Минута слабости

− Я люблю Хиёри, − говорит Коу, и лицо у него каменное, и кажется, будто он совершенно спокоен; но Хиёри знает, что это не так, потому что они слишком похожи, и если у неё внутри всё кувыркается и дрожит, значит, у него тоже. Она не может сдвинуться с места и ждёт Юшина, ждёт кого угодно, кто остановит раскручивающуюся пружину, вспугнутую признанием. Но никто не приходит. Юшин, где же ты? Юшину здесь не место. Она должна сама, сама всё расставить на свои места, но одна-единственная сошедшая с ума пружина застопорила механизм, так бережно отлаживаемый ею весь учебный год, механизм, в котором всё просто и понятно, всё гладко и размеренно. Кто виноват в том, что теперь всё безнадёжно испорчено? − Я люблю Хиёри, − повторяет Коу, ожидая, наверное, хоть чего-то в ответ, пусть не взаимности, пусть самого маленького проблеска, пусть даже робкого отказа. Но Хиёри не может заставить себя шевельнуться, не может открыть рта, не может разрушить оцепенения. Кому как не ей знать, что Коу невыносимы откровения, но она ничем не может ему помочь. Слабый цыплёнок. − …И Юшина тоже. У Хиёри спирает дыхание, и несколько долгих секунд ей кажется, что она ослышалась. Раз за разом Коу преподносит ей сюрпризы. Коу поднимает голову и наконец-то обращается к ней, вместо того, чтобы прикрываться за безликими формулировками. − Я люблю вас обоих. Я люблю наблюдать за тем, как вы проводите время вместе. Я люблю ваши трудности, ваши счастливые моменты, мне нравится, как вы смотритесь вместе. Сказанные Коу вещи кажутся более чем странными, но Хиёри постепенно отмирает, и колотящееся сердце медленно успокаивается, хотя всё должно происходить наоборот. Она продолжает молчать, но, кажется, Коу не так уж сильно ждёт её слов. Ему нужно выговориться, а ей нужно выслушать. Хиёри умеет слушать, всегда умела. Маленький пушистый цыплёнок, которому не боишься рассказывать. Она больше не зовёт мысленно Юшина, она справится и без него. − Я хотел бы… слиться с вами. Стать одним из вас, или сразу обоими, или… Это не для ушей Юшина, пусть Коу называет и его имя тоже; услышав такое, Юшин непременно смутится и от растерянности натянет на себя ничего не выражающее добродушное лицо, но вечно стеснительная Хиёри на этот раз не теряется и осторожно обнимает Коу, продолжая слушать. Не ободряя. Не лукавя, не утверждая, что у него всё непременно наладится, что он должен выкинуть эти мысли из головы и оглядеться по сторонам в поисках собственной дороги. Не убеждая, что жить собственной жизнью – гораздо важнее, чем мечтать о чужой. Всё это Коу понимает и сам, и уже на следующий день он ничем не будет напоминать о минуте собственной слабости, и всё вернётся на круги своя, и отлаженный механизм заработает, и Юшин никогда ничего не узнает.