Полшестого

Кружевное платье. Дорогое кольцо. Ослепительная улыбка. Твои глаза инстинктивно выхватывают пятна серого, белого и желтого цветов, и ты стараешься переместить взгляд влево, чтобы снова сфокусироваться на кружевном платье. Мюнхен находится слишком далеко. Все это слишком далеко. Ты прерывисто дышишь, сердцебиение постепенно затихает в опустошенной груди. Лиза спокойно спит в постели рядом, но при этом кажется, что она тоже где-то далеко. - Чертов желтый, – шепчешь ты и закрываешь ноутбук с едва слышным стуком. Лиза шепчет что-то во сне. Трясущимися пальцами ты проводишь по своим (теперь не таким уж редким) волосам, закрываешь глаза и пытаешься дышать спокойно. - Однажды это закончится, Матс, – ты вспоминаешь свои собственные слова. Это его пальцы в твоих волосах, это его шоколадно-карамельно-орехово-и-все-что-еще-только-может-быть-карие глаза глядят в твои глаза, это его дыхание на твоих губах. Он улыбается, и ты блаженно жмуришься от ощущения его безграничного доверия. - Нет, – его губы легко касаются твоих. – Никогда. - Да уж, никогда, – выдыхаешь ты с нотками сарказма, и тут в глаза бросается сверкающий бриллиант на пальце Лизы. Черт возьми, он даже с кольцом тебя переплюнул. Всегда во всем на шаг впереди. - Все, что ты делаешь, я могу сделать лучше, Хёведес, – Матс самодовольно ухмыляется, и ты закатываешь глаза, стараясь не подавиться кусочком хлеба, на который намазана «Нутелла». – Это чудеса «Боруссии-Дортмунд»: быть всегда лучше, чем вы в своей «Шшш»… Нет, я это вслух не буду произносить. - Ебать тебя в рот, – бормочешь ты, и Матс лучезарно улыбается: - Я знаю, что ты этого хочешь. Ты мысленно посмеиваешься, вспоминая, и в то же время зеваешь. «Уже рассвет, наступил новый день», – говоришь ты сам себе, и хочется верить, что с новым днем начнется и новая жизнь. Но что-то покалывает. Больно. И когда Лиза вздыхает и поворачивается на другой бок, сдвигая простыню до пола, становится еще больней. Ты укрываешь ее одеялом и подтягиваешь простыню обратно. Целуешь ее в лоб и проводишь носом по ее щеке, прикрыв глаза. Осторожно пропускаешь сквозь пальцы ее светлые волосы. Не черные. Не вьющиеся. Но у нее будет твоя фамилия уже в этом месяце. Потом ты смотришь на электронный будильник, который показывает 5:30 утра, хмыкаешь себе под нос чуть громче, чем следовало бы, и почти пропускаешь беззвучное гудение телефона на ночном столике. Еще один поцелуй в лоб. Выйти из комнаты. Мигающий экран и тишина. - Половина шестого, – говорит он тебе прямо в ухо, и ты хотел бы, чтоб мозг перестал представлять все то, что вы двое привыкли делать вместе в полшестого утра, но он не слушается. - Ты должен быть со своей женой в полшестого в это первое совместное утро мистера и миссис Хуммельс. - И ты должен спать рядом со своей будущей женой в полшестого утра. Пауза. Пара неровных вздохов. - А ведь я был прав, видишь? Все кончено. Он снова вздыхает посреди этой ужасной тишины, и ты хочешь, чтобы он попросил прощения, но не хочешь его прощать, и ты понимаешь, что ты просто не знаешь, чего хочешь. Хотя… Ты хочешь не «чего», а «кого». Всегда лишь «кого». - Спокойной ночи, Матс, – шепчешь ты. – Желаю тебе замечательного медового месяца. Отрубаешься, не давая ему возможности ответить. Устраиваешься на свободном куске простыни слева от Лизы. Заставляешь себя заснуть. - Ты знаешь, какой ты прямо сейчас? – ты практически чувствуешь, как его кудри обжигают грудь. – Мой. - Я всегда твой, Матс. Он качает головой: - Ты принадлежишь Лизе, «Шальке», еще кому-то… Но в полшестого утра, голый, тяжело дышащий, ты – мой. Это единственное время, когда я могу называть тебя своим. Это наше время. Ты раскрываешь глаза. Твой телефон глухо гудит, оповещая о входящем сообщении. «Никогда, помнишь? До полшестого, Бенни». Лиза сонно говорит «Люблю тебя» и неловко целует тебя в плечо, прежде чем прижаться поближе. Ты улыбаешься ей, хотя она тебя не видит. Ты не будешь писать ответ. Ты не будешь думать об этом. Ты не будешь волноваться. Не будешь. (Пока снова не наступит полшестого утра.)