джагерджак — тот, кто ничего о нём не знает. Но вдруг показалось, что он знает много, гораздо больше, чем знает кто-либо другой. Такое странное ощущение, от которого не знаешь, куда бежать, и не понимаешь, что делать, от которого мурашки по всему телу и тепло где-то в груди.       — У тебя выразительные глаза и ты — опасный, поэтому я так часто тебя рисовал. Ты очень необычный человек, который пытается быть суровым, но на самом деле совсем не такой, — неожиданно сказал Ичиго.       Гриммджоу удивлённо посмотрел на него. По всему выходило, что отец опять оказался прав. Почему-то сил сдерживать вопросы и подбирать слова не было, сердце бешено стучало, а мозг отказывался что-то соображать.       — А какой же я? — спросил Джагерджак, подвигаясь ближе и заглядывая в глаза Куросаки.       — Ты дикий, — ответил Ичиго. — Как зверь, в тебе есть что-то хищное, поэтому ты такой необычный. Не знаю, как это объяснить, но ты словно сам ещё не решил, кто ты такой: зверь, вечно ищущий свою жертву, или философ, готовый мыслить и раздумывать жизнь напролёт. Одно я знаю точно: ты не хочешь провести жизнь скучно, ты готов сжечь её ради одного яркого момента, а значит, быть зверем тебе нравится гораздо больше, — он пожал плечами, глядя в голубые глаза.       Гриммджоу всё так же удивлённо смотрел на него. Определённо, Куросаки точно умел заглядывать в души людей, потому что такое ему никто и никогда не мог рассказать, ведь никто об этом не знал. Джагерджак таил это глубоко в себе, но не так давно всё же сделал выбор.       — Ты видишь то, что скрыто от чужих глаз. Это дар, который стоит оберегать, — отозвался Гриммджоу.       Ичиго немного вздрогнул и робко улыбнулся, не ожидая такого ответа.       — Обычно люди не так говорят, — с улыбкой, спрятанной где-то в уголках губ, ответил Куросаки.       — А как обычно говорят люди? — приподняв бровь, спросил Джагерджак.       — Иди к чёрту.       Ребята засмеялись, впервые друг для друга. Для обоих всё, что сейчас происходило, было в новинку, ведь они-то толком и не знали один другого.       — Я учту, — хмыкнул, отсмеявшись, Гриммджоу.       Ичиго кивнул, передёрнув плечами и поёжившись от сильного потока холодного ветра. От глаз Джагерджака это явно не укрылось.       — Иди сюда, — он раскрыл объятья и кивнул Куросаки.       Тот удивлённо захлопал глазами, не понимая, чего от него хотят.       — Холодно. Так проще согреться, — пояснил Гриммджоу.       Ичиго ещё пару мгновений раздумывал, а потом удобно устроился между раздвинутых ног Джагерджака, облокачиваясь спиной на его грудь, и почувствовал смыкающиеся на его талии сильные руки. Тело у Гриммджоу было сильным и горячим, дыхание щекотало шею, а руки укрывали от всех проблем и невзгод. Было так странно сидеть в его объятьях и чувствовать себя до безобразия счастливым. Видимо, всё же, Ренджи был прав: между ними не всё так просто. Совсем не просто. Джагерджак крепко прижал к себе тонкое гибкое тело, отмечая, что кожа у Куросаки холодная, но нежная и бархатная.       — Гримм... — после продолжительного молчания позвал Ичиго.       Гриммджоу удивлённо глянул на закрытые глаза и откинутую на его плечо голову, и решил не обижаться на «Гримма».       — Ммм... — немного лениво ответил Джагерджак, поглаживая пальцем живот парня.       Куросаки мурлыкнул и потёрся щекой о его плечо. Гриммджоу улыбнулся этому кошачьему поведению. Было стойкое ощущение, что они каждый день вот так сидят и молчат или говорят, любуясь морем.       — Расскажи мне о себе, — попросил Ичиго.       Он действительно хотел знать о прошлом Джагерджака, о его семье, о том, что он любит, какие у него увлечения... Куросаки просто вдруг почувствовал, что та пропасть между ними, которая была раньше, исчезла, а возможно, её и вовсе никогда не было, просто они отказывались видеть тот мост, который их связывал. Всегда связывал.       — Что ты хочешь знать? — вопрос Гриммджоу и удивил, и обрадовал, ведь он означал, что не только он что-то чувствует.       Если точнее, у этого чего-то было вполне чёткое название, но Джагерджак пока не был готов произнести это название даже про себя.       — Всё. Где ты родился, кто твои родители, семья, друзья, какие у тебя интересы? — Ичиго действительно хотел знать всё, его глаза загорелись предвкушением, интересом.       За эти пару-тройку часов, что они вместе, Куросаки окрестил про себя Джагерджака сапфиром, который имеет множество граней, и каждую из них он очень хотел узнать.       — Ну, я родился в Окаяме 15 марта 1993 года. Мой отец — Айзен Соуске — врач, кардиохирург, а мама — Микото Джагерджак — была моделью. Когда мне было шесть лет, в частной клинике отца умерла семейная пара, неудачная операция по пересадке сердца. Врачи были не виноваты, но папа всё равно чувствовал ответственность за мальчика, который вследствие этой операции остался сиротой, поэтому и усыновил его. Так у меня появился брат не по крови, но по духу — Улькиорра Шифер. А через год после этого события, когда мне было семь, у мамы обнаружили рак костей, она медленно угасала у нас на глазах, и ничто не могло помочь. Ещё через два года её не стало. Сегодня вот выяснилось, что наши с тобой отцы учились вместе, а потом и работали тоже, пока не разъехались по разным городам, — на этом он замолчал.       Ичиго кивнул. Ему было очевидно, что его отец рассказал то, что знал о его семье.       — Хочешь знать то, что случилось с моей семьёй? — тихо, почти утвердительно спросил Куросаки.       Гриммджоу нравилось, что можно было и не спрашивать. Всё-таки, между ними было что-то особенное, что позволяло им понимать друг друга без лишних слов.       — Если хочешь рассказать, — кивнул Джагерджак.       Ичиго мог и хотел рассказать, потому что очень давно держал сильную боль в себе.       — Мои родители всегда казались мне идеальной парой. Они так любили друг друга, что иногда дух перехватывало от того, как они смотрят друг на друга. Так страстно и нежно... Мама была очень чувственной, пропускала через себя всё то, что видела и слышала каждый день. Она говорила, что когда-нибудь я смогу так же рисовать, как она. Хичиго смеялся над этим, говорил, что я маменькин сынок, ведь она забирала меня с тренировок, где мне часто доставалось. Знаешь, после очередной драки я подбегал к ней, пришедшей забрать меня, брал за руку и не отпускал, пока мы не возвращались домой. Мне казалось всегда, что, если я её отпущу, что-то случится, что-то плохое... В тот день мы шли по обычному маршруту, переходили через дорогу, когда маленький мальчик, что шёл за нами, споткнулся и упал, у него шнурок развязался. Я подошёл помочь ему, отпустил мамину руку, а через мгновения, когда я уже шёл к ней, улыбающейся и прекрасной, как ангел, её сбила машина... Пронеслась в миллиметре от моего лица и забрала жизнь моей матери. Мне ещё долго снились кошмары с окровавленным лицом моей мамы, которая тянет ко мне руку, гладит по щеке, улыбается губами, из которых течёт кровь, и что-то шепчет, с этим шёпотом выдыхая жизнь. Она умерла у меня на руках, и я всегда чувствовал ответственность за это. Всегда говорил, что это я убил её, ведь отпустил руку...       Ичиго ненадолго замолчал, прикрыв глаза. Гриммджоу сильнее сжал объятья, прижимая парня ближе к себе. Он знал, каково это, когда ничего не можешь сделать для близкого человека.       — После её смерти я начал рисовать, драться отчаяннее, стал лучшим в своём школьном клубе боевых искусств. Папа повесил в коридоре большой мамин портрет и каждый вечер говорил с ним, рассказывал, как прошёл его день, а я не мог на него смотреть. Мы с братом стали особенно близки после её кончины, казалось, что теперь, вместе, мы справимся... В тот день Хичи сказал, что плохо себя чувствует, и остался дома, мне же пришлось задержаться в школе, попросили помочь с подготовкой к школьному фестивалю. В это сложно поверить, но я был довольно популярен. Когда я добрался до кладбища, там никого не было. Телефоны моих родных не отвечали, я серьёзно начал волноваться, когда прождал их там часа с два, а потом раздался звонок с телефона отца. Это был инспектор полиции, который сказал, что из всех родных у меня остался только брат, который находится на грани жизни и смерти... Я ринулся в больницу. Меня просили пройти на опознание, но я послал врачей куда подальше и отправился к брату. Потом я всем сказал, что он не приходил в сознание, но это не совсем так. Перед самой смертью Хичиго прошептал, что видит маму, и она передаёт мне привет. Потом пришлось смотреть на обезображенные тела сестёр и отца. Урахара взял меня к себе после всего, что произошло.       