Семья прежде всего

Звонок из школы срывает Энджи прямо с совета директоров. А выслушав всю суть вопроса, она может лишь только бессильно скрипнуть зубами. Пожалуй, в этот раз кое-кто и в самом деле доигрался. Энджи хорошо помнила тот самый день, когда в ее доме появилась эта девчонка. Помнила с каким торжественным видом ей вручили заключение психологов и весь необходимый пакет документов. И ее брат… конечно же, Энджи знала о его состоянии. Но продолжала надеяться и верить. Баттлер ведь сильный. Баттлер выкарабкается из любой ситуации. Он же спасся в итоге с того проклятого острова, верно? Только потом, ставя под очередным документом свою подпись, Энджи поняла — ее вера так и не смогла вытащить Баттлера из ловушки, в которую он сам себя загнал. Племянницу ей пришлось забирать прямиком из больницы — какой ребенок захочет бросать своего единственного родителя в таком месте. В память врезалось все до самой крошечной детали: светлый коридор, мягкие кресла, дверь с позолоченным номерком. А затем на пороге — она. Белый халат, волочащийся по полу, аккуратно собранные светлые волосы. И большие, совершенно невозможные голубые глаза на бледном лице. Такие Энджи помнила у Баттлера, пока он еще узнавал ее. Пока он еще оставался ее братом. Это была ее первая встреча с Беатрис. Они ужились, к удивлению Энджи, практически сразу же. Беатрис не задавала лишних вопросов, не испытывала рамки дозволенного, не предъявляла претензии на чужое. Иногда Энджи казалось, что мыслями она все еще осталась в больнице, где просидела столько времени, просто крепко сжимая лежащую на узкой койке руку. Наверное, она многое пережила, думала Энджи, но, как не старалась, никак не могла себя заставить сочувствовать. Она тоже многого лишилась в очень короткий срок. Спустя какое-то время, Энджи не поняла в какой конкретно момент, началась мистика. Чертовщина. Энджи не верила в магию, но ничем другим не могла объяснить двигающиеся предметы, исчезающие вещи и… голоса. Она частенько слышала их, проходя мимо комнаты Беатрис. Но стоило только распахнуть дверь и… ничего. Только полный насмешки взгляд поднятых от очередной старинной книги глаз. Пожалуй, это не Беатрис уживалась на новом месте. Это Энджи позволили жить рядом. А потом этот звонок. Энджи никогда не расспрашивала племянницу насчет школы. Ей было комфортно поддерживать определенный уровень доверия и предоставлять достаточно свободы и самостоятельности. И ведь все было хорошо! Все в самом деле было хорошо! Как тогда позволите объяснить несколько таинственным образом погибших учеников? Ей пришлось поплутать на небольшом дворике перед школой среди срывающихся на крик и истерики матерей, то ли от счастья, то ли от горя, не поймешь. От всех них остро пахло ужасом, и этот запах въедался под кожу, дурманил разум, причинял беспокойство. И как здесь вообще можно было учиться? Чья-то маленькая ладонь стиснула ее пальцы, и все разом прекратилось. — Я здесь, тетушка, — в голосе Беатрис не было ни капли испуга, а на одежде — ни единого пятнышка. — Поедем домой? Энджи смогла лишь кивнуть. Даже спустя полчаса она не нашла в себе решимости расспросить поподробней. Но вопросы продолжали роиться, продолжали путать мысли. От рождавшихся в голове гипотез дрожали руки. Какая жалость, что она забыла в офисе сигареты… — Они этого заслужили, — безучастный голос племянницы вызвал невольную дрожь. Беатрис даже не смотрела на нее, ее больше занимали бесконечно мелькающие за окном машины дома и деревья. — Мама всегда учила меня защищать себя. И свое тоже… защищать. На этот вопрос всегда лежало табу. Пусть и негласное, пусть Энджи всегда было любопытно узнать, кто же на самом деле является матерью ребенка Баттлера, но… Это была не ее жизнь. И не ее дело. До самого последнего момента, разумеется. — Кто она? Ты ведь видела ее? — О, конечно. Она часто навещала нас с папой. Ложь. Наглая ложь. Никто кроме Энджи не вспомнил о запертом в больничных стенах Баттлере. Никто не посещал его, никто не позаботился о его состоянии. И, конечно же, никто не был готов ради него взвалить на себя еще один груз ответственности в виде совершенно несносной девчонки. — А ты уверена, что… — Разумеется, тетушка. Мама никогда не нарушает своих обещаний, — Беатрис улыбалась, как-то странно, жутко, совсем не по-детски. — Она сказала, что скоро вернется. За мной и папой. И вот тогда вы познакомитесь лично. Здорово, правда? Семья всегда прежде всего. Верно, думала Энджи несколькими часами позже. Семья всегда прежде всего. Какой бы она ни была. И, открывая дверь в комнату Беатрис этим вечером, она была уверена, как никогда в своей жизни. Сегодня там совершенно точно будет кто-то третий.