Готика. Становление.

За пару дней я успел обжиться на новом месте. Непритязательный быт магов воды пришёлся мне по вкусу, а отношение к чародеям здесь было значительно лучше, чем в Старом лагере. Если там на нас смотрели, как на виновников возведения барьера, и до поры не трогали лишь из страха, то в Новом лагере маги были, наоборот, единственной надеждой на спасение. Сначала на мою красную мантию косились с недоверием, но потом привыкли. Слухи распространялись быстро, и тот факт, что меня радушно приняли Сатурас, Ли и Ларс, делал мою персону практически неприкосновенной. Инцидент в трактире был единственным в своём роде, и, как правильно заметил Ларс, даже несмотря на то, что мне не пришлось сжигать дотла таверну, больше ни у кого не возникало желания лезть на рожон. А Бутч и его дружки получили положенный урок. Большую часть времени я проводил в библиотеке или общаясь с другими магами. Никто не ограничивал моего передвижения и не указывал, что делать. Уже много лет я не ощущал себя настолько свободным. Охотнее всех со мной контактировал Риордан. Он не только рассказывал и показывал удивительные вещи, касающиеся алхимии, но и сам был не прочь расспросить меня. Особенно его интересовало всё, что касалось работы мастера Дамарока. Последний раз вживую они общались на турнире в честь примирения Нового и Старого лагеря. Тогда Дамарок ещё только готовился к созданию омолаживающего зелья, а точнее комплекса эликсиров. Риордан с восторгом выслушал мой рассказ о помолодевшем алхимике. Конечно, его интересовало, как можно добиться столь потрясающего результата, но здесь я мало в чём мог быть полезен – Дамарок никого не успел посвятить в свой секрет. Риордану об этом оказалось известно даже больше, чем мне. Всё, что оставалось, это уповать на то, что в замке сохранились хоть какие-то записи. Мне часто вспоминалось видение, в котором Дамарок говорил со мной после своей смерти. Что он имел в виду, напомнив почаще смотреть в зеркало? Имело ли это какой-то смысл или было лишь плодом моего воспалённого воображения? Остальные маги воды были слишком поглощены своими делами, чтобы уделять мне время. Порой я наблюдал за Нефариусом, упражнявшимся во дворе, но секретов своей магии он не раскрывал. Однажды я даже рискнул зайти к Миксиру. Впрочем, вскоре я пожалел об этом, потому что лучший лингвист магов воды всё же нашёл для меня часок, и хоть и говорил он довольно интересные вещи, но делал это настолько педантично и учёно, что половину времени я боролся со сном, а вторую половину раздумывал над тем, как вежливее уйти. За час общения с Миксиром я узнал о том, что важнее всего в любом деле – это порядок. Маг был ярым сторонником систематизации. Все сведения он записывал и каталогизировал. Неудивительно, что и местной библиотекой заведовал в основном он. Кроме прочего, я узнал много «ценного» об особенностях произношения слов, написания букв, об истории возникновения и смешения языков. Исследования Миксира показали, что современные языки имеют явные сходства с древним пра-языком, на котором говорили Зодчие – так он называл народ, построивший пирамиды и некоторые другие дошедшие до нас постройки Хориниса и Варранта. Точнее, у Зодчих был даже не один, а целых три языка или, по крайней мере, три способа письменности. По одному на каждую касту – для жрецов, воинов и ремесленников. По свойствам языка Миксир даже смог проследить миграцию народов. Из его наблюдений следовало, что следы воинов лучше всего прослеживаются в Нордмаре, язык крестьян и ремесленников положил основу письменности Южных островов, а тексты жрецов в основном сосредоточены в храмовых комплексах Варранта. Таблички со всеми тремя способами письма массово представлены только на Хоринисе, из этого Миксир сделал вывод, что именно на этом острове следует искать корни древней цивилизации, которая в какой-то момент потеряла свою силу и единство. Судя по всему, центр этой культуры был уничтожен, а немногие выжившие мигрировали на материк и другие острова, смешавшись с местным населением. Каменные таблички, кстати, Миксиру