Матушка Холле

Дорога из порта заняла больше времени, чем предполагалось. Начиналась метель. Тропу замело, а черные скособоченные деревья о чем-то тихо пересмеивались между собой. Снег сыпал все сильнее. Все вокруг было белым. Особая форма северной слепоты. - Кис-кис-кис!! Майя, где ты? – странно, но сквозь завывания метели отчетливо был слышим старческий скрипучий голос. Ганс замер на месте и попытался вглядеться в белую стену снега. Безрезультатно. Вдруг прямо под ногами скользнула тень, недовольно мяукнув. От неожиданности Ганс подпрыгнул и успел разглядеть лишь пушистый хвост растворяющейся в непогоде кошки. Но также как и голос теперь были слышны шаги. Совсем рядом. Постепенно из марева стала вырисовываться чья-то сгорбленная фигура, опирающаяся на толстенную палку, высотой метра под два. Ганс замер и стал ждать. Фигура двигалась очень медленно. Одна за другой вырисовывались детали: черный платок на голове, седые волосы, пуховая белоснежная шаль, развевающаяся на ветру, корзинка в руках. Рядом аккуратно семенила кошка. - Мил человек, не поможешь травку найти? Ганс оторопел. Еще раз внимательно посмотрел на морщинистое лицо старухи с крючковатым носом и хитрым прищуром. - Старуха, да ты с ума сошла! Глянь, какая метель! Ты сейчас даже дерево еле заметишь. Пошли-ка домой, поищем, как распогодится. Старушка посмотрела на него и засеменила дальше. Рядом все также бежала кошка. - Эй, бабуль, ты куда? Заблудишься ведь! - Ступай, милок, тебе отдохнуть надо. Потом потолкуем, - прошамкала старушка, растворяясь в белизне метели. Ганс пошел было следом, но почувствовал как ноги затягивает в перину снега. Обернувшись, он неожиданно обнаружил себя перед знакомой дверью. Непонятным образом он в мгновение ока оказался дома. По характерному грохоту можно было с легкостью определить местонахождение Элизы. Она с завидной скоростью перемещалась по дому, вся в делах, хлопотах и домашних заботах. Оттого и не сразу заметила того, ради кого, собственно, все работы были запланированы и приведены в исполнение. Но Ганс не растерялся и ловким движением опрокинул горшок с цветами. Элиза замерла. На ее лице постепенно сменяли друг друга испуг, догадка и радость. На глазах выступили слезы счастья. - Ганс… - прошептала она одними губами, медленно оседая по стенке. - Ганс! – визжала Элиза, повиснув на шее у мужа. - Ганс, ласково приговаривала она, ероша его темные волосы, пока тот пытался осилить яства, приготовленные заботливой супругой. - Элли, откуда у нас в деревне придурковатая старушка? – прошамкал Ганс, тщательно пережевывая очередной кусок свинины. - Какая-какая старушка? – не поняла Элли. - Ну горбатая такая, с кошкой. Пошла в метель травку искать. Совсем старики из ума выживают… Элиза замерла. Лицо ее постепенно становилось оттенка снега, а сама она, казалось перестала дышать. - Элли, чего это с тобой? Сердце прихватило? Али паука увидела? – забеспокоился муж. - Это же… Это же… Матушка…- еле шептала Элиза. - Какая-такая матушка? – не понял Ганс. – Опять что ли теща приехала? Но Элизе явно было не до шуток. Резко поднявшись, она на минуту пропала в гостиной. Вернувшись, она положила перед мужем небольшую золотую коробочку. Теперь настала очередь Ганса побледенеть и терять дар речи. - Это была Матушка Холле, - пояснила Элли, не давая ему возможности снова задавать глупые вопросы. – Хорошим хозяйкам она посылает золотые подарки, как видишь, - в ее голосе мелькнули нотки самодовольства. – Она ходит в метель по лесу и ищет чемерицу. Ох, как бы ты ее не обидел, Ганс. Матушка обид не прощает, - покачала она головой. Ганс было открыл рот, но ничего так и не сказал. С задумчивым умным видом он предпочел дальше жевать свинину. -Пойдем лучше спать. Был