The Last Break

В отличие от него, почти сломанного реальностью, я точно знал, что нужно делать, чтобы отомстить… и сохранить ему шанс на свободу.

Здание находилось на острове, а остров — в самом центре Фэйрпорта. Но даже в спокойных условиях добраться туда было проблемой. После преодоления гигантского длинного моста, похожего на толстую змею, путник упёрся бы в высокие массивные ворота. Чтобы войти на эту загадочную территорию, недостаточно иметь пропуск или специальные бумаги. Нужно было сдавать кровь, проходить дополнительные проверки, напоминающие ритуалы, и только после этого учёные из «Армахем Технолоджи» попадали в это самое здание — Бункер, где творились самые тёмные делишки корпорации. Мрачное, гладкое, остроугольное, оно полностью оправдывало своё прозвище, вызывая озноб своим видом даже спустя столько времени. Оно успело постареть и разрушиться от неточно упавших снарядов, перестав быть неприступной крепостью. Надпись «Project Origin» на мощных дверях выцвела и перестала что-либо значить. Кое-где зияли рваные бреши с неровными краями бетона и арматуры; рядом с ними валялись разных размеров обломки, и тонким слоем стелилась пыль. Из разлома в одной из сплошных серых стен выбрался Оперативник. Окинув равнодушным взглядом местность, он тяжёлой поступью двинулся прочь по дороге, к разнесённым вдребезги воротам. Прямиком за ними царили хаос и запустение; сломанный в нескольких местах мост бесконечно тянулся вдаль, к трижды проклятому и уже мёртвому Фэйрпорту. Царила гробовая тишина, лишь вода плескалась где-то внизу; в ней то и дело показывались трупы и всякий хлам. На измочаленном асфальте не осталось живого места: он весь покрылся ямами и тёмными трещинами. Кое-где виднелись пятна разлитого бензина, масла и засохшей крови. Фонарные столбы, провода, взорванные машины, мятая искореженная бронетехника, опять трупы — всё было разбросано, свалено кучей и загромождало дорогу. Пахло гарью, металлом, дымом и ещё какой-то гадостью, которую нельзя было распознать. Оперативник вяло выбрался в эти останки от собственного яростного боя. Его шатало от усталости; руки едва держали пустую винтовку. Сейчас на солдата страшно было взглянуть: рваная окровавленная форма, грязное лицо, взлохмаченная шевелюра, а в глазах… А в глазах — пусто. Совершенно ничего. Ни боли, ни тоски… ни злобы, что всего полчаса назад полыхала там адским огнём. Он остановился, окинул взглядом пространство. Никого нет и быть не может. Только тела репликантов в разной степени паршивого состояния. Тогда Оперативник просто присел на грязный уцелевший бок какого-то павшего бронебота. И совершенно бессмысленно, без единого звука уставился вдаль. Только что оставил в «фамильном склепе» последнего ребёнка Альмы. И, признаться честно, это была самая пронзительная смерть на его памяти. Пойнтмен где-то слышал, что так бывает, но не мог предположить, что это произойдёт именно сейчас. Когда он выходил из комнаты на свет, крошечный комочек ещё шевелился на его руках, пытаясь своим голоском нарушить мрачную тишину. Третий отпрыск Альмы оказался девочкой; Оперативник не проверял, но шестым чувством телепата знал, что он прав. Неся её наружу из этого физического ада кошмарных воспоминаний, он вообще не имел понятия, что будет с ней делать, но почему-то улыбался, как идиот, глядя на сморщенное маленькое личико. Хоть что-то из этой истории вышло хорошее. Возможно, она будет счастлива за него. Возможно, обратит свой великий дар во благо. Неважно. Главное, что вместе с рождением малышки в израненном сердце зажглась надежда на лучшее. Но, миновав пару поворотов, Оперативник вдруг понял, что свёрток подозрительно затих и не шевелится. Сначала показалось, что девочка просто уснула, но потом оказалось, что она не дышит. Встревожено