Луи
2 часа до первого выстрела
Я любил ее. Но я убью эту тварь. Нет, убью их обоих. Нет, только его одного. Он даже недостоин называться мужчиной. Он знал, что у нее есть я, но продолжал ебать ее мозг и тело. Как он смел касаться ее тела? Однажды, не в постели, но когда мы шли за покупками, она назвала меня его именем. Она должна была сказать "Луи", а не то, что я услышал. Я бы отрубил ему каждый палец за то, что он трогал ее; выколол бы глаза за то, что он видел ее без одежды; вырвал бы его губы за то, что ими он целовал ее; отрезал бы язык за все его грехи, в том числе за его слова, которыми он завлек ее. И я бы порезал на кусочки его член, понятно за что. А потом накормил бы его этим. Но я не могу так поступить. Я же благовоспитанный мальчик из Клермон-Феррана, а не маньяк из американского фильма ужасов. Но я убью его. Словами, руками, случайно, пистолетом... Не важно. Убью его. Ночь меня поймет. Я выхожу из дома и целенаправленно иду к машине. Руки начинают дрожать, когда в голову ударяет сумасшедшая идея достать спрятанный там Хеклер и Кох девяносто третьего года. Я стрелял всего один раз в жизни на полигоне, но думаю, этого достаточно, чтобы раз и навсегда разобраться с одной безоружной мразью. Ночь все знает. Как и должно быть в такой момент, она посылает мне грозы. Ледяные капли дождя стучат по моему лицу, но я не чувствую холода, когда нащупываю в кармане оружие. Я любил ее. Поэтому сегодня ты умрешь, Гарри Стайлс.***
Найл
Я познакомился с Сидни в одном из любимых баров Лос-Анджелеса. На ней было надето легкое темно-синее платье, на груди висел огромный крест с распятым Иисусом Христом. Она даже не моргнула, когда закинула в себя четыре порции текилы подряд. Спор она проиграла, и я вообще не понял, зачем было его начинать, но в итоге Сидни оказалась в моей постели. Наверное, стоило сразу признать, что она не та девушка, с кем я проведу всю свою жизнь. Ее слова противоречили поступкам, внешность — характеру. Она сделала себе татуировку со знаком "Peace" и не побоялась вселенской кары, когда избила своего потерявшегося в саду ребенка. — Зачем ты побила своего сына? — спросил я ее. Она лишь злобно зыркнула на меня из-под густо накрашенных ресниц. Ничего не ответила. Наш развод назначен на следующий месяц. Я два года прожил с Сидни в одной постели, но в итоге тяжелее всего прощаться с ее сыном, нежели с ней. Она, несмотря на кольца на безымянных пальцах, просто прохожая в моей жизни. Ее маленький мальчик какое-то время назад никак не воспринимался мной, но сейчас душу стягивает ощущение, что от моего сердца отрывают родное дитя. Я опускаюсь на корточки, чтобы малышу не приходилось задирать голову наверх. Он смотрит на меня своими большими заплаканными глазенками, где пляшет безумным пламенем желание разрыдаться и обнять своего уже бывшего "папу". Ничего не говоря, я достаю из кармана помятый листочек и так же тихо протягиваю его. Малыш удивленно хлопает ресничками, но все же принимает бумажку и сжимает ее в кулачке. Чтобы мама не увидела. — Можешь звонить мне в любую минуту. И даже в любую секунду, — говорю я, после чего целую его в лоб. — И даже в любую миллисекунду? — слышится тонкий детский голосок. — И даже в любую миллисекунду, — с горькой улыбкой киваю я. — Найл? — зовет мальчик, когда меня тянет уйти. — Кто защитит меня от дядей с пистолетами? Кто защитит маму? Я встряхиваю головой и непонятливо хмурюсь. Обернувшись и не заметив за спиной Сидни, я снова сажусь на корточки рядом. — О чем ты говоришь, маленький? Какие дяди? Какие пистолеты? — Ну, как тот, что стоял на заднем дворе мистера Стайлса. Я туго соображаю в течение двадцати секунд. Потом вскакиваю и подбегаю к запотевшему окну. Замечаю на улице Сидни, которая одной рукой держит потертый футбольный мяч, а другой стучит в дверь соседнего дома. Никто не открывает ей, она толкает дверь сама, та поддается, и моя жена нерешительно заходит внутрь, в темноту.***