доставили из-за барьера. Маги воды до недавнего времени получали письма и посылки через орден Инноса. Это было одной из причин, по которой нужны были посыльные, ведь только у магов огня существовала надёжная связь с внешним миром, контролируемая рудными баронами. В Хоринисе обосновался один из магов воды, который не участвовал в возведении барьера, и последние несколько лет поддерживал письменную связь со своими товарищами, помогал советами и собирал необходимые книги, оборудование и артефакты. Он и передал несколько месяцев назад среди прочего и эти таблички для изучения. Только теперь я стал понимать, почему одна из «упаковок книг», которые я отдавал Мордрагу, была такой тяжёлой. Я не заглядывал в содержимое посылок, его контролировал лично Корристо, а потому тогда я и подумать не мог, что там могут быть каменные плитки. Маги воды практически непрерывно были погружены в свои исследования, а события последних дней лишь усилили их энтузиазм. Мердариона и вовсе невозможно было оторвать от работы. Сатурас был задумчив и будто бы ждал чего-то с минуты на минуту. Лишь один раз в день он вместе с Риорданом выходил в лагерь навещать Кроноса, который не отлучался от рудной горы. Они проверяли здоровье чародея, обменивались с ним новостями и передавали товары для торговли с жителями лагеря. Мне тоже удалось поговорить с Кроносом. Он производил впечатление довольно строгого и организованного человека, на вопросы отвечал коротко и ёмко. На мою просьбу научить меня чему-нибудь, Кронос на удивление согласился. Конечно, он не стал посвящать меня в секреты магии воды, однако показал несколько упражнений, которые позволяли развить магический талант. Оказалось, что медитация в месте сосредоточения магической силы гораздо эффективнее обычной. По периметру решётки, закрывавшей пещеру с рудной горой, стояло шесть обработанных каменных глыб с выбитыми на них рунами. Эти камни дополнительно фокусировали энергию, рассеиваемую рудой. Благодаря этому медитирующий маг мог легче её улавливать. Следуя указаниям Кроноса, я встал прямо на решётку над центром рудной горы, закрыл глаза и сосредоточился на своём дыхании. Одновременно с этим, я пытался визуализировать в сознании потоки энергии, источаемые рудой. Сначала я ничего не чувствовал, но чем больше отрешался от окружающего мира и погружался в себя, тем яснее становилась картина. В какой-то неуловимый момент, я будто бы провалился в пропасть. Моё «я» потеряло конкретную точку привязки и больше не ассоциировалось с телом. Я был одновременно и внутри, и снаружи, и где-то в стороне. Это ощущение было мне знакомо и сопровождало практически любую медитацию. Но на этот раз, я смог ощутить контакт с энергией магической руды, почувствовать её течение и пропустить сквозь себя, будто бы промывая ей свою оболочку. Под оболочкой я подразумеваю поля, которые самопроизвольно источает каждый живой организм, окружая ими себя, будто скорлупой. Они порождены циклическими токами жидкостей в организме и могут сильно меняться от состояния здоровья. Маги целители по искажениям этих полей могут легко диагностировать заболевания. Но есть и куда более мощное применение этого свойства – искусственно многократно увеличив интенсивность полей в нужной точке, можно ускорить процессы регенерации и исцелять даже крайне тяжёлые раны. Я не был силён в этом искусстве, но во время медитации над магической рудой, будто бы прикоснулся к такому дару. Энергия руды пропитала меня, сделав бодрее и сильнее. Схожие чувства я ощущал, когда почерпнул из подземного резервуара магии возле круга камней, только тогда выплеск энергии был ещё больше, вызвав у меня на мгновение ощущение всемогущества. В этот раз ощущалось лишь лёгкое опьянение. Концентраторы природной энергии не были чем-то диковинным, хотя мало кто из живущих на самом деле понимал принципы их работы. Тот же Ксардас недаром обитал в башне с острыми шпилями. Я не мог оценить все преимущества такой конструкции, но не сомневался, что некромант всё рассчитал, создав башню оптимальной для своих целей