Безупречная свобода

Пахнет застарелой бедой, Солнцу не пробиться в глубину этих глаз. Теперь мне все равно, что спрятано под темной водой. Едва ли я вернусь сюда еще один раз (с) Борис Гребенщиков

*** Мальчик не пережил этот день. Последний удар сердца угас, остаточными волнами пульса прошелестев по артериям, сразу после рассвета. Мужчина не смог спасти его в предыдущий день. Была ли иная возможность? Нет. Слишком неожиданно произошла стычка с ними. Слишком много их было. Слишком большая концентрация на противнике. Тело, отточенное в изнуряющих тренировках и привыкшее к регулярным боям, знало своё дело. И выполняло его. Чётко. Методично. Собрано. Безэмоционально. Не взирая ни на что. Попасть в окружение – плохой расклад. Но выбора не было. И пришлось столкнуться с ними. Улыбки напротив. Непонимающие. Добрые. А вкупе с их звериными целями – страшные. Тела вокруг. Аномальные. Вывернутые под немыслимыми углами руки. Искалеченные ноги. Движения – лучше бы не видеть. Спутанные. Неровные. Неуклюжие. Они так походят на людей. Никто не знал, являются ли они ими на самом деле. И уже не узнает. Людей, настоящих, не этих, поддельных убогих слепков, не осталось. Чуть меньше недели прошло с того, как пал последний город. Утонул в агонии и криках мирных жителей. Больше никого нет. Нигде. Остались двое. Мальчик, надежда человечества. Теперь – бывшая. Военный, когда-то давно взявший мальчика под своё начальство. Единственное, что осталось неизменным. Мальчик и мужчина – последние выжившие люди в этом мире. Человечество вымерло, подобно слабому и нежизнеспособному виду. Уступило место на вершине пищевой пирамиды. Уступив тем, кого в ту ночь продолжал истреблять мужчина. Не потому, что долг. Причина всего одна: оба хотели сами выбирать свой путь. В том бою они подтверждали право на свободу. Даже если эта свобода – смерть. Последний из врагов отныне не существующего человечества рухнул, жалобно и по-детски застонав. Улыбка с лица так и не сошла. Только выдернув из кровавого месива тела заляпанный меч, военный смог обернуться. Мальчик сидел возле дерева. Вокруг – почти столько же трупов, сколько было возле мужчины. Мальчик сидел тихо. Обняв себя. Не двигаясь. Чутьё сразу сфокусировалось: неспроста. Прислушалось: ранен. Скрывает. На близкой дистанции опасения подтвердились: дышит рвано и часто. Удерживает всхлипы на вдохе. Затягивает выдохи. Лицо бледное. От ужаса и понимания. Но больше – мужчина одёргивает плащ мальчика – от проникающей раны в груди. Вероятнее всего – удар достал до лёгкого. Мальчик продолжает хрипеть, с заметным трудом втягивая воздух. Руки держатся за живот. Продолжив осмотр, мужчина задирает форменную военную рубашку. Видимых повреждений нет. Это не значит, что в бою ему не задели органы. Состояние свидетельствует именно об этом. Мужчина знает, что такая рана – билет в один конец. Он не сможет оказать ему помощь. Нет ни медикаментов, ни условий. Мужчина понимает, что мальчик умрёт. В лучшем случае – через несколько часов. Мальчик тоже понимает. Кривит губы в улыбке. Продержался дольше. Всегда мог идти дольше, чем другие. И преодолевать больше. Неукротимая жажда жить. Вопреки. Но больше всего мальчик жаждал свободы. Именно поэтому мужчина не спорил с ним, когда в день падения города и последовавшей за этим мёртвой тишины, тот взял с собой лишь необходимое оружие и попросил уйти с ним. - Капитан, давайте отправимся к морю. - Ты думаешь, я знаю, где оно? - Неважно. Мы найдём его. И мужчина понял. Легко и без лишних слов. Мальчик просто хотел уйти туда, куда всегда хотел: за пределы. Дальше от стен. Клетка была разрушена. Оставаться в ней не было смысла изначально. Не появился этот смысл и после. И они ушли. Передвигались по ночам: чтобы не столкнуться с Существами. Спали на деревьях. По очереди. Шли строго на юг: причин не было. Просто юг – он казался априори теплее. А потому - лучше. Мальчик хотел уйти на юг. Мужчина шёл следом. Потому что пообещал ему себя. Давно. Контроль и защита. Всё, что он мог дать. И этого оказалось мало. Мальчик умер на рассвете. Моря он так и не увидел. Свобода так и осталась словом в старом учебнике. А мужчина получил новое бремя вины. Своё ли. Дождавшись ночи, мужчина покинул