Ему нравится делать ей больно

Они как две параллельных Вселенных, которые не должны были пересечься. Лидия Мартин не из тех, кого легко заполучить. Питер Хейл не из тех, кто легко сдается. Но что-то тонкое, почти прозрачное сталкивает их между собой. Постоянно. Словно испытывает на выдержку, на прочность жизненных приоритетов, на толщину черты, за которую оба могут переступить. Ему нравиться делать ей больно. Ей нравится его ненавидеть. Он бросается ядовитыми словами и дерзкими ухмылками. Она вскидывает подбородок, смотрит на него, как на жалкого таракана и молчит. Достаточно одного взгляда. А потом в тишине, в кромешной темноте, которая застилает глаза, они находят друг друга. Бросаются как в пропасть. Тонут, но не идут камнем на дно. Каждый из них якорь другого. Причина оставаться прежним. Питер не знает, что такое привязанность или любовь. Он не может чувствовать. Он думает, что в его груди жестянка вместо сердца. Но эта жестянка бьется в груди с такой силой, что больно. Стоит только увидеть рыжие волосы, зелёные глаза и ямочку на щеке. Лидия любит дорогую роскошь, терпкое «Шардоне» и презирать Питера. Его глаза, губы, волосы, руки. Она ненавидит в нём всё. И одновременно хочет этого больше всего на свете. Каждый день для них будто ходить по трескающемуся льду. Один шаг не туда — и тебя нет. Питер цепляется за Лидию как за последнее живое тепло. А Лидия кутается в его неживой холод. Когда он вжимает её в стену, грубо сминая своим ртом мягкие губы, она честно хочет его оттолкнуть. Хочет снова стать той правильной Лидией. Но пальцы, почему-то путаются в жестких волосах, а тело, словно мягкая глина в его руках. Лепи, что хочешь. И Питер лепит. Идеальную для него. Его всё. Его персональную банши с самими красивыми глазами. Он готов сдохнуть за её стоны, закушенные губы и влажные волосы. Её тело для него — храм. А он жрец, который готовый принести любую жертву. Лидия думает, что это всё ошибка. Порой она ненавидит себя так же сильно, как и его. Это неправильная связь. Грязная, мерзкая, отвратительная. И закончится она так же мерзко. Станет полным падением для неё. Она и так заслужила все круги ада. Между ними — пропасть. Между ними недосказанность. Между ними черта, грань, бетонная стена о которую они бьются, сдирая тела. Они как утопающие, которые никак не могут утонуть. Как рыба, что бьется о замёрзший лёд. Что-то тянет вниз и отпускает обратно. Это длится несколько месяцев. Для Лидии — вечность. Она смотрит в серые глаза и ей становится страшно. Она больна им. По-настоящему больна. Питер Хейл — её опухоль. Рак последней стадии. Горькая необходимость. Он восставший из мертвых. Вытащенный из пекла её собственными руками. И эту связь не разорвать, не сжечь, не прекратить. Лидия приходит сама. Её словно приковали к Питеру цепями и теперь дергают, вынуждая возвращаться. Она ненавидит возвращаться. Она любит его губы. Питер ждёт её. Всегда. Это одна из его привычек, заученных наизусть. Как чтение газеты по утрам и бокал бурбона по вечерам. От него пахнет агрессивным одеколоном. Его тело горячее, прикосновения жесткие, а поцелуи требовательные и властные. Он знает, чего хочет. А Лидию он хочет постоянно. Он будет мириться с её презрением и отвращением. Он будет терпеть её уходы, которые сопровождаются фразами: «Это в последний раз». Питер не отпустит. Она – его источник. Он питается ею, захлебывается в её эмоциях. В её ненависти. Он любит делать ей больно. Тогда Лидия горит. Она пламя, об которое он обжигается. Она греет его, хотя сама не хочет этого. Если бы могла – сожгла дотла. Она любит его ненавидеть. Это единственное оправдание её слабости. Единственное оправдание того, что она возвращается к нему. Он в ней слишком сильно. Он в её крови. Её яд. Она ненавидит его. Ненавидит и …