формы. Ещё одним примером концентраторов энергии могли служить юниторы. Пресловутый магический барьер сам был сотворён по схожему принципу. Мало кто знал, что барьер не был плоским объектом. На самом деле заклятье как бы углубляло энергетический профиль всего пространства под «куполом», а результате чего находящиеся внутри люди натыкались на энергетическую стену у границ. Мало кто знал, что барьер не бьёт пытающихся пройти сквозь него людей молниями – наоборот, это молнии бьют из человека в барьер. Чтобы выйти наружу, телу необходимо приобрести дополнительную энергию, которая выделяется из его энергетической оболочки, приводя к эффекту молнии и гибели человека. Лишённые биополей предметы не испытывали подобных сложностей, не взаимодействовали с барьером, свободно проходя в обе стороны. Это было лишь очень упрощённой схемой действия барьера над долиной рудников. Бывали и более лёгкие виды этого заклятья, непроницаемые в обе стороны. Простота тех барьеров заключалась в том, эти заклинания меняли лишь энергетический профиль поверхности сферы, никак не затрагивая того, что было под ней, а это было во много раз менее энергозатратно. Кроме того, те барьеры не мешали телепортации и не били молниями, потому что были лишь стационарной энергетической стеной. Сотворение проницаемого в одну сторону барьера стало возможным лишь благодаря использованию энергии руды, которая находилась в самой колонии. К той же уловке хотел прибегнуть Корристо, пытаясь научиться напрямую использовать силу руды, не добывая её из жил. Жаль, что наставник уже не мог поведать мне того, что он узнал, а то, что он добился немалых успехов, было несомненным. Однако его опыты были очень опасны, и я боялся, что именно он был виновником обрушения Старой шахты. Более глубокие разрывы материального мира применялись лишь при телепортации, когда две удалённые точки соединялись между собой подобно мыльным пузырям. На поддержание портала длительное время не хватило бы сил ни у одного мага, поэтому сначала телепортирующийся окружал себя подобием магического барьера, как бы намечая контур, по которому в дальнейшем будет углублён разрыв. Сама телепортация происходит в результате мощного, но «мгновенного» импульса, после которого дыра в пространстве тут же затягивается. А так как затраченная энергия равняется мощности умноженной на время импульса, то из-за мгновенности процесса с ним мог справиться даже новичок, не используя при этом дополнительных магических источников. А вот создать постоянно активный портал было задачей совсем иного порядка сложности. Уроки Кроноса по концентрации силы окружающего мира оказались крайне полезны, и я решил приходить к магической горе каждый день, чтобы потренироваться. Медитации помогали улучшить концентрацию внимания, вкладывать в заклятья больше силы и даже укрепить тело. Только теперь я стал понимать, за счёт чего колдуны живут дольше обычных людей – постоянная связь с магией поддерживала также и физическое тело, омолаживала, лечила. Так как другого обучения мне не предлагалось, то я решил сосредоточиться на том, что есть. На развитии одних лишь магических способностей я не остановился, решив заняться и физическими тренировками. Горн вскоре вернулся из Свободной шахты, и я попросил его раздобыть два достаточно длинных шеста. Сначала мой приятель был в недоумении, где же можно их взять, но потом сообразил и принёс массивный черенок то ли от кирки, то ли от лопаты. Он был довольно грубо отёсан, коротковат и неважно сбалансирован, однако это даже имело свои плюсы. Используя такой неудобный шест, я привыкал к реальным условиям боя. Дело в том, что постоянного оружия ближнего боя у меня не было, и заводить его в ближайшее время я не намеревался, предпочитая не стеснять руки и полагаться на магию. Однако бывали ситуации, вроде той, что произошла в трактире, когда оружие было крайне желательно. Порою подвернувшаяся под руку палка может оказаться надёжнее десятка самых мощных заклинаний. Мордраг был прав насчёт того, что я случайно мог сжечь всю таверну и опалить неповинных