Чистое поле моей души

- Холмс, поздравляю Вас с успешным завершением дела! – торжественно пожал мне руку Уотсон, продолжив. – У нас ещё есть время, Вы не хотите прогуляться? - Да, дорогой Уотсон… - моя задумчивость меня не покидает даже после завершения дел. - Холмс, с тех пор, как Вы вернулись, произошли изменения. - Какие же, Уотсон? - В Вас… Да, дорогой доктор, Вы правы. Вы не ожидали этого разве? Я такой же человек, как… Прошу искренне прощения, Вы даже и не знали, что я жив. Это до сих пор меня опечаливает… Я три года не был на Родине, и не мог предположить, что для такого человека, как я, это станет сентиментальным и смягчающим не только сущность, но и мысли… Во мне торжествует чистый здравый разум. Я очень внимательно отнесся к логической последовательности фактам и явлений, успешно после разрешив дело… Но я никогда не упускал то, что Ваши старания, действия и решения мне помогают, особенно сейчас… Я гуляю по лесу: высокие сосны стремятся вверх, словно подтверждая единение и духовный подъём. Я за это время не смог отдохнуть, только разрабатывал планы и осуществлял их. - Какой замечательный воздух! – Вы внезапно вывели меня из мыслей. - Уотсон, - неожиданно после короткого молчания вырывается у меня, - пойдемте к тому полю. И передо мной озарились бескрайние просторы Юго-Западной Англии: чистое, ясное, нетронутое поле с дикорастущими целебными (и не только) травами. Мы садимся прямо посреди холма. Я прикрываю глаза и устало вздыхаю… Вы это замечаете, обеспокоенно говоря: - Холмс, что же с Вами случилось? Расскажите мне всё, прошу… Я накрываю Вашу руку своей прежде, чем Вы успеваете закончить мысль. Я поворачиваюсь к Вам, и ловлю рассеянный из-за ослепительного солнечного света взгляд. - Холмс, Вы очень устали, давайте уедем куда-нибудь, отдых Вам пойдёт на пользу. - Ах, Уотсон, - я устало усмехаюсь. – До печального осознания, Вы правы. - Не стоит, расслабьтесь, откройтесь же мне полностью. Доверьтесь мне, Шерлок, - внезапно Вы назвали меня по имени. Это для меня значило близость… как с природой. Я понимал, что готов Вам всё рассказать. - Я думал, что смогу полностью себя контролировать, пока не осознал за своё отсутствие многие непонятные мне моменты. Не поверите, но… Тут лежит моя душа – в бесконечном чистом нетронутом поле, в лиственных и хвойных лесах, где свежий воздух делает чистыми, словно раннее ничем не тронутые мысли. - Мой дорогой Холмс! Это самое прекрасное, что может быть! Вы любите свою Родину, - я, кажется, понимаю Вас, мой прекрасный умный доктор… - А у Вас, Уотсон, - смело начинаю спрашивать, - где лежит Ваше сердце? Где же Вы есть? На этом Вы с искренней светлой улыбкой посмотрели на меня, немного подумав, ответили: - На Бейкер-стрит, рядом с Вами… Моё сердце вздрогнуло, по телу разлилась дрожь, слегка спазмировало горло… - Мой дорогой Уотсон! Вы бы мне не сказали этого просто так, верно? Теперь я понял: каково это сдерживать себя, чтобы потом, спустя много времени растопить свой лёд резко, быстро – от самой низкой температуры до самой высокой… - Холмс, я знаю, как Вы к этому относитесь, но я не мог больше это держать в себе. - Нет-нет… Вы не правы. Прошу Вас, Джон, - я дотрагиваюсь до Вашего опущенного лица, как до колосьев недалеко растущей налитой пшеницы. – Вот, здесь, поверьте, нет ничего, что может нас разорвать. Забудьтесь вместе со мной в этом поле. Забудьте те страдания, свою вину из-за которых я не смогу отпустить даже здесь. - Холмс, ну что Вы! Перестаньте, я Вас давно уже простил. - Нет, Уотсон, я до конца своих дней буду себя корить за это. Вы ко мне испытываете невероятное, и я глубоко виноват. - Холмс, не надо так говорить, - Ваша рука дотрагивается до моего плеча. – Послушайте же меня здесь, ведь это поле - чистое, никем не тронутое, как Ваша душа. Я не мог держать на Вас обиду, поскольку слишком к Вам привязан. Я всем сердцем желаю Вас успокоить, и ещё больше - быть с Вами всегда. - Уотсон, - решительно заявляю, - позвольте, я отвечу Вам взаимностью. Вы обняли меня и я растворился в пространстве, в том бескрайнем чистом свободном поле, где сейчас находится моя душа. Я обязательно сюда вернусь, но моё сердце отдано Вам… И я, убедившись в этом ещё тогда, осознаю глубокую печальную разлуку после того скверного четырнадцатого года. Она напоминает мне это бескрайнее поле, которое я часто посещаю и вспоминаю Вас, словно это было не так давно… Я не навещаю Бейкер-стрит, но всегда вспоминаю, находясь в этом поле, Ваши глаза и слова, которые мысленно меня иногда возвращают в ту самую освещенную комнату, где Вы писали рассказы, задумчиво глядя вдаль…