трудный день, - вздохнула жена и поднялась из-за стола. - Пойдем, - согласно кивнул Ганс. Утро было ярким, но тяжелым. Голова налилась свинцом, а тело переполняла усталость. Пели птицы, кипела жизнь. В деревне бушевала весна. Солнце поднялось уже достаточно высоко, а дел предстояло невпроворот. Подпевая самым голосиситым птицам, Элиза развешивала свежевыстиранное белье. На кухне вкусно булькал котелок с едой, на крыльце лениво щурился черный кот. По широким улицам между округлыми кирпичными домами с соломенной крышей подымали пыль своры собак и пугливые курицы. У кого-то был обычный день. Второй год Элли переживала личное горе, о котором гудела вся деревня. Вторую весну не вставал с постели муж. И все хозяйство было взвалено на хрупкие женские плечи. Беда была с ним да и только. Даже жену не узнавал, говорить не мог. Аки труп живой лежал, не поднимаясь, не двигаясь. Чего только не советовали сердобольные соседки! Чего только не вытворяла Элиза по ночам на погосте! И жертву предкам приносила, и к эльфам за советом ходила, да все без толку – умирал муж. Тихонько рыдала по ночам Элли, сжимая холодную руку. Весело пела Элиза рано утром, поднимаясь с первыми петухами, хлопоча по дому. Кот недовольно потягивался в теплых лучах солнца, недовольно шипя на лай собак. Угольно-черная шерсть лоснилась, хитрые желто-зеленые глаза улыбались. Элиза оторопела: -Кто ты? – внимательно посмотрела она на кота. Белая простынь звучным шлепком приземлилась в лужу под ее ногами.– У меня в жизни не было в доме кошек… - пробормотала она. Кошка (а это была кошка, а не кот) поднялась и грациозно засеменила по дороге к окраине деревни, приглашая идти за собой. Внутри было тепло и уютно. Потрескивали дрова в камине, покачивалось в ритм кресло-качалка, мерно стучали спицы. Все как в детстве. Пахло выпечкой. Свет приглушен. Черно-белые картины. Резная мебель. Другой мир. - А, это ты, Майя! – прокряхтел старческий голос. – Опять гостей привела? Кошка плавно пересекла комнату и, взмахнув пушистым хвостом, запрыгнула в кресло. Из кресла же показалась рука. Со временем высохшая, но довольно сильная и жилистая. - Подойди, Элли, не бойся. Я не обижаю людей без надобности, - прошуршала старушка. Элиза послушно подошла. – Садись, не бойся. – рядом с креслом откуда ни возьмись материализовалась табуретка. – Почему ты хочешь вернуть Ганса? Тяжело одной? Элиза оторопела. Все слова и мысли куда-то улетучились. Без надежды на реинкарнацию. - Я считаю тебя хорошей хозяйкой. Достойной самого лучшего. Зачем тебе хоронить себя? - Но я жива. - Ты еще так молода. - Это ненадолго. - Тогда найди себе хорошего мужа. - Я замужем. - Но он постоянно оставляет тебя одну. Он может изменять тебе с девками в каждом порту. А ты ждешь его годами. - Я люблю его. - Почему? Воцарилась тишина. Старушка вязала носок, а Элиза смотрела на беснующиеся языки пламени. Только Майя довольно урчала, свернувшись клубком на костлявых старческих коленях, накрытых белой шалью. - Невозможно объяснять то, что чувствуешь. То, что владеет всем существом, захватывает, подобно пиратскому кораблю, оставляя плыть в шлюпке по океанам жизни и радоваться этому… - Элли вздохнула. – К чему это все, матушка Холле? Ты же не вернешь Ганса. Старушка улыбнулась: - Я – нет, ты – да. Я бы даже сказала, уже. Дверь закрылась с мягким стуком за спиной Элизы. Молодая женщина замерла в изумлении: на оранжево-солнечные головки одуванчиков опускались, кружась, белоснежные хлопья снега. У новорожденной Анны были едва заметные белые волосики и огромные зеленые глаза. Все, кто видел ее, называли ангелом. Родители счастливо улыбались и хитро переглядывались. А невинное дитя удивленно таращилось на крупные снежинки последнего дня зимы.