людей. В будущем я хотел иметь запасной вариант на подобный случай. Тренироваться бою с посохом, просто отрабатывая удары мне порядком надоело – этим я занимался и в замке. Отработка в одиночку не могла полностью заменить тренировки с реальным человеком. Потому я попросил Горна поупражняться со мной. Горн сначала отказывался, ссылаясь на то, что не хочет случайно меня убить, однако после того как я поставил ему подсечку и он плюхнулся на землю, его мнение резко переменилось. Обругав меня несколькими нецензурными выражениями, он вознамерился преподать мне урок хороших манер. Конечно, он не был на меня зол всерьёз, это было своего рода дружеской забавой. Сначала Горн решил, что сможет одолеть меня голыми руками, но после парочки неудачных попыток перехватить мой «посох», получил несколько синяков, бросил эту затею и согласился на нормальный спарринг. Он раздобыл себе такую же палку как у меня, и мы начали тренировку на площадке над озером недалеко от водопада. Обычно там фехтовали наёмники, но сейчас большая их часть была мобилизована на охрану лагеря и свободной шахты. Тот же Горн тренировался со мной, можно сказать, в ущерб своему отдыху. К счастью, Гомез не предпринимал пока очередных выпадов против Нового лагеря, и потому можно было себе позволить немножко развлечься. Горн не владел посохом, однако его умение обращаться с мечом и секирой помогало ему. Да, его удары были не экономны и порой слишком напоминали взмахи топором, но его не дюжая физическая сила и бычья выносливость с лихвой компенсировали недостаток техники. Мне часто удавалось пробивать его оборону, нанося лёгкие удары, но победой это было не назвать. Большую часть времени мне приходилось плясать и уворачиваться, чтобы не получить палкой по голове, туловищу или конечностям. Учитывая силу, которой обладал Горн, любое его попадание по мне закончило бы тренировку, и, возможно, потребовало бы лечения полученных повреждений. Горн злился и удивлялся, что ему никак не удаётся до меня добраться. Я же был рад, что дни, потраченные на тренировки с посохом, не прошли для меня напрасно. Но не стоило забывать, что выступи Горн против меня в настоящем поединке, вооружённый своей секирой, шансов у меня, в буквальном смысле, не было бы. Вопрос был бы лишь в том, сумею ли я убежать. Это, конечно, если не брать в расчёт магию. Мне вспомнились ребяческие годы, когда задирать друг друга, бороться и драться по любому поводу для мальчишек было обычным делом. По правде говоря, не все обитатели колонии с тех пор сильно повзрослели, хотя оружие, которое они использовали, было уже совсем не таким безобидным, как в детстве. Впрочем, для большинства такая беспечность и стала причиной попадания за барьер. Горн был не из таких и, несмотря на весьма вспыльчивый характер, умел держать себя в руках, когда доходило до дела. Хотя за свою жизнь он убил немало людей, он никогда не выступал против безоружных, не грабил и не убивал невинных. До колонии Горн был в отряде наёмников, которые промышляли охотой на орков. Среди мужчин Южных островов было обычным делом зарабатывать на жизнь воинским ремеслом. Климат там был тёплый, урожаи хорошие, а вот места и возможностей проявить себя было не так уж много. Местные феодалы пренебрежительно относились к выходцам из незнатных родов, и потому сделать карьеру в дружине кого-то из них не представлялось возможным. Да и занимались дружинники в мирное время, как это водится, далеко не самыми благородными делами. В общем, многим такая жизнь претила. Когда обстановка в войне совсем накалилась и стало ясно, что противостоять ордам свирепых дикарей королевские войска долго больше не смогут, Робар Второй объявил, что будет выплачивать вознаграждение за каждый экземпляр орочьего оружия. Конечно, надёжнее было бы платить за голову, но до попадания в руки королевских чиновников, отрубленные головы могли провести в пути ни один день, и никому не хотелось дышать смрадом и вонью разлагающихся трупов. Так как орочье оружие разительно отличалось от человеческого, то оно было прекрасным доказательством