Куросаки вздохнул. Он уже научился не плакать, вспоминая эту историю, он стал сильным, смог смириться и верил в то, что его родные рады там, на небесах, за ними присмотрит мама, а он сможет стать счастливым тут, возможно, рядом именно с этим человеком, который так крепко сжимает его в своих горячих объятиях.       — Ты справился, — Гриммджоу не знал, что ещё сказать.       Хотелось говорить так банально «я с тобой», «теперь всё хорошо», но этого было мало, поэтому Джагерджак сказал то, что знал сам и хотел бы донести до Ичиго.       — Да, я научился с этим справляться. Было непросто, но научился. Скажи мне, какие у тебя увлечения? — перевёл тему Куросаки, глядя на Гриммджоу из-под полуопущенных ресниц.       Джагерджак пожал плечами и задумался.       — Я играю на гитаре, пишу стихи, люблю кино и крепкий кофе.       Ичиго засмеялся и, сам того не замечая, сильнее прижался к Гриммджоу. Ему нравилось вот так просто сидеть в его объятиях, наслаждаясь тихим спокойным разговором. Он, право, не ожидал, что Джагерджак окажется такой творческой личностью.       — Спой для меня, а я за это сварю тебе крепкий кофе с шоколадом, цедрой апельсина и корицей, — хитро предложил Куросаки, внимательно глядя на Гриммджоу, который уже представлял себе эту картину: Ичиго босиком на его кухне в одной только его рубашке варит по утрам кофе только для него, Джагерджака.       Это было так круто, что он даже на пару минут выпал из реальности.       — Хорошо, но ты поживёшь у меня, после этого отпуска, — не менее хитро предложил Гриммджоу, потому что хотел этого.       Куросаки удивлённо захлопал глазами, пытаясь прийти в себя после такого предложения. Определённо, он хотел пожить у Джагерджака, видеть его каждое утро, варить кофе им обоим, готовить завтрак и знать, что уже не один в пустом, большом доме.       — У тебя?       Гриммджоу усмехнулся на такую вот растерянность, а Ичиго был растерян, это ясно читалось в его глазах.       — В моей квартире в Окаяме. Улькиорра живёт в доме Айзена, а у меня своя квартира, — пояснил Джагерджак.       Куросаки задумался. Вдвоём с ним, в одной квартире, на всё лето... Заманчиво и крайне интересно.       — Хорошо.       Гриммджоу улыбнулся и задумался над тем, что бы ему спеть. Выбор был большой, даже очень, если не слишком, но для Ичиго нужно было нечто особенное, необычное. Что-то, что поможет передать всё то, что просто произнести Джагерджак пока не был готов. Усмехнувшись, он запел, понимая, что под все критерии подбора подходила только одна песня:       — There’s a place out there for us, more than just a prayer or anything we ever dreamed of. So if you feel like giving up cause you don’t fit in down here, fear is crashing in, close your eyes and take my hand.       We can be the kings and queens of anything if we believe. It’s written in the stars that shine above, a world where you and I belong, where faith and love will keep us strong, exactly who we are is just enough yes there’s a place for us, there’s a place for us.       When the water meets the sky, where your heart is free and hope comes back to life, where these broken hands are whole again, we will find what we’ve been waiting for, we were made for so much more       We can be the kings and queens of anything if we believe. It’s written in the stars that shine above, a world where you and I belong, where faith and love will keep us strong, exactly who we are is just enough, yes there’s a place for us, now there’s a place for us       So hold on, now hold on, there’s a place for us       We can be the kings and queens of anything if we believe. It’s written in the stars that shine above, a world where you and I belong, where faith and love will keep us strong, exactly who we are is just enough, exactly who we are is just enough, there’s a place for us.        