Гарри
Шелковые простыни в спальне моих родителей прикрывают в эту дождливую ночь тела чужаков. Элеонор все беспокоилась, что мой отец или мать потом уловят запах ее духов, что приведет к неловким последующим взглядам, но страсть берет верх над осторожностью. Мы так молоды. Когда рисковать, если не сейчас? Девушка смотрит на свои тонкие пальцы, которые ласково поглаживают мою обнаженную спину. Я лежу неподвижно, уткнувшись носом в подушку, и периодически нашептываю слова нежности своей любимой. Элеонор улыбается. Вы знаете, как прекрасна ее улыбка? Ее улыбка, запах, ее шепот в ответ на мой, тепло ее голого тела и все вокруг, такое сверх-интимное, что нас окружает, — это все вызывает сладкую дрожь где-то внутри желудка. Я и подумать не мог, что однажды меня накроет такая сильная любовь. Теперь Элеонор кажется единственным человеком во всей вселенной. Единственным, имеющим значение. А она так думает обо мне. И это невероятно. — Твой отец скоро придет, и нам... — Тссс, — чуть отодвинувшись от девушки, я прикладываю палец к ее губам. — Не порти момент, радость моя, — ласково шепчу. Элеонор лукаво улыбается. Она уж точно не является одной из числа тех девиц, для которых правила имеют какое-то значение. Но похоже, что волнение все же колыхается легкой дрожью где-то в ее груди. Поэтому она лениво приподнимается с постели, прикрывая оголенную грудь частью шелковой простыни. Подперев рукой голову, я смотрю на ее бледное, но изящное тело, и длинные волосы. Как во многие похожие моменты, мне все не верится, что ее любовь принадлежит мне. Домашняя роза Луи мечтала о свободе. Я даю ей намного больше, чем это. Мой взгляд задерживается на выпирающих лопатках. Элеонор запускает в свои волосы пальцы, захватывая и убирая их вперед, за плечо, тем самым открывая мне вид на дорогую для нее татуировку, набитую на пояснице, уходящую вверх по позвоночнику. Цветок джунгарского Аконита, выполненный в черном, темно-зеленом и фиолетовом цветах, захватывает дух. Осмотрев его, я в очередной раз вспоминаю, что этот цветок славится своей способностью излечить или убить, в зависимости от того, как с ним обращаться. — Что с тобой, любимая? — спрашиваю у нее я, слыша тяжелый вздох. Эль молча поднимается, оставляя простыню на постели, голая доходит до окна, смотрит через занавеску. Я прямо чувствую, как она хочет ощутить мои руки на своей талии в данный момент, поэтому встаю следом и подхожу к ней, притягивая к себе. — Мне неспокойно, — мягко говорит она, продолжая смотреть на улицу сквозь занавеску. — Наши матери пересекались уже два раза, моя подруга не умеет держать язык за зубами, а вчера мы с ней еще и поссорились... Ты знаешь, мне сегодня показалось, что Луи все знает. Он так странно посмотрел на меня, когда я сказала, что вернусь с работы поздно. И даже ничего не ответил. Он догадывается, либо знает, Гарри, я чувствую это. Снова эти разговоры. Я так устал от них. — Схожу на балкон, дорогая, ладно? Принесу наш чай.***
Луи