выполненной работы. Кроме того, изъятое оружие не могло быть использовано орками вновь, что вынуждало их тратить ресурсы на ковку вооружения. Люди пускали орочьи топоры на переплавку, используя потом некачественное железо, из которого они были выкованы, для бытовых нужд. Выплавляемая людьми сталь, тем более полученная с добавлением магической руды была во много раз лучше, но её сложился острый дефицит, поэтому даже низкокачественное железо пригождалось. А порой и у орочьих элитных воинов можно было встретить перекованные человеческие мечи. За такие экземпляры платили по рыночной стоимости, а качественное оружие всегда ценилось. Вскоре едва ли не вся Миртана наполнилась охотниками на орков, которые выслеживали их патрули и небольшие отряды. Даже некоторые бывшие бандиты и дезертиры увлеклись этим ремеслом, что дало новый импульс сопротивлению. Особо ценились охотниками конвои с поставками, ведь в них иногда можно было обнаружить подводы с оружием. В общем, снабжение и разведка орков была существенно подорвана таким ловким ходом Робара. На какое-то время даже казалось, что появился шанс переломить ход войны. Впрочем, это было ещё до злополучной битвы у Восточного архипелага, но это уже совсем другая история. Горн приплыл в Миртану вместе с отрядом таких же искателей приключений. Вместе они сколотили бригаду, успешно воевали против орков и даже стали известны в качестве «вольных топоров». Многие более мелкие отряды со временем вливались в их ряды, хотя и потерь в стычках с орками избежать, конечно, не удавалось. В общем, в то время, когда приключилась история, послужившей причиной суда над Горном, в их отряде насчитывалось уже около полусотни человек, и они представляли немалую силу. А любая сила рано или поздно попадает в поле зрение другой, как правило, более выдающейся силы. Так случилось и на этот раз, когда отряд вольных топоров после удачной охоты находился на отдыхе неподалёку от Фаринга – крепости, расположенной у самого перевала, ведущего в Нордмар. На беду, их бригада попала под внимание одного из лордов – паладина и генерала миртанской армии, коменданта крепости. Дальше, всё пошло наперекосяк. Разведка докладывала, что довольно крупный отряд орков собирается пробиться с севера. Этот генерал (Горн даже не помнил его имени) решил воспользоваться вольными топорами, пустив их на передовую перед основными силами регулярной армии, которые должны были перекрыть дорогу через перевал. Комендант сэкономил бы свои собственные войска, и тем самым надеялся проявить себя перед вышестоящим начальством. Естественно, «топоры» отклонили любезное предложение выступить в открытом и самоубийственном бою, даже когда им предложили двойную плату за каждого орка. Лидер «топоров» даже позволил себе посмеяться над дурацким планом. Возможно, уязвлённая гордость паладина была причиной дальнейших событий, а может, генерал изначально и не планировал добровольного согласия охотников на орков. Так или иначе, это оказалось не тем предложением, от которого можно отказаться. Генерал заявил, что среди «вольных топоров» скрываются преступники в бегах и потому, все они арестованы до дальнейшего разбирательства и суда. Бригаду Горна окружили регулярные войска. В основном это были ополченцы, мобилизованные из окрестных деревень. Но были там, естественно, и опытные гвардейцы, составлявшие основу гарнизона Фаринга. А гарнизон был немалым, потому что эта крепость была ключевой в обороне северных рубежей Миртаны. Хотя путь на Венгард прикрывала ещё одна расположенная южнее твердыня – легендарная Гота, центр ордена паладинов, потеря Фаринга всё равно означала бы начало заката королевства. Именно поэтому гарнизон Фаринга всегда поддерживался в состоянии боевой готовности, именно в этом районе происходила подавляющая часть конфликтов с орками севера. Впрочем, были ещё и восточные орки, приплывающие на галерах с островов, расположенных к северо-востоку от Хориниса. Регулярные войска не могли пойти против присяги и ослушаться приказа, даже если сами не считали его обоснованным. Нарушение