Голос Гриммджоу лился так красиво и нежно, то поднимался, то опускался, то был громче, то тише... Так красиво, что у Ичиго просто перехватило дыхание, он слушал его с приоткрытым ртом, наслаждаясь красивым, мягким, с лёгкой хрипотцой вокалом. Это было просто невероятно нежно и красиво, словно они действительно могли стать королями сказочной страны и править большим королевством, заботясь о своих подданных. Куросаки прикрыл глаза и увидел большой красивый замок на холме перед бескрайним океаном, цветущие сады, ясное небо, яркое солнце и Джагерджака на шикарном троне, раздающего какие-то приказы. Он был величественным, но в глазах сияла доброта и покой. Так красиво и умиротворённо... Когда голос стих, Ичиго расстроенно открыл глаза и посмотрел на Гриммджоу.       — Нууу... мне так понравилось, а ты замолчал, — надул губки Куросаки.       Джагерджак засмеялся: так его вокальные способности ещё никто не оценивал. Эта песня была совершенно особенной в данной ситуации, да и вообще, для Гриммджоу она значила очень много. Её пела мама, когда в детстве укладывала его спать, обещая, что он станет кем-то особенным и найдёт себе в пару совершенно необычного человека.       — Я сочту за комплимент, — сквозь смех произнёс Джагерджак.       Ичиго уверенно кивнул:       — Это и был комплимент. Песня волшебная, а твой голос просто необыкновенный. Зачем тебе юриспруденция? — хихикнул Куросаки.       Гриммджоу снова засмеялся:       — Я перевёлся на медицинский факультет с этого года, — поведал Джагерджак.       Ичиго удивлённо захлопал глазами, глядя на него. На медицинский? Вот так просто? В голове не укладывалось.       — Как тебе удалось?       Гриммджоу пожал плечами:       — Сдал экзамены по программе первого курса, да и практика в отцовской клинике поспособствовала. Вот и всё. Так что теперь я буду хирургом.       Ичиго задумался, представляя, каково это будет, учиться с ним на одном факультете.       — Ты молодец, поздравляю, — улыбнулся Куросаки.       Гриммджоу улыбнулся в ответ.       — Скажи, а почему ты взял фамилию мамы?       Джагерджак пожал плечами, ему нечасто задавали такой вопрос, вообще, Ичиго был первым, кто спросил.       — Потому что она мне больше нравится. Испанского во мне явно больше, чем японского, как ни посмотри.       Куросаки засмеялся и обернулся к Гриммджоу, оказываясь с ним лицом к лицу, так близко...       — Так ты горячий испанский тореадор? — он хитро прищурился и усмехнулся, вглядываясь в пронзительно-яркие глаза.       Джагерджак усмехнулся в ответ. Ему однозначно нравился поворот событий, даже очень.       — А ты хочешь это проверить? — хитро спросил Гриммджоу, всё так же удерживая парня за талию.       — Да, определённо хочу, — прошептал Ичиго.       Джагерджак прижал его ближе к себе и поцеловал. Касаясь чужих губ своими, обводя их языком, прикусывая нижнюю и получая ответ. Куросаки запутался пальцами в необыкновенно мягких волосах, несмотря на то, что Гриммджоу красил их в синий цвет. Губы у парня были немного обветренные, но мягкие и такие ласковые, нежные и требовательные. Ичиго наслаждался тем, как Джагерджак проводит своим языком по его губам, дёснам, зубам и сплетается с его собственным. Так страстно, что можно сгореть в этом пламени. Было так жарко и хотелось ещё, больше, ближе... Куросаки удобно устроился на ногах Гриммджоу, который сильнее прижал его к себе, сжимая талию.       — Ну что? Проверил? — оторвавшись от таких маняще-сладких губ, спросил Джагерджак.       Ичиго смотрел на него затуманенными глазами:       — Да, идеальный испанский тореадор. Мне нравится.       Гриммджоу усмехнулся и провёл носом по его шее:       — Значит, ты будешь со мной встречаться? — полуспросил, полуприказал Джагерджак.       Ичиго рассмеялся и снова поцеловал его, лёгкое прикосновение, которое было дороже всяких слов.       — Да. Буду.       Гриммджоу кивнул, слегка прикрыв глаза, и поцеловал такие желанные губы снова. Оторвавшись друг от друга, они снова устроились так, чтобы видеть море, а через пару минут Джагерджак заснул. Куросаки посмотрел на него и улыбнулся, осторожно выбрался из чужих объятий и взялся за кисть. Да, спящий Гриммджоу Джагерджак — это редкое зрелище.