Так типично, Ёшимори...

      Ласковое, не по-осеннему яркое солнце нагревало плоскую крышу здания школы. И крышу небольшого бетонного короба, под которым находился выход с лестничной клетки, тоже. Эту, самую высокую, точку школьного здания облюбовал для полуденного отдыха один из учеников. Ради того, чтобы понежится на солнышке, мальчик беззастенчиво удрал с уроков. Что ж, дело житейское. И обычное. Едва ли есть в Японии какая-нибудь средняя школа, на крышу которой таким вот образом не выбираются сачкующие ученики. Разве что саму крышу закроют по какой-нибудь причине — вроде череды самоубийств.       В этой же школе всё было в порядке. Тихо-мирно. Никаких потрясений и суицидников. Оттого и прогульщик на крыше, можно сказать, шёл в комплекте с неожиданно тёплым осенним днём. Так стоит ли обращать внимание на столь тривиальную картину?       Постойте-постойте, а так ли уж тривиальна эта картина? И эта школа? Ведь не каждый «храм науки» венчает небольшая прямоугольная лужайка, поросшая изумрудно-зелёным мягким мхом; пружинящими под усталым телом молодой травкой и папоротником; мелкими цветочками... И кроме того, здесь, на голом бетоне, непонятно каким образом выросла парочка небольших пальм!       Что за чудеса? На крыше раскинулось пышное ложе, словно нарочно предназначенное для того, чтобы один из учеников смог подремать с комфортом, сбежав с уроков.       Необычная всё-таки школа. Необычный ученик?       А на первый взгляд и не скажешь. Мальчишка четырнадцати лет, с типично азиатскими чертами лица, невысокий, среднего телосложения. Растрёпанная шевелюра: волосы густые, жёсткие, вороные и блестящие. И даже обсидианово-чёрный цвет его раскосых глаз, редкий в других странах, здесь, в Японии, является самым что ни на есть обычным — пусть различные оттенки карего встречаются чаще, но и черноглазых людей на улицах пруд пруди. И в любых школах в таких вот мальчиках недостатка не имеется.       Подросток лежит на спине, заложив одну руку под голову, покачивает левой ногой, закинутой на правое колено. Бездумно любуется проплывающими высоко-высоко над городом облачками. Потягивает через соломинку сладкое кофейное молоко.       Просто обыкновенный отдых, передышка в буднях... обыкновенного Мастера Барьеров? И такое тоже бывает на этой древней земле.       Сумимура Ёшимори щурится на солнце. Вздыхает одновременно с довольством и с сожалением: сегодня ночью от этого роскошного мохового ложа ему придётся избавиться собственными руками. Ну или руками собственных шикигами, что суть одно и то же. Ведь нельзя обывателям — учащимся и работникам школы — дать пищу для размышлений.       Его работа состоит не только в том, чтобы хранить это место от покушающихся на него аякаши и прочих сверхъестественных существ, но и в том, чтобы посторонние не смогли прознать про противостояние Мастеров Барьеров и духов. Про напряжённые битвы, что порой разворачиваются здесь по ночам. Он, Ёшимори, — хранитель спокойствия, страж обыденности и поборник типичности. А такая замечательная лужайка, дарованная ему самым настоящим божеством, никак не может считаться чем-то обыкновенным.       Как и пончиковое дерево у него дома... Ёшимори снова вздыхает. У него сердце кровью обливается, стоит только подумать о том, чтобы срубить деревце, на котором зреют вкуснейшие пончики. Это кощунство по отношению к сладостям! И вообще, сладкое деревце — это благодарность от Уро-сама ему лично, за то, что он приготовил богу с болот пончиков. Невежливо разбрасываться такими подарками. Подарки, их надо принимать с благодарностью! Это же здравый смысл. Так? Вот только объяснить гостям наличие растущего на кухне дерева, плодоносящего пончиками, было бы затруднительно. Конспирацию нарушает. Люди не должны догадываться о том, что у них под боком существует мир сверхъестественного и тем более — что семья Сумимура имеет к этому миру непосредственное отношение.       Размышления мальчика внезапно прерывает большая яркоокрашенная стрекоза. Наверное, её привлекла богатая зелень лужайки? Как бы то ни было, летает-летает она над крышей, вьётся над школьником — да и приземляется отдохнуть на его задранную вверх ногу.       Какая красавица! Тело отливает металлизированной синевой, а конец брюшка — красный. И прозрачные крылышки до середины дымчато-ультрамариновые. Ёшимори пытается вспомнить, знает ли он, к какому виду относится эта стрекоза. Стрекоза-красотка, окрашенная в такой же роскошный синий цвет, куда меньше размером и не имеет красного пятна на брюшке. И вообще, уже осень, какие могут быть стрекозы? Это насекомое — символ жаркой летней неги.       