somewhere.

Вокруг все фрики, ненормальные. Половина посходила с ума, остальные прячутся как канализационные крысы. Намджун с Сокджином прячутся тоже, хотя им давно уже кажется, что и пора на свалку, в психушку или с битами и кусками арматуры выйти из этого подвала и на ходу ломать чужие черепа. Намджун с Сокджином помнят прошлую жизнь и от этого становится худо. Чонгук и Чимин помнят мало что и довольно сумбурно, а теперь – только этот подвал и то, что произошло что-то совсем нехорошее. Тэхён любит рассказывать старые истории и каждый раз удивляется, когда его просят пересказать заново какую-то определённую. Для него каждый раз как первый. Сокджину можно доверять, а снаружи опасно – вот то немногое, что Тэхён помнит из нынешней ситуации. Даже Юнги и Хосок стёрлись из его памяти так же быстро, как в ту паскудную ночь темнота стёрла их силуэты на неосвещённой улице. Хосоку было семнадцать, Юнги – двадцать три. Это был последний раз, когда младшие видели город и дышали ночным чистым воздухом. Намджун обещал себе, что не отпустит больше никого. Сокджин не знал, что ему обещать и кому. Он и так упустил и нарушил всё, что мог. Младшие по вечерам греют друг друга у костра в их общем сыром углу, пристают к Тэхёну с их играми и спорят по мелочам. Даже не смотря на всё то, что они видели, что пережили, они всё ещё остаются детьми. Неосторожными, шумными и смелыми. Только изредка, когда за закрытой бронированной дверью (которую Намджун с Юнги и Чонгуком втроём сюда приладили и, о чудо, она кое-как вписалась) слышатся чужие шаги, они меняются. В такие моменты они кажутся Сокджину монстрами, которые в любой момент кинутся на врага и перегрызут ему глотку. Намджун говорит, что ему кажется и сам в тайне надеется, что так и есть. Старшие беспокойно засыпают друг у друга на плече, стараясь не сорваться после всей хуйни, которая случилась не по их вине и которую натворили они сами. Не всегда получается. – Блять, – выбрасывая окурок в маленькое окошко под потолком, со вздохом изрекает Намджун. Он говорит медленно, складно, но зло и просто до ужаса то, что наболело не только у него одного, – хочется так же, как Тэ просто раз и не помнить, как в какую-то чёртову неделю разрушилось то, что было привычным и своим, как просто укатилось к хуям из-за ебаных экспериментов, как не вернулись из семьи двое. Семьи, сведённой общей бедой и общим страхом, общим желание жить. Помнишь же? Не нужно было их отпускать. Просто у нас же научный прогресс, мы, блять, же на пороге создания сверхчеловека! Эти ваши сверхлюди по улицам теперь ходят и истребляют живых и напуганных хомо сапиенсов. Оставшихся. Хочется жить, мать вашу, а не прятаться на цокольных этажах полуразвалившихся высоток, не подрываться от каждого шороха, не теряться на улицах и умирать в подворотне. Он высказывает это всё ночью, прижимая Сокджина к себе, согревая их обоих. Сокджин ведёт ладонью по его затылку и тихо говорит говорит говорит. Очень много всего, вперемешку: что всё будет хорошо, что они здесь в безопасности, что старые истории из прошлой жизни очень нравятся детям, что у они по крайней мере пока живы и есть друг у друга. И не совсем понятно, кого он старается успокоить больше, не понятно, что именно он подразумевает под этим «мы». Ясно только то, что ему было бы одинаково больно, потому что в один момент его голос сбивается в задушенный шёпот, а в следующий он замолкает и начинает плакать в намджуново плечо, сжимая в пальцах чужие волосы. – Хён, а вот я всегда буду с тобой, веришь? – говорит Чимин на пятый день отсутствия Юнги и Хосока. Все уже понимали, что скорее всего в живых их уже нет. Сокджин верит. Верит, потому что это младшие, потому что не только Чимин будет, будут все. Даже ничего толком не понимающий Тэхён. Потому что хёнов они любят больше, чем себя. Сокджин в свою очередь готов под пули подставиться, под клыки мутантов, под удары палками и камни ради них и ради Намджуна. Он не признаёт этого даже про себя, но ради Намджуна особенно. Бог умер, древнегреческие небожители спились, а идолы вуду – перепрокляли друг друга. Намджун с Сокджином пытаются выжить, пьют по чуть-чуть, а проклинают только покойных ныне членов правительства и те дни, когда нужно выбираться за провиантом. Дети радуются, когда из разграбленных магазинов удаётся ухватить что-то вкусненькое, найти какие-то книжки или чего ещё.. детского. Они успокаивают себя и друг друга тем, что всё не так плохо, хотя оба понимают, что ситуация хуже некуда. Но пока есть ради кого выживать, а бояться можно лишь за то, что Чонгук всё-таки наловчился открывать входную дверь и думает, что старшие не знают.