Страх

Касука живет в постоянном страхе. Конечно, с таким братом как Хейваджима Шизуо, что вырывает дорожные знаки как цветы с клумбы, и пинком отправляет машины в полёт, как если бы они были футбольными мячами, совсем несложно начать труситься за свою жизнь — скажет вам любой, кто хотя бы раз наблюдал Фортиссимо Икебукуро в гневе. И будет абсолютно неправ. — Ты не боишься меня? — Шизуо спрашивает его, лишь однажды. — Не особо, — флегматично отвечает Касука, и ни капли не кривит душой. Он не боится Шизуо. Он боится за него. Первый раз, когда его брат продемонстрировал свою ставшую столь легендарной силу, поднимая холодильник с их кухни на свои хрупкие детские плечи, он рухнул под неподъемным весом, и Касука был уверен, что Шизуо сейчас умрет. Он выбежал из комнаты, крича родителям чтобы те скорее вызывали скорую для его хрипящего брата. Звук трескающихся, сминаемых огромной тяжестью костей будет преследовать его на протяжение последующих пяти лет. В конце концов кости Шизуо перестали ломаться, а его мускулы — рваться от непомерных нагрузок, и Касука смог вздохнуть немного свободнее — теперь его брату не угрожало убить себя случайно. Но вместо этого появился страх, что кто-то другой сделает это. Ведь Шизуо «благодаря» своей силе нажил огромное количество врагов, и однажды кто-то из них может оказаться достаточно удачливым, чтобы угодить ломом в висок или послать пулю прямо в сердце, если, конечно, Орихара Изая не прикончит своего извечного антагониста первым. Но, даже так, это не то, чего он боится больше всего. Касука провел почти столько же времени в больницах, сколько и сам Шизуо, пока они росли, сидя у изголовья больничной койки своего брата и наблюдая целый сонм врачей. Никто так и не смог назвать точной причины что не так с Шизуо, но у Касуки есть собственная теория об этом. Шинра как-то обмолвился, что, возможно, его блокатор адреналина каким-то образом вышел из строя. Касука думает, что его «блокатор гнева», возможно, тоже сломан. Сила Шизуо проявляется только в моменты его гнева. Он же не Халк, который отрывает дверные ручки и вбивает кнопки лифта в бетонную стену всякий раз, когда пытается выйти из дома. Когда Шизуо не зол, у него все как у любого другого нормального человека. Это его неконтролируемая ярость отдает телу команду сгибать стальные поручни и крушить цемент. Шизуо ненавидит себя за то, что он не в состоянии укротить свой гнев, но Касука думает, что брат ни в чем не виноват. Если блокатор адреналина не работает, то, возможно, ограничитель, который отвечает за контроль над гневом, тоже вышел из строя. Это не просто недостаток в характере Шизуо, это какой-то конструктивный дефект в его мозгу, и это пугает больше всего. Ведь кто знает, не носит ли Касука тот же дефект? Он вырос, наблюдая постоянную боль своего брата, проведшего все свое детство на больничной койке, заклейменного монстром, награждаемого лишь страхом и ненавистью, одинокого и бегущего от практически любой близкой привязанности из вполне обоснованного опасения, что он может навредить ее объекту. — Ты ведь не боишься меня, ведь так? — Шизуо задал столь прямой вопрос лишь однажды. — Не особо, — ответил ему Касука, и ничуть не покривил душой. Он действительно не боится Шизуо. Но он в ужасе от того, чтобы жить как Шизуо. Поэтому он притушил в себе все эмоции, в страхе, что однажды он настолько потеряет над собой контроль, что, когда его гнев развеется, он обнаружит, что его позвоночник сломан от попытки поднять холодильник, или его мускулы порваны от вырывания флагштока из земли. Он хоронит эмоции глубоко внутри, и ощущает лишь крупицу того, что чувствует нормальный, среднестатистический человек. И, конечно же, ни одно из проявлений его личных чувств никогда не появится на его всегда невозмутимом лице. Он не знает наверняка, носит ли в себе тот же дефект, что и Шизуо. Но он совершенно точно не хочет давать этой вероятности ни малейшего шанса.