And through it all...

Ему не нравились такие моменты. Не нравилось чувствовать себя таким… уязвимым. Он привык быть сильным и решительным, брать на себя ответственность. За всех. За отца, который всегда исчезал внезапно, пропадал на несколько месяцев и появлялся, словно ниоткуда. За малолетнего тогда и, конечно же, подросшего сейчас, но всё ещё такого несмышлёного брата-ботаника. За Бобби, который хоть и заменял ему успешно родителя, но, тем не менее, со всей своей диковатостью и, что скрывать, склонностью к алкоголизму иногда сам вёл себя как ребёнок, особенно после той истории с инвалидным креслом. А потом Бобби не стало, и Дин не впервые, но в этот раз особенно остро прочувствовал свою ответственность. Не уследил. Не успел. Не спас… А сейчас он был в ответе ещё и за ангела, Воина Господня, который даже шнурки завязать себе сам не мог, что уж говорить о его вечно сбитом раньше галстуке, растерянном взгляде и абсолютной потерянности во всём, что касалось живого человеческого общения. За этим следить нужно было особенно. Пернатое недоразумение и раньше-то никогда не понимало простейших глупых шуток, замирало, когда к нему обращались, отвечало странным языком, полным витиеватых загогулин, и всегда подходило слишком близко, нарушая личное пространство. Но это было давно. Теперь ангел был ещё более беспомощен, чем когда-либо. Галстука больше не было, да и на больничной пижаме он смотрелся бы странно, во взгляде помимо вечной рассеянной пронзительности появилась детская наивность. Пугающая и вызывающая отторжение. Это было совсем не то же самое, что и раньше, когда серафим, или кто он там теперь по званию, просто не понимал, что к чему в мире людей, и не знал, как себя вести в той или иной ситуации. Сейчас он воспринимал мир иначе. Как ребёнок, открыто и радостно. Слишком радостно. Как и остальные пациенты того скорбного заведения, откуда они его лишь недавно вызволили. Дину не особо-то нравилось такое состояние ангела. Глупая улыбка и хлопанье ресницами с умильным щебетанием про пчелок… Это был всё тот же Кастиэль, но сломанный, покорёженный. И ещё… он напоминал охотнику того, другого, Кастиэля, которого он видел лишь единожды и поклялся себе, что никогда не допустит этого вновь. Да, не было сейчас никаких наркотиков, никакого алкоголя. Да, не было оргий и грязи. Но была щетина, плавающий взгляд, бредни про мир во всём мире и сломанный стержень где-то внутри. Обезумевший ангел, не сумевший выдержать жизни - вот что видел Дин, смотря на наивно-светлую улыбку и неловкие движения. Слушая слова про цветы и пчел, про красоту этого мира, он вновь слышал лекцию кайфующего пьяницы о покое и гармонии. И вновь понимал – не сберёг. Не сумел предотвратить. Потому он сбежал из больницы без оглядки, прихватив с собой очнувшегося брата, не интересовался состоянием ангела у вечно весёлой демоницы, не был с ним терпеливым и ласковым, когда тот очнулся. Наоборот. Дин словно пытался встряхнуть его, ударить посильнее грубыми словами, жестоким обращением. Почему-то казалось, что это поможет Касу прийти в себя, заставит его собраться, очнуться. Охотник был уверен – если он, как и