Может ли быть, что эта стрекоза на самом деле — дух, привлечённый силой Карасумори? Ёшимори сомневается. Ведь сейчас день, большинство аякаши неактивно. Но всё же — «большинство», а не «все», бывают исключения. Если есть подозрение, то его долг — пленить и уничтожить эту стрекозу... А то вдруг она действительно аякаши и с наступлением темноты начнёт усиливаться и мутировать из-за воздействия этой земли? Хлопот не оберёшься. И как бы не человеческих жертв, в худшем случае.       Но больно уж красиво это существо... Слово крохотная ювелирная статуэтка, изваянная из серебра и драгоценных камней. Жалко убивать такую красоту... Ведь тогда её больше никто не увидит. Эх, показать бы стрекозу Токинэ...       Глаза Ёшимори расширяются — у него появилась идея, что ему стоит сделать со стрекозой. Но как бы это провернуть, чтобы она при этом не сбежала? Похоже, что главное — действовать быстро. Мысленно прорепетировав свои действия, мальчик начинает осторожно разворачивать замотанную бинтом правую ладонь в сторону стрекозы. Медленно-медленно, чтобы не спугнуть. Переводит дух — насекомое сидит себе по-прежнему, улетать не торопится. Хорошо, значит, не заметило его поползновений.       И Ёшимори, не медля больше, выпускает из своей ладони тонкую нить. Словно аркан, брошенный рукой умелого ковбоя, нить молниеносно бросается вперёд и опутывает стрекозу поперёк туловища. Та взлетает, но поздно — никуда ей с привязи не деться. Так и вьётся она над мальчиком, словно воздушный шарик, наполненный гелием. Духовная Нить, которая суть модифицированный барьер, крепко держит насекомое.       — Ага, попалась! — торжествует Ёшимори. Но поймать нитью стрекозу — лишь полдела. Не будет же он целый день ходить со стрекозой на привязи. Её надо как-то спрятать. Бенто он с собой не взял, так что коробочки для завтрака у него тоже нет. Да и вдруг эта стрекоза всё-таки аякаши? Тогда обычная коробка её не удержит. Хорошо бы её в барьер заточить. Только вздумай он ловить стрекозу барьером, вышло бы ещё хуже: пришлось бы ходить со стрекозой не на привязи, а на голени — его ногу барьер тоже захватил бы. А вот в обращении с Духовной Нитью он точнее. Поэтому потребуется второй этап для захвата.       Мальчик оглядывается вокруг. Как жалко, что он не додумался свой рюкзак с собой на крышу захватить! Им сегодня раздавали домашнее задание, распечатанное на листках формата А4. Прикрепить бы барьер к листку — и можно его переносить, да хоть в сумку прятать. Может, зажать стрекозу в кулаке, а кулак спрятать в карман, спуститься за распечаткой на перемене и где-нибудь в туалете провернуть трюк по помещению стрекозы в «портативный барьер»? Не пойдёт — так он может своей добыче помять её прозрачные крылышки.       А если заменить распечатку на какой-нибудь другой предмет? Выбор Ёшимори падает на пальмовый лист. С трудом оторвав один (плотный черешок никак не поддавался, пришлось его долго измочаливать), мальчик кладёт его на пол и водружает сверху стрекозу. Приматывает Духовной Нитью, чтоб не убежала. Теперь главное — достаточно быстро заменить привязь настоящим барьером. Ну, результаты тренировок, покажите себя!       — Кай, Кэц! — с этими выкриками Ёшимори почти мгновенно развеивает Духовную Нить и, окружив часть листа под стрекозой прямоугольным основанием, моментально возводит вокруг насекомого маленький голубоватый кубик барьера.       Подойдя к барьеру, подросток наклоняется и пытается взять его в руки. Получилось! Часть листа снизу в двух местах попала внутрь барьера, так что барьер оказывается связан именно с листом, а не с поверхностью крыши. Отлично, теперь у него в руках — волшебный ларец на листе. Тоже, если подумать, не менее волшебном — ведь пальму эту вырастил бог.       Ёшимори с довольным видом заталкивает насекомое в его переносной темнице под пиджак школьной формы. Хмурится: из-под одежды торчит зубчатый край листа, а очертания кубика виднеются на животе. Что ж, придётся ему нести барьер в руках, завернув в пиджак, а потом незаметно сгрузить в портфель.       Этим он займётся чуть позже. А пока ещё немного насладится замечательным ложем из трав и мха, тёплым солнечным днём, чистейшим голубым небом, простором, свободой и негой. Положив рядом с собой прозрачный кубик с синей стрекозой, мальчик снова растягивается на спине, заложив руки за голову.

