Неверные

Полоса багрового заката, больше похожая на свежую рану, скользила вдоль крыш домов и темных верхушек деревьев, отбрасывая длинные причудливые тени на асфальтированную дорогу. Алебастровые облака медленно уплывали вдаль, таяли, как тает снег в теплых ладонях. Ветер нежно колыхал кроны парковых дубов и клёнов, будто убаюкивая, и флюгер на крыше дома напротив неумолимо медленно вертелся вокруг своей оси, жалобно скрипя, точно плача, а стон этот, полный тоски и боли, разносился по улице траурной песней. Сзади щелкнул замок, и я вздрогнула, начала нервно теребить карман пиджака, будто боясь, будто то, что произойдет дальше, у меня впервые. Звон ключей, небрежно брошенных на стол, его легкие шаги — всё это будоражит, по спине пробегает неприятный холодок. Настойчивые руки обнимают меня сзади, притягивают к себе, и в легких всё меньше и меньше кислорода — я жадно глотаю воздух и уже готова рухнуть без сил, но он рядом. Эти движения показались бы ласковыми, если бы я не знала привычного, отработанного за многие месяцы сценария. Он отводит меня от окна, усаживает на кровать, а сам поплотнее задергивает темные шторы, и комната погружается в полумрак. Мне становится страшно впервые за долгое время, хочется убежать, спрятаться, лишь бы этот человек не нашел меня, но я не могу — что-то держит стальной хваткой, не позволяет ускользнуть, и ничего нельзя сделать, будто на запястья надеты цепи, оковы, которые невозможно снять. Необычайные ощущения: то я ненавижу его всей душой, то так страстно желаю, почти до слёз, не в силах дожидаться следующей встречи. Я уже почти не корю себя за это, хотя поначалу презирала за странную, неправильную одержимость по отношению к врагу, неважно, что бывшему. В конце концов, пришлось смириться с неизбежным, тем более, нам обоим это нужно, мне порой даже больше. Он начинает раздеваться, расстегивает пуговицы на идеально белой рубашке, одну за другой, снимает вещь с себя и аккуратно кладет на стул. — Драко, постой, — хрипло вырывается у меня вместе с выдохом. Голос звучит по-иному, жалко и умоляюще. Нужно выговориться, но цепкий страх сдавливает горло, а недовольный взгляд серых, словно бездонное пасмурное небо, глаз сводит с ума и пугает еще больше. Я всё еще боюсь его, как свеча боится дуновения ветра, как цветок боится засухи, и эта тревога не позволяет мне расслабиться, а только нарастает с большей силой, сдавливает в тисках. А еще я боюсь, что когда-нибудь он скажет жесткое и неумолимое «хватит», и всё внутри меня разлетится по кусочкам, мельчайшими осколками полетит по ветру, как опавшие листья. Я уже и не помню, когда это началось. Полгода назад, год? Проведенное с ним время казалось мне вечностью, тянущейся долго и нескончаемо. Мы встречались каждый месяц, единожды или дважды, в разных числах, и ожидание становилось всё более мучительным. У Малфоя всегда был забронирован номер в отеле, и он незаметно провожал меня туда, где и совершалось прелюбодеяние. Да простит меня Мерлин за это. Милый, надёжный Рональд беспрекословно верит, что я задерживаюсь на работе и прихожу уставшая из-за завала в Министерстве, который не могут разобрать вот уже много месяцев, поэтому он нечасто настаивает на близости. Поначалу меня это даже удивляло, потому что в первые два года нашего брака мы занимались любовью постоянно, но потом пыл Рональда, видимо, угас, и всё стало происходить реже — один-два раза в неделю, а на четвертый год супружества и вовсе сократилось до одного раза в месяц. А потом появился Малфой. Секс с ним был случайностью, более того, нежеланной случайностью, без моего полного согласия. Я никогда не испытывала к нему истинной ненависти и прощала «поганую грязнокровку» в общем-то потому, что он для меня ничего не значил, но сейчас эти слова больно врезались в сердце, вонзались клинком в незаживающую рану. Не понимаю, как это вообще могло произойти между нами. Я давно перестала страшиться того, что Рон всё узнает. Он не простит, никогда, ни за что, но мне уже почти всё равно. Прежде наша любовь много значила, даже слишком — пламенная, опьяняющая, как самое дорогое огневиски и, казалось, бесконечная, но ничто не вечно, в особенности, сказочная жизнь. — О чём задумалась? — с ленцой спрашивает Драко, но ответ ему явно неинтересен — он нарушил тишину только для того, чтобы вывести меня из ступора. Мы почти никогда не разговариваем, слова только мешают, да и молчание с ним красноречивее, нежели с мужем. Драко раздевает и меня, медленно, не срывая в порыве страсти одежд, как это делал Рон, не причиняя боли. Аккуратно снимает моё обручальное кольцо, откладывает его на кофейный столик и тихо отвечает на мой немой вопрос: «Сейчас оно тебе не нужно». Прикосновения сухих теплых рук приятны, ловкие пальцы нарочно касаются самых сокровенных мест, и внутри, где-то внизу живота, будто затягивается раскаленный узел, вьются змеи, создавая жар преисподней. Я млею в его руках, и в такие моменты забывается всё на свете, и ничего я не желаю так сильно, как его. В данный момент Драко — словно глоток воды для жаждущего, прозрение для слепого и лёгкая смерть для мученика. Стон непроизвольно срывается с губ, когда сосок погружается в теплую влагу его рта, а длинные пальцы блуждают по внутренней части бедра, и все тревоги и удушающий стыд исчезают, рассыпаются