приложившись ухом к маленькой груди, солдат не услышал стука крошечного сердечка — и мир окончательно померк перед глазами. Он сделал всё, что мог, перепробовал все известные способы, но малышка только холодела с каждой секундой и не желала возвращаться обратно. Прожив всего четыре невероятно коротких минуты, она отправилась вслед за мамой. И теперь Оперативник сидел на свежих руинах, дышал запахом войны и смотрел, смотрел куда-то далеко, не в силах поверить и осознать, что всё закончилось… именно так. Он справился. Нечеловеческими усилиями и способами прекратил этот кошмар длиной в целых тридцать лет, прекратил раз и навсегда. Все, кто был причастен к нему, мертвы без шанса на возвращение. Его миссия выполнена. Но впереди маячила только… пустота. Без цели. Без смысла. И он, опустошённый, выдохшийся, выжженный изнутри, был сейчас готов приставить тёплый ствол к собственному виску, не в силах ответить на один-единственный вопрос. Что же дальше? Небо полыхало всеми оттенками рыжего, исполосованное тёмными полосами туч. Вечный далёкий взрыв солнца ярко освещал кажущее бесконечным пространство, делая тени длинными и узкими. Где-то вдалеке, над разрушенными верхушками домов зажужжал одинокий вертолёт-разведчик. Но Оперативник этого не видел, сгорбившись и глядя себе под ноги. Больше никаких кошмарных лабиринтов. Больше никаких поганых тварей, галлюцинаций и всепоглощающего беспомощного ужаса. Все следы прошлого уничтожены, ровно как и он сам, вместе с Альмой и её рождённой дочерью. И теперь у него ничего нет. Ни цели, ни сил, ни желания. Ничего. Он не представлял себе иной жизни. Он всегда дрался, охотился, убивал по приказу, теперь он чётко осознавал это. В боях было его главное предназначение, ведь давно сдохшие инженеры создали его лишь с конкретной целью. Всю жизнь он был куклой в чужих руках. Всю жизнь. И поэтому сейчас Оперативник чувствовал себя не лучше самого паршивого репликанта. На сердце вдруг ёкнуло — и заныло сиреной, долго, сильно и больно, будто туда угодила пуля. Пойнтмен закрыл ладонями лицо, потом наклонил голову ниже, вцепившись в жёсткие сальные волосы. Факты жгли кислотой, въедались в разум и крутились там пластинкой, вызывая бесконтрольное желание взвыть. Теперь и только теперь в мозгу что-то ожило, воспользовавшись передышкой — и начало свою работу, отзываясь бесконечным страданием. Но самая последняя мысль заставила почти что сломаться. Путь назад в прошлое закрыт. Всё уже произошло. Не исправить. Чёрт возьми. Боже. За что. — Я задавал себе тот же вопрос, брат. Такими же словами. И до сих пор не нашёл ответа. Оперативник отнял ладони от лица; напротив, почти вплотную стоял Феттел. Оперативник не мог не признать, что Пакстон всегда появляется вовремя. Именно тогда, когда нужно. Даже сейчас эта мысль с оттенком горького сарказма была в корне верной. Солдат выпрямился, посмотрел младшему в глаза — и понял, что что-то в них изменилось. Не было привычного огня. Погасло пламя ненависти. Исчезла боевая жестокость. Только бесконечная тоска. Понимание. Оперативник скалится, не желая показывать свою слабость, но желание убить телепата на месте испарилось напрочь. Быть может, по малодушию, а, быть может, по иной, более глубоко скрытой и сложной причине. Тем не менее, он позволил младшему подойти и сесть рядом, плечо к плечу, и молчать вдвоём, не прерываясь на мысленный диалог. Потому что сейчас, когда всё кончилось, враждовать тоже стало бессмысленным. Рухнула эта стена, вдоль которой они бродили в одном направлении так долго. Не из-за чего им больше грызться. Они одни. Остались вдвоём. А значит, вместо драки надо как-то налаживать контакт. — Зачем ты здесь? — ровно спрашивает Оперативник. — Что тебе нужно? — О-о, ты снизошёл до разговора со мной. Что же мешало тебе раньше, когда