своё убежище. Вместе с уже остывшим телом, которое завернул в форменный плащ. Пока он рыл заиндевевшую октябрьскую землю, думалось, что новый груз достался ему от умершего. За то, что не справился со своей миссией. За то, что та девочка с печальными глазами всё-таки погибла. Одна из последних. За то, что его друг был разорван Существами в числе первых. В авангарде армии, которая уже была бесполезна. За то, что человечество так и погибло в тюрьме. Ночной лес, пахнущий сыростью и холодом, хранил молчание. С ветвей на молчаливые похороны внимательно глядели две чёрные птицы. Агатовые глаза следили за каждым ударом лопаты, за каждым отброшенным комом земли. Следили, пытаясь запомнить. Если они и хотели помочь мужчине - легче тому не стало. Поэтому с последним глухим стуком металла вороны сорвались со своих мест и растворились в сумраке. Только качнувшиеся в тумане еловые ветки говорили об их недавнем присутствии. Отныне мужчина был один. Испытывал ли он горечь от этого, так и не стало ясным. Его лицо осталось таким же каменным, каким было уже долгие годы. Брови были по-прежнему сведены в недовольстве. Возможно, те две птицы разглядели что-то своими мёртвыми глазами. Но спросить их некому. Поэтому мужчина просто забрал с земли оторванную им же нашивку с мальчишеской формы: эмблема со скрещенными крыльями. Всё, что он позволил себе оставить. Посмотрел напоследок на едва заметный холм земли. Не первый в жизни мужчины. Сколько их было. Молодые и зрелые. Серьёзные и беспечные. Молчаливые и шумные. Бездельники и невыносимые аккуратисты. Он хоронил не всех. Но запоминал – каждого. Мужчина знал, что мальчика не придётся запоминать больше, чем уже есть. Да и не было на это времени. Слишком мало ему самому осталось. Успеть бы дойти. Вот и всё, что ему теперь необходимо выполнить. Пальцы сжимаются на нашивке чуть крепче положенного. На пару мгновений. После – убирают её в походную сумку. Их обладатель разворачивается и исчезает среди влажного ельника. Шёл он быстро. Тихо, стараясь не ступать лишний раз по сухим веткам на земле. Последний он или нет – но дойти до цели было нужно. Дойти можно только незаметно. Через два часа мужчина оказался на границе: леса постепенно заканчивались здесь, чередуясь со степной зоной. Впереди простиралась безжизненная равнина. Ни скрыться, ни дать бой. Плохое место. Преодолеть его стоило максимально скрытно. Он умел это: скользить бесшумной тенью. Постоянно прислушиваясь, но не сбавляя бег. После него оставались только едва примятые заросли вереска. Руки мужчины были наготове: на рукоятях мечей по обеим сторонам пояса. Крылья носа хищно вздрагивали, постоянно принюхиваясь к обстановке. До нового рассвета оставалось ещё почти три часа, когда вдалеке сквозь густые сумерки проступили слишком знакомые очертания. Затаиться было ещё негде. Очередной пролесок был позади Существа. Которое, учуяв человека, двигалось навстречу, радостно раскачивая руками-плетьми. Почему оно не уснуло, как все прочие, с исчезновением солнечного света, решать было глупо. А мужчина никогда не любил глупость. И лишних вопросов он тоже старался избегать. Только чуть скривившиеся сжатые губы выдали нервозность. Расклад был действительно самым плохим. Но он был. А мужчина не привык убегать от своей работы. Ещё меньше он привык к слабости духа. Поэтому осталось только Существо уже почти рядом. Сам мужчина. Спасительный лес впереди. И цель – добраться туда любой ценой. Защитная стойка без колебаний сменяется нападением: дорога каждая секунда. Вызверившиеся клинки начали свой танец в идеально-обученных руках. Резкие выпады и прыжки, на большой скорости чередующиеся со стремительными уходами от чужих захватов. Скрип металла по чужой плоти. Мрачные взгляды из под спутавшихся волос. Всегда держать объект на прицеле. Не отводить глаз: иначе дотянется. Не давать перевести дух. Бить самому. И мужчина бьет. Сочетает отточенные академические приёмы с природным талантом импровизации. Бьёт яростно. Вспоминая погибших в том дымном городе и залитые кровавой кашей мостовые. Без колебаний. Вспоминая бесчисленные повозки с трупами военных. Жёстко. Попутно уходя от клацающих опасно близко зубов. Заново вдыхая гарь погребальных костров