***

      Уже стемнело. Оранжевые фонари заставили все предметы отбросить по несколько теней — словно звездообразные щиты на земле, под стать звёздам на небе. Узкий серпик новорождённой луны отважно вскарабкался по облакам высоко над горизонтом. Отправились на ночлег вороны, сдав вахту уличным кошкам, которые крадутся по маленьким переулкам, сидят на заборах особняков. Вот таких особняков, как этот: дом старинный, одноэтажный, солидный и представительный. Высокая побелённая ограда прячет обитателей дома и прилегающего к нему сада от нескромных взглядов прохожих.       Но одному человеку никакая ограда не помеха. Он, однако, отнюдь не случайный прохожий. На крыше одного из близлежащих, более высоких зданий затаился наш знакомец — Сумимура Ёшимори. Нетерпеливо ёрзая, он не сводит взгляда с особняка, принадлежащего семье Токимура, — почти близнеца его собственного дома, из которого парнишка не так давно вышел, чтобы нести свою привычную ночную службу. Вот только пост его должен располагаться отнюдь не в районе старинных особняков! Что же он делает тут, не спеша отправиться в Карасумори?       Ёшимори ждёт, когда же откроется калитка под двухскатной крышей, покрытой черепицей, и выпустит в ночную темноту лёгкую белую фигурку — его напарницу. Чтобы не пропустить её, юному Мастеру Барьеров пришлось раньше обычного выйти из дома — чем он немало удивил своего наблюдательного младшего братика Тошимори.       Минуты тянутся томительно долго. Подросток в который раз косится на наручные часы, столь странно выглядящие на обтягивающей его запястье ткани наруча-тэкко — детали старинного японского одеяния. Наряд Ёшимори — сущее смешение стилей. Как-то не сочетаются школьный рюкзак и пронзительно-жёлтые кроссовки с кимоно и с хакама благородного тёмно-синего цвета. А молодёжные часы необычно смотрятся на руке, сжимающей древковое холодное оружие. Однако для подростка практичность важнее замшелых традиций: если кроссовки удобнее таби и варадзи, то почему он должен таскать на ногах допотопную рухлядь? Даже маги или Мастера Барьеров имеют право наслаждаться достижениями современной цивилизации.       Но вот терпение Ёшимори вознаграждено: тихо скрипят заботливо смазанные петли, шуршит белый шёлк. Юная девушка в таком же старинном наряде, как на Ёшимори, спешит по притихшим ночным улицам.       Встрепенувшийся мальчик, заглядевшись, не сразу следует за ней: на Токинэ те же одежды выглядят куда как более естественно и уместно. Опрятная и собранная, она шагает по асфальту, вскинув на плечо древковое оружие с диковинным обручем под крестообразным остриём — то ли причудливую глефу, то ли укороченный протазан, то ли гэ с видоизменённым наконечником. Развеваются длинной лентой тёмные волосы, собранные в высокий хвост. Рядом с девушкой парит дух собаки, невидимый для обычных людей, которые не чувствуют даже присутствия аякаши.       Ёшимори, чертыхнувшись сквозь зубы, устремляется за напарницей в сторону школы — прямо по крышам. Почти поравнявшись с девушкой, мягко спрыгивает на мостовую и окликает:       — Эй, постой, Токинэ!       Перехватив древко глефы крепче, девушка в белом стремительно оборачивается к Ёшимори, но тут же расслабляется, признав соседа и друга детства.       — А, это ты... Рано сегодня. Что такое?       Ёшимори внезапно смущается, пожимает плечами и почти сердито дёргает левой рукой прядь волос, свисающую ему на лицо.       — Ну, это... уменядлятебяподарок, — скороговоркой выпаливает он.       — Что? — удивляется Токинэ.       — У меня для тебя есть подарок, вот... — уже помедленнее произносит Ёшимори.       — Что там, очередной торт или пирожное? — Токинэ не выглядит удивлённой. — А это что, не могло подождать до Карасумори?       — Нет, не могло. — Ёшимори хмурит густые брови. — Никак это не может подождать до Карасумори. Я это там и нашёл. Поймал то есть. Знаешь, как тяжело было спрятать? А, да что я тебе объясняю, давай лучше покажу. Идём под фонарь! — и подросток тянет Токинэ за собой, ухватив за краешек широкого рукава, подвязанного лиловой полосой ткани.       — Нет, ты уж изволь объяснить, пожалуйста, — девушка не сопротивляется, но говорит с другом слегка снисходительно, как с маленьким. Давняя привычка и два года разницы в возрасте тому причиной. — А то мало ли кого ты там изловил. Тем более в Карасумори.       — Да я и сам не уверен, — Ёшимори чешет в лохматом затылке. — Но думаю, что всё же насекомое.       Даже в неверном свете фонарей видно, как девушка стремительно бледнеет и меняется в лице. Отступив на шаг, она непроизвольно отгораживается глефой от подростка и спрашивает:       — Насекомое? Надеюсь, ты не притащил сюда... ЭТО? Ну, одну из этих противных чёрных штук?       — Хе-хе, наш Ёши — он и до такого додуматься мог, — вставляет свои пять йен дух чёрной собаки. — Но не бойся, дорогая, я с тобой!       — Ой, да замолчи ты, Хакуби, — огрызается мальчик, — тебе бы лишь позубоскалить, да? Никакой это не таракан! Всамделишный подарок, потому что красивый.       — Тебе обязательно произносить слово на букву «т» вслух? — Токинэ зябко передёргивает плечами, и лицо Ёшимори моментально приобретает виноватое выражение: неужели он опять всё испортил? И почему с Токинэ ничего никогда не бывает просто? Приходится быть осторожным, будто ступаешь по минному полю. А он, Ёшимори, к такому непривычен. Вот если торт испечь, аякаши истребить, спасти кого или, наоборот, в глаз дать — это всегда пожалуйста, это он умеет. А с девчонками говорить — куда как сложнее.       Оценив гамму чувств на лице мальчика, Хакуби картинно закатывает свои голубые глаза вверх и, ехидно ухмыльнувшись, говорит:       — Ой, красивое, да от тебя... Дорогуше уже пора прятаться? Тоже мне, ценитель прекрасного. И вообще, что бы вы, люди, в подарках понимали! Чтобы впечатлить такую высококлассную женщину, как дорогуша, ты должен расстараться и принести ей не меньше, чем целого оленя. Оленя, слышишь!       — Да где я оленя-то возьму, — ворчит замороченный Ёшимори. — И что вообще вы с Мадарао так зациклились на оленях?       — Тебе не понять! — фыркает Хакуби и добавляет: — Ладно, здесь становится скучно. Нет оленей, один только Ёши со своими глупостями. Пожалуй, дорогая, я первым отправлюсь в Карасумори, подожду там вас и Мадарао.       — Да, пожалуйста, разведай обстановку, — соглашается, успокоившись, Токинэ. И Хакуби, лениво извивая змееобразным телом, поднимается в небо, устремляясь к школе. Свежий ночной ветер, прихватив пригоршню сухих листьев, радостно провожает его, порывами скачет над улицей.       — Кстати, а где же Мадарао? — спрашивает девушка, снова оборачиваясь к Ёшимори.       — Не добудился я его, — буркает всё ещё взъерошенный паренёк, — сказал, что рано я подорвался из дому. Он позже придёт.       — А действительно, ты сегодня рано... с чего бы?       — Так тебя ждал. Подарок отдать. Вот... — сняв со спины рюкзак, Ёшимори бережно извлекает из него барьер на пальмовом листе. Серебряный лунный и золотисто-оранжевый искусственный свет стекает по слюдяным крылышками насекомого и его ультрамариновому брюшку.       — Стрекоза! — удивлённо восклицает Токинэ. — Где ты её нашёл в это время года?       — Так в Карасумори же, — обрадованно поясняет Ёшимори. И рассказывает девушке всю историю: как отдыхал на волшебной перине Уро-сама не крыше и заметил прекрасную стрекозу, которую тотчас решил преподнести Токинэ. — Я сам удивился, увидев стрекозу осенью. Даже подумал: а вдруг это аякаши? Поэтому решил, что лучше отдать её тебе, пока мы ещё не пришли в Карасумори, вот и вышел пораньше... — завершает своё нехитрое повествование Ёшимори.       Однако, к его удивлению, Токинэ почему-то не радуется, не берёт из его протянутой руки кубик барьера, чтобы рассмотреть диковинку поближе. Напротив, она сурово сводит к переносице изящно выгнутые бровки, а карие глаза её смотрят на мальчика неодобрительно.       — Как типично, Ёшимори! — мерно постукивая ладонью по лиловой кобуре с кунаями, висящей у неё на поясе, произносит Токинэ. — Ты никогда не думаешь головой и ведёшь себя прямо-таки по-детски! Если есть подозрение на то, что это аякаши, то ты должен уничтожить подозрительное существо, неужели не ясно? А вместо этого ты почти целый учебный день таскаешь эту тварь по школе, где она подвергается воздействию силы Карасумори. А если бы что-то случилось? Если бы эта стрекоза трансформировалась, проломила твой барьер и напала на кого-то из учеников? Как бы ты взял на себя ответственность за всё это?       — Да что я... Я всего лишь хотел тебе показать, красивая же. Вот, смотри, сияет вся. Синяя, а на конце — красная, как флаги на фестивале, — запинаясь, пытается объясниться Ёшимори.       Гладя на него, такого растерянного и грустного, Токинэ смягчается:       — Ладно, что сделано, то сделано, тут ничего не попишешь. Зато мы можем всё исправить сейчас. Давай уничтожь содержимое барьера, Ёшимори. На всякий случай. А то мало ли, вернётся ещё в Карасумори.       — Да как же так, — мальчик уже чуть не плачет, — чего ты сразу — «уничтожить», «содержимое»... Не содержимое это какое-то, а живая стрекоза. Синяя-синяя, будто морская вода летним днём.       — То есть ты не хочешь выполнять свой долг? — Токинэ покачивает головой. — И когда уже ты вырастешь? Отлично, я сама это сделаю. Ты отдашь мне эту стрекозу? Я заключу её в собственный барьер, а ты готовь тэнкэцу. Или?..       — Это твой подарок, поэтому ты можешь делать с ним всё что угодно. — Ёшимори неохотно протягивает Токинэ пальмовый лист с сидящим на нём насекомым. Лицо его выражает вселенскую грусть. Чёрные раскосые глаза подозрительно блестят. И сердце девушки вздрагивает. Оружие её выскальзывает из каких-то неловких, вмиг ослабевших ладоней, звенит металл лезвия по асфальту. Опуская уже протянутую руку и даже пряча её за спину, Токинэ, отводя взгляд и сглотнув какой-то странный комок в горле, медленно говорит:       — Впрочем, почему бы мне не посмотреть на неё... немножечко? Она в барьере, а мы не в Карасумори. Наверное, никакой беды не будет, если мы её оставим в живых, правда?       — Да, точно! — Ёшимори с надежной смотрит на Токинэ снизу вверх. — Я сразу подумал, что тебе должно понравиться. Вон какая! — и мальчик поднимает стрекозу повыше, снова подставляя её под золотые и серебряные лучи. Стрекоза почти кокетливо шевелит крылышками, ловя блики дымчато-синим хрусталём, оправленным в ажурные жилки. У подростков невольно вырывается вздох восхищения.       — Тебе. Красиво, да?.. Дарю. На. — Отрывисто выпаливает Ёшимори и вкладывает свой барьер в руки Токинэ. Но не спешит убирать свои кисти, покачивая кубик туда-сюда, чтобы в самом выигрышном свете продемонстрировать свою находку.       И Токинэ, держа в ладонях лист с маленькой живой драгоценностью, отстраниться не пытается. Лишь щёки её слегка розовеют — что, впрочем, совсем не заметно в ночи.       — Действительно, хороша. Спасибо.       — Пожалуйста, — откликается Ёшимори и замолкает, не зная, что ещё сказать. Или сделать.       — Теперь ты можешь её отпустить, — подсказывает Токинэ, — раз уж мы решили её не убивать. Не держать же мне её дома, верно? Пусть летит.       — Пусть летит! — как загипнотизированный, эхом повторяет мальчик и воздевает руку со сложенными вместе указательным и средним пальцем. Резко командует: — Кай!       И барьер вспыхивает и опадает, освобождая стрекозу. Та, впрочем, почему-то не спешит насладиться долгожданной свободой и продолжает мелко вибрировать и шевелить крыльями.       — Эй, ты чего это? — удивляется Ёшимори и тянет за лист под стрекозой. Однако стрекоза, перебирая лапками, споро переползает на пальцы Токинэ, вместо того чтобы улететь. Лист, кружась, падает подросткам под ноги. — Не хочет... — растеряно шепчет Ёшимори, машинально сжимая пальцы на ладони Токинэ. И стрекоза без промедления перебирается на новый насест.       — Стрекозы — дневные насекомые. Она спать хочет, наверное, — высказывает догадку Токинэ. — Или ей холодно. Ночи уже холодные, все другие стрекозы уже исчезли. Вон, гляди: она на твою руку переползла. А твои руки теплей моих, наверное, именно это ей и нравится.       — А я уж боялся, что чего-то ей повредил... Но это значит, что и эта стрекоза совсем скоро погибнет, да?       — К сожалению, это так. Если ты захочешь увидеть стрекоз, придётся подождать весны для следующей встречи.       — Ну вот, — снова расстраивается Ёшимори, — всегда так с красивыми, хорошими или вкусными вещами. Они недолговечны и быстро кончаются. Но в этом есть и что-то приятное, правда?       — Почему же?       — Потому что они неповторимы. Каждый мой торт-замок особенный, и вкус разный. Но замок из сладостей нельзя хранить, как картину, иначе смысла нет. Его надо съесть, и тогда будет приятней всего. Когда я испеку самый красивый замок, ты на него посмотришь и съешь его со мной, ладно?       — Ладно, — тихо произносит Токинэ, — куда уж я денусь? Давай пока в последний раз на стрекозу посмотрим. Наверное, она скоро отогреется и улетит.       Ёшимори отводит взгляд от лица Токинэ и опускает его к их скрещенным рукам: две бледные ладошки Токинэ и одна более смуглая — его собственная… И словно впервые замечает, что касается чужих пальцев.       — Ой! — мальчик резко отдёргивает руки и отступает на шаг, а стрекоза, которую безжалостно сбросили с тёплого насеста, нехотя взлетает и зависает над головами подростков, словно крошечный вертолёт.       Токинэ смеётся:       — Похоже, у кого-то был тяжёлый день. Смотри, какая она недовольная... Подумать только — её поймали и держали в барьере, угрожали смертью, а потом ещё заставили летать в темноте и холоде, отобрав тёплую подушку. А ей так хотелось спать!       — Моя рука — не подушка, — смущённо отзывается Ёшимори. — Давай лети себе по своим делам. Кыш, кыш!       Словно послушавшись мальчика, стрекоза, сделав круг почёта над двумя головами — черноволосой и тёмно-каштановой, истаивает в тени узкого переулка. Подростки провожают её восхищёнными взглядами.       — Вот и улетела... — позабыв о своём недавнем смущении, говорит Ёшимори и нагибается за глефами, лежащими на тротуаре. — Давай и мы пойдём. Вот твой тэнкэцу. Наша ночь только начинается. Дежурить надо. Спорим, сегодня я тебя сделаю?       — Да ни за что! — оживляется Токинэ, принимая из рук напарника своё оружие (а глаза её всё равно нет-нет да и косят в переулок, в котором затерялась чудесная стрекоза). — Я точно поймаю больше аякаши! У тебя точность захвата куда хуже, чем у меня, плюс твой Мадарао нынче манкирует своими обязанностями, а вот мой Хакуби, умничка, уже, небось, всё разведал, всех аякаши унюхал. Куда тебе за нами угнаться.       — Я всю равно победю... то есть побежу! — Ёшимори азартно взмахивает своим тэнкэцу. — В общем, победа будет за мной, я остановлю любого аякаши в два счёта, вот увидишь! За мной, нас ждёт работа! Правда, придётся ещё избавиться от подарка Уро-сама... Так жалко... Я буду скучать по этому мягкому мху на крыше. Эх-эх-эх... Зато в перерыве будем пить чай с медовыми коржиками! И ещё с божественными пончиками прямо с дерева! Жду не дождусь! Я припас термос с чаем. Сегодня жасминовый. Ладно, чего стоим, побежали уже! Ура!       И подросток вприпрыжку припускает по ночной улице, так что вскоре лишь ядовито-жёлтые кроссовки сверкают в чернильно-синей и фиолетово-бурой темноте.       — Так типично, Ёшимори... — шепчет Токинэ, куда более степенной походкой следуя за мальчиком. И улыбается. Ласково, солнечно. И куда только делась строгая наставница, только что отчитывавшая несмышлёного товарища? Здесь и сейчас идёт по сонному городу хорошенькая юная девушка, нежная, как вешний цвет. Почти обычная девушка. И почти обычный паренёк…       Почти обычная, но такая волшебная ночь. А что же стрекоза? Она давно улетела прочь.