на события можно было повлиять? — Происходящее, — отрезает старший — и заставляет Феттела посмотреть ему в глаза повторно. Но Феттел серьёзен. Сосредоточен. Если не сказать… что тоже так по-человечески подавлен. — Кончай этот концерт и скажи мне в лицо, что я разрушил все твои планы, — вдруг резко выплёвывает мужчина; в душе вовсю оживало раздражение. — Давай, скажи наконец, что я предатель семьи, которой у меня никогда не было. Что я — самая последняя сволочь на свете и заслуживаю билета в грёбаный ад. Я вижу, что ты этого хочешь. Лицо Феттела дёрнулось; он закусил губу. Какая-то часть его действительно всегда хотела так и сделать, особенно после самой первой печальной встречи с родственником, да и сейчас он еле удержался от порыва… Но Оперативник не знает главного. Того, что Феттел успел выяснить о брате потом. И смириться. — Я… Я не виню тебя. Ни в чём. Пойтмен встал. Развернулся, пялясь на брата, как на чудо света. Он не верил. — Я знал, что так будет. Ещё очень давно. Кроме смерти дочери она просчитала всё. Но история закончилась — а мы остались. — Ты предпочёл бы сдохнуть? — Не от твоих рук, — вспыхивает Феттел с мимолётной искрой ненависти в зрачках. — И я и так мёртв, если ты до сих пор не заметил. Он дотронулся до раны на лбу. — Да, давай, напоминай мне об этом через каждые пять минут! — завёлся Оперативник. — А лучше возьми и отомсти мне за всё по-нормальному, без твоих блядских реплик! У тебя было столько шансов, почему ты ими не воспользовался?! Повисла тишина. Феттел промолчал — и впервые за всё время отвёл глаза в сторону. Впервые за тридцать лет. Я даже думать об ответе не собираюсь, не надейся. — Я пришёл сказать, что нам надо уходить. — Нам? — хмыкает Оперативник. — И куда же? — В Оберн. — Что?! Вот тут старший по-настоящему растерялся. Он прекрасно помнил эту дыру, это проклятое место, откуда всё начиналось и где столько всего успело произойти… В памяти вспыхнули картины серых бездушных коридоров, переходов, канализаций с масляным плеском опасных вод, бункеров и складов… Так невыносимо ярко и тошно… Пойнтмена передёрнуло. Он думал, что распрощался с Оберном навсегда. И теперь Феттел предлагает за здорово живёшь, по доброй воле туда вернуться? — Выслушай меня внимательно хоть раз в жизни, сделай грёбаное одолжение, — вдруг тихо, но зло начинает Феттел; аура извивалась по нему костром. — Армахем жив, сколько бы мы ни старались. Женевьева Аристид, эта старая сука, пребывает в добром здравии и сейчас, и покуда она у руля, корпорация будет действовать… не перебивай, я видел эту мысль сотни, тысячи раз в голове у тысяч репликантов, и они будут тебя искать, пока не найдут. Ты нужен им живым, у них на тебя грандиозные планы. К тому же, ты испортил им немало крови. Взорвал Саркофаг. Вскрыл все их грязные тайны. Убил Беккета… я убил, хорошо, не смотри на меня так… но Харлана Вейда они на тебя повесят, будь уверен. В любом случае, придётся снова пустить в ход все твои умения и навыки… выживать. Феттел позволил себе короткий кровожадный смешок — и тут Оперативник в полной мере осознал, насколько же он выдохся даже для того, чтобы соображать. Я уложил сраную армию по пути сюда. Я терпел долбанную паранормальную хрень в любых объёмах. На моих руках только что умер ребёнок. Да, разумеется, я прямо сейчас бодро пойду мочить остальных. Так ты себе видишь ближайшее будущее, ублюдок? — Браво, — спокойно ответил Феттел, слезая с мятого корпуса. — Наконец-то ты начинаешь думать о себе, а не об идиотских приказаниях свыше. Где только были твои мозги раньше, братец? И, прежде чем старший успел высказать своё выразительное мнение, телепат растворился в воздухе. Оставшись в одиночестве, солдат вдруг понял, что пустота на горизонте исчезла. И что нужно где-то найти убежище на ночь.