и палёной плоти. Злобно. Оставляя кровавые следы на земле. Смывая с себя грязь жизни в заключении. Бьёт, игнорируя мычание Существа. Не обращая внимания на недоумённую улыбку. Просто бьёт. Взлетает в воздух и в падении обрушивает на Существо мощные каскады ударов. Отлетает обратно и перегруппировывается. Разворачивается и снова прыгает, чтобы ударить в новое место. На этот раз не выходит. Существо оказалось аномальным по всем пунктам. Быстрее, нежели прочие. Ловчее, несмотря на размеры. Мужчина откатывается и мгновенно вскакивает. И делает очередной прыжок. Метит в слабое место Существа. В спину. Так ему кажется. Внезапно Существо разворачивается лицом к нему и замахивается рукой. Изменить траекторию прыжка уже невозможно. Мужчина в ужасе распахивает глаза и продолжает лететь навстречу. Вспоминая устремлённый в пронзительно-пустые небеса, взгляд мальчика, которого он увидел когда-то на городской площади. Со связанными руками и с петлёй на шее. Мальчика, которого он тогда вытащил с эшафота и взял под свою защиту. Которого обучил всему, что умел. Не жить, но бороться за это право. Которого сегодня уложил в холодную землю. Которого совершенно точно научил умирать. Которого не удержал. Удар приходится в голову. Оглушительный. На секунду меркнет в глазах от яркой вспышки. Мужчина падает на пыльную поверхность земли, подломив под себя правую руку. Теперь уже сломанную. Ветер шелестит вереском, растущим в степи. Мужчина думает о том, что не хотел бы умереть здесь. Тишина нарушается шлёпаньем босых ног Существа. Оно останавливается рядом. Склоняется к мужчине и берёт того в руки. Подносит к своему одутловатому лицу, поднимая над землёй. Дышит тяжело и шумно. Над полем пролетают птицы. Не разберёшь в ночи: чёрные же или просто показалось. Мужчина думает о том, что мальчик вообще не хотел умирать. Думает о том, что глупо будет вот так остановиться, не дойдя до цели. Несправедливо. Мужчина улыбается, вглядываясь в мутные глаза напротив. И неповреждённой рукой выдёргивает из кобуры на бедре револьвер. «Подарок» родственника. Ни разу не пригождался до этого: мужчине не особенно везло с семьёй. Зато везло с врагами. Два выстрела в упор: по разрывной пуле в каждый глаз, и противник ослеплён на какое-то время. В лицо мужчине брызгает тёплая кровь и склизкое содержимое глазниц. Существо страшно и обижено кричит, но руки с неудавшейся пищей разжимает, отшвыривая источник боли подальше. Жертва вновь падает на землю. Револьвер откатывается в сторону. На этот раз времени нет совсем. Мужчина поднимается, левой рукой ухватившись прочнее за клинок. Перевести дух, мгновение на вдох-выдох, в пять рассекающих шагов преодолеть расстояние. И, уже размахнувшись на бегу, нанести режущие удары по сухожилиям на ступнях. Слабые точки, сразу над пятками. Существо исторгает новый мученический вопль и не удерживается на своих ногах, рухнув плашмя. Мужчине остаётся только добить его, нанеся глубокий колющий удар сразу под затылок. С хрустом металл погружается в межпозвоночный диск, обрывая жизнь Существа. Тело, дёрнувшись в судороге, успокоено затихает. Вокруг вновь только ветер и шелест диких трав. Сердце стучит чаще обычного. В попытке вытащить меч из плоти, мужчина случайно ломает лезвие. В истертых ладонях остаётся только плетёная рукоять с торчащим обрубком стали: бесполезный теперь предмет раздражённо отбрасывается. Военный оглядывается в поисках упавшего револьвера. Тот обнаруживается недалеко и водружается на своё законное место. Мужчина, не глядя по сторонам, оттирает рукавом грязь с лица, неловкими движениями запахивает плащ и вновь начинает свой путь через поле. Времени теперь почти нет. Он знает, что поход стал последним. Окружающее пространство время от времени соскальзывает со своей орбиты и начинает беспорядочно плыть, перед глазами периодически мелькают чёрные точки. Шумит в ушах так, что он едва ли расслышит шаги позади. Но удача так и остаётся на его стороне. Вокруг него – лишь безграничность. Вне пределов. Вне рамок. Он идёт медленно. Идёт, впервые позволяя себе осмотреться и почувствовать чуть больше. Идёт через пахнущие горьким мёдом поля, касаясь ладонями тонких побегов. Собирая пальцами предрассветную ледяную росу. Сбивая со стеблей и колосьев капли воды, с шорохом оседающие на зелень под его ногами. Втягивая уже почти утреннюю свежесть и пустоту. Идёт по заросшим холмам, по мягкому дёрну. Вдоль пологих склонов, через пожелтевшую осеннюю траву. Высохшую, как и всё вокруг, и шуршащую под сапогами. Идёт вдоль кромки леса. Пробуя на вкус зыбкий молочный туман, пропуская его словно воду через пальцы. Сквозь пелену перед глазами наблюдая за облетающими деревьями. Идёт по широким перелесьям, прижимая к груди переломанную руку. Отмечая верхушки качающихся на тихом ветру сосен: те выделяются подобно острым пикам на сизом небе. Светает. Полотно неба с каждой минутой теряет свои тени. Граница леса остаётся позади. Впереди очередной холм и неуловимо сереющий горизонт. Мужчина видит в этой возвышенности новое препятствие. Их он привык преодолевать, поэтому снова взбирается вверх, помогая себе здоровой рукой. Цепляясь за траву, впиваясь ногтями в грязную землю. Дыхание уже давно через раз. Это уже не имело значения. Шипение в ушах с каждым часом нарастало. Состояние ухудшалось со скоростью приближающегося дня. Ноги оскальзываются на влажной поверхности, и мужчина падает на четвереньки. Несколько минут он просто стоит так, опустив голову на согнутую руку. Пальцы белеют, стискивая пучки травы изо всех сил. Сорванный выдох. Ещё один. Вздрагивающие плечи. Травмы ищут выхода. Теперь уже все. Настоящие. Прошлые. Изнутри и снаружи. Только выхода им больше нет. Налетевший южный ветер гладит мужчину по согнутой спине. Дёргая за кончики плаща, ероша чёрные волосы. Ветер пахнет глубиной и остротой адреналина. Мужчина вслушивается. И затихает, медленно поднимая голову. Ветер пахнет солью. Горькой солью. Изломанный человек совершает последнее усилие под ободряющий шепот ветра. Он встаёт во весь рост. Делает последние нетвёрдые шаги к вершине холма. Плащ распахивается под порывом стихии, взметнувшись подобно крыльям чёрных птиц. И неверяще распахиваются серьёзные глаза. Человек задыхается. Перед ним – необъятный простор насыщенной стальной синевы. Синева приветствует его. Живёт и кипит внизу, под обрывом. Мерно дышит огромными лёгкими, перекатывая в себе громадные валы воды. Рокочет так, что на время отступает шипение в голове. Поглощается накатывающим грохотом прибоя. Подавляющий и такой новый звук. Ветер омывает застывшее лицо, пробирается под тонкую рубашку, продолжая трепать ткань плаща. Призывая следовать вверх, ещё дальше. Воды захлёстывают скалы, облизывая жемчужной пеной каменный утёс. Вгрызаются в холодный монолит, дробясь на осколки и разрываясь в клочья. Отступают и вновь стремятся вернуться. Сталкиваются снова и снова. Мужчина думает, что так было задолго до его прихода. До того, как началась война. До того, как пало человечество. До того, как погиб его мальчик. Так есть сейчас: пока он жив. Пока он видит море. Слышит его каждой клеткой измождённого тела. Чувствует его вечность, разлитую в насыщенном воздухе. Оно таково сейчас. В момент, когда мужчина смягчается в лице. Опускается на колени, ухватившись ладонью за кромку скалистого выступа. Скользит утомлённым, но спокойным взглядом по линии горизонта. И оно останется таким после. Когда по слоистым рваным облакам проскользнут первые лучи солнца. Когда яркие блики начнут разгораться на постоянно меняющемся зеркале воды. Когда весь мир вокруг начнёт просыпаться и исполнять симфонию жизни, встречая очередной день. Когда на вершину холма выйдут Существа, привлечённые солнечным светом. Когда они уйдут, так и не тронув человека, лежащего неподвижно на самом краю земли. Мужчина больше не был им противником. Опустившаяся на плечо чёрная птица вгляделась в уже расслабленную ладонь. Перепрыгнула поближе, уцепившись прочным клювом за предмет в руке. Потеребив немного, вытащила маленький клочок ткани с изображённым на ней гербом. Взмахнув крыльями, поднялась ввысь. Из леса сразу вылетел её вечный спутник. Такой же призрачный. Птицы улетали далеко. Туда, где их ждало солнце и белые новые города. Туда, где им хотелось быть. Туда, где когда-нибудь незнакомые друг другу люди так же захотят увидеть море. И ощутить, как их переплетённые руки превращаются в крылья свободы. Птицы улетали к себе.