воинской дисциплины каралось строго – рудниками, а то и смертью. Поэтому товарищи Горна оказались перед сложным выбором: смириться, пойти в самоубийственную битву с орками и надеяться, что кому-то удастся её пережить, или же взбунтоваться и попытаться прорваться через кольцо окружения. В последнем случае приходилось выступать против людей, идти брат на брата. В этом случае их уже вполне обоснованно объявят вне закона и будут преследовать по всей Миртане. Генерал, не высовываясь из кольца своих людей, прокричал душещипательную речь о том, что в эти сложные дни все люди должны быть едины, собраться в один кулак и выступить против нелюдей, что даже преступники могут искупить свою вину, доказав преданность отчизне. Возможно, на кого-то эта речь и произвела впечатление и даже укрепила боевой дух и решимость солдат, однако «вольные топоры» понимали всё лицемерие, скрытое благородными словами. Их собирались использовать как смазку для орочьих топоров, как рабов, понукаемых сзади копьями, чтобы они не рискнули бежать. Ни о каком единстве при таком раскладе не могло быть и речи. Времени на раздумья было мало, и кто-то предложил рискнуть – прорваться через окружение в самый неожиданный момент – пока генерал ещё не успел закончить свою речь. План удался – «топорам» действительно удалось внести хаос в ряды «противника». Первые ряды бригады смогли пробиться и пустились в бегство. Но успех был не полным. Часть бригады опомнившиеся солдаты всё же подняли на пики и алебарды, а часть окружили. Горн был как раз в замыкающем десятке. Намертво попав в сжавшееся кольцо, и не желая проливать больше человеческой крови, они бросили оружие и сдались. По большому счёту выбора и не было. Конечно же, генерал хотел тут же расправиться с «предателями рода человеческого», однако устав не позволял убивать сдавшихся на милость победителя, а последние распоряжения короля имели чёткую формулировку. Они гласили, что ввиду военного положения смертная казнь для мужчин отменяется за любые виды преступлений. Для незначительных правонарушений назначается денежный штраф, во всех же остальных случаях, в том числе и когда преступник не может выплатить назначенную судом сумму, наказанием являются работы в шахтах в долине рудников Хориниса. Так Горн и попал в колонию буквально в первые месяцы после возведения барьера – ещё до того, как маги воды отделились от магов огня. Что касается орочьего вторжения, из-за которого приключилась вся эта неприятная история, в очередной раз обнажившая неприглядные стороны некоторых «полководцев», то оно было остановлено, хотя совсем и не так, как изначально задумывалось. Трусливый генерал потерял лицо в глазах своих войск и, видимо, опасаясь бунта, не рискнул жертвовать своим гарнизоном в открытом бою без поддержки «мяса». Вместо этого он укрепился в крепости и отправил сообщение в Готу, попросив подкрепление у паладинов. Орки сумели прорваться из Нордмара через каньон, преодолели возведённые баррикады и, будучи лишь немного потрёпаны лучниками, хлынули на юг, где приступили к грабежам. Хотя жители окрестных деревень были предупреждены о предстоящем вторжении, всё равно многие пострадали. Битва с орками произошла, когда они уже оставили Фаринг за спиной и схлестнулись с прибывшим подкреплением из Готы. Именно тогда гарнизон Фаринга «смело» покинул крепость и в разгар сражения нанёс удар в тыл противника. Благодаря совместным действиям двух армий орки были смяты и перебиты практически до единого. Однако полководец Фаринга вместо лавров победы получил выговор от лорда Хагена – одного из гроссмейстеров паладинов, командующего подкреплением. Комендант Фаринга был освобождён от должности за превышение полномочий, допущение необоснованных жертв среди гражданского населения и то, что своими собственными силами не удержал вторжение в стратегически выгодном месте – в горном перевале. Но обо всём этом Горн узнал значительно позже, уже руководствуясь слухами, доходящими от вновь прибывших в колонию каторжан. Когда же всё это происходило, он был уже на пути в Хоринис.