Милая голая девушка, прячущая лицо за тюлевыми занавесками... Как и всегда, она с особым восторгом смотрит на то, как с неба падает дождь. Ее волосы будто стали короче? Нет, нет, это все слезы, что стоят перед моими глазами, искажают ее. Ночная темнота так успокаивает... Но рука и пистолет не хотят прислушиваться к спокойствию, поэтому вот и все, Элеонор. Я не знаю, где твой любовник, но меня это больше не волнует. Думаю, его боли и твоей крови на полу будет достаточно. Я стреляю в тебя, моя любовь.***
Гарри
Я возвращаюсь в спальню и вижу, что Элеонор продолжает стоять у окна. Она плачет. Моя сладкая маленькая девочка... — Ну все, тихо, — ласково шепчу ей на ухо я, обнимая. — Ты сама виновата, что до сих пор не поговорила с ним. "Он слишком меня любит, это убьет его" — это недостаточно уважительная причина для того, чтобы затягивать с важным разговором. Поверь, растягивая время, ты делаешь только хуже. Ему. Себе. Мне. Всем. — Гарри! — она резко разворачивается и смотрит мне в глаза. — Мы сто раз это обсуждали: я должна подготовить его. Если вывалить все на голову в одно мгновение, он даже не услышит то, что я попытаюсь ему сказать. Она отходит от меня. Собирает свою одежду. Одевается. Заправляет постель. Я устало тру лицо руками, а потом нахожу свои боксеры и штаны. — Пойдем, посидим на крылечке.***
Выстрел.***
Найл
— Мама! — Сиди здесь, Хьюги! Я покрываюсь седьмым потом, пока добегаю до дома соседа. Знаете этот сон, когда вам нужно убежать, но вы не можете сделать это быстро? Вы изо всех сил напрягаетесь и не можете понять, почему бежите так медленно, что-то будто тянет вас назад. Я видел такой сон много раз в своей жизни и постоянно сравнивал его с кошмаром. Сегодня он воплотился в жизнь. Я упал. Ноги скользили по мокрой грязи, проваливались, словно в снег. Я пытался собраться в этой суматохе: в вихре страха и ледяного ливня. Мне показалось, что пальцы коснулись ручки двери спустя вечность. — Нет! Нет! Женский вопль пронзает мои уши быстрее, чем я концентрируюсь на ситуации. Вся прихожая залита кровью. Моя Сидни, моя бедная, белая как снег жена лежит на полу в луже крови. На ней ничего нет, она абсолютно голая. Ее стеклянные глаза открыты. Рядом с ней шатается от ветра мячик, что она несла сюда. Рядом лежит парень, его лицо кажется мне знакомым. Тоже мертв. Выстрелил себе в голову. Над ним и согнулась молодая девушка, она плачет навзрыд и до сих пор повторяет: "Нет, нет, нет". — Элеонор? — зовет ее хриплый мужской голос. И в тени лестницы я замечаю еще одного наблюдателя этой трагедии. Мой сосед, Гарри. Мы встречаемся с ним взглядами.***
Возможно, Элеонор была бы счастлива, если бы не изменяла Луи. Возможно, Гарри не оттирал бы кровь от пола однажды, если бы вовремя бросил Элеонор; если бы ушел, а не остался в тот день, когда она призналась, что у нее есть парень. Возможно, в эту дождливую ночь умерли бы другие люди, если бы Сидни не была любовницей Гарри; если бы она не раздевалась в прихожей при выключенном свете, желая сделать ему последний сюрприз перед отъездом; если бы она не стояла у окна среди занавесок, глотая слезы, потому что услышала чужой женский голос в доме. Возможно, Найл не стал бы приемным отцом для маленького Хьюги, если бы не знакомился с его матерью, не брал ее в жены, не ударил за то, что она ударила ребенка; если бы она не объявила ему о разводе; если бы хотя бы в ту единственную ночь в году она была бы благоразумной. Наконец, возможно, Луи пристрелил бы того, кого хотел, а не случайную жертву; возможно, он даже сам остался бы жив. Если бы не сошел с ума за два часа до первого выстрела. Возможно. Но в жизни часто все складывается непредсказуемо.