в прах перед жгучим, бушующим огнём похоти. А потом он опускается ниже, покрывает живот легкими, как летний ветерок, поцелуями, и я вздрагиваю, когда его рот оказывается в непозволительной близости от моей плоти, начинаю вырываться — Драко никогда так себя не вёл, более того, мы ни разу не целовались по-настоящему, а о подобных ласках не могло быть и речи. — Не бойся, — шелестящий шёпот звучит как гипноз. — Тебе будет приятно. Я не успеваю возразить, объяснить, что это неправильно и развратно, что так нельзя — его язык касается лона, проводит по складкам, и мир словно замирает. Комната с неясными очертаниями окончательно теряется во мраке, плывёт перед глазами, и всё теряет значимость в этот момент. Волна крупной дрожи пробивает тело, и я исступлённо мечусь по кровати, как в лихорадке, удерживаемая сильными руками, судорожно комкая при этом в стиснутых пальцах влажную от собственного пота простыню. Раскаленные капли стекают по лицу и больно щиплются на искусанных до крови губах в приступе сладострастной, болезненной агонии, обволакивающей, окутывающей плотным коконом, и зыбкой, как забвение. Никогда в своей жизни я не испытывала подобного, точно тысячи маленьких колокольчиков звенят внутри, или по венам течет расплавленное железо, запуская неведомую систему, заставляя мышцы сокращаться. И я изгибаюсь, издавая хриплый стон, запуская пальцы в жёсткие волосы Драко и практически задыхаясь от нахлынувших чувств. Слёзы льются по пунцовым щекам, и я краснею ещё больше, когда наши взгляды сталкиваются. Он криво ухмыляется, позволяет мне отдышаться, а потом резко переворачивает спиной к себе. — Нет! — отчаянно вскрикиваю, вырвавшись, и в этот раз на его лице мелькает недовольство. — Я не хочу так! Никогда не любила эту позу — нечеловеческая она какая-то, но Малфою, видимо, очень нравится. Но раз сегодня всё пошло не по привычному для нас сценарию, то я буду сопротивляться до последнего. — Зато я хочу. — Пожалуйста, — умоляюще произношу и вижу, как он озадаченно хмурится. — Позволь мне… Он задумчиво проводит рукой по волосам, а я еле сдерживаю улыбку — забавно наблюдать за нерешительностью вечно уверенного в себе человека. Непривычно видеть сдержанного, убежденного в себе и правильности своих поступков Малфоя сомневающимся. Наконец, он коротко кивает, тем самым давая сигнал к своего рода атаке. Я легко надавливаю на его плечи, заставляя лечь, а он помогает усесться верхом на свои бедра и плавно толкается в меня твердой горячей плотью. Ощущение того, что мы стали одним целым, слились, как река с ручьем — опьяняюще хмельное, невыносимо сладкое — обжигает изнутри диким пламенем. В горле невыносимо сухо; сердце стучит глухо, но бешено, как сумасшедшее, словно готово вырваться из груди, а я всё никак не могу унять этот неукротимый, остервенелый танец в ритме канкана. Двигаюсь навстречу Драко, не отрывая взгляда от его серебристо-серых глаз, затуманенных страстью, он только хрипит, рычит вожделённо, будто зверь, и пристально смотрит на меня. Зрительный контакт заводит еще больше, наполняет неистовым желанием и непреодолимой нежностью, и я прикусываю губы, подавляя острую потребность занять их поцелуем только потому, что не представляю реакцию Малфоя. Темный водоворот чувственного наслаждения захватил меня и закружил с новой силой, когда руки Драко, сжимавшие мои ягодицы, скользнули вверх, мягко погладили спину, плечи, а потом переместились на жаждущую ласки грудь. Набухшие, отвердевшие соски болезненно ныли, но как только его ловкие пальцы касаются заветного места, зуд исчезает. Я ускоряю темп, подаюсь резче, и божественные ощущения полностью обволакивают меня одурманивающей пеленой сладострастия, водоворот превращается в вихрь блаженства, который уносит меня к небесам. Утомленный бешеной скачкой Драко делает несколько рваных движений, резко поднимается и сильно кусает меня за губу, крепко прижимая к себе и шипя, точно змей, точно пламя, потушенное водой. Мы оба жадно глотаем воздух, как рыбы, выброшенные на берег, внимательно глядя друг другу в глаза, стараясь уловить каждую эмоцию, которая только промелькнёт в них. Всем известно, что глаза — зеркало души, и все чувства проходят через них, не искажаясь, вот я и смотрю в самую сущность Малфоя, так же, как и он в мою. — Гермиона… — он проводит тонкими пальцами по моей щеке, а потом ладонь его властно ложится на затылок, и я уже не в силах сопротивляться, когда его губы обхватывают мои, а горячий язык проникает в рот. Странно, непривычно. Мелкая дрожь пробегает по спине, и я отвечаю медленно, нежно, прикрыв глаза от удовольствия. Такой неторопливый, сладкий и до безумия ласковый поцелуй. Столь долгожданный момент наступил, и невозможно не насладиться им в полной мере. Для меня это стало новой ступенью в наших неправильных, запретных отношениях, и я вовсе не собираюсь отступать, а пойду вверх по этой лестнице, пока не достигну предела. Между нами давно зародилась некая связь, и только сейчас я понимаю, что это не просто секс. Наши заблудшие, одинокие души нашли приют друг у друга, единство, ибо мы оба изменили клятве. И если бы в этот самый момент весь мир узнал о том, что я неверная жена, а он неверный муж, я бы даже не попыталась этого опровергнуть. Просто осталась бы с ним, потому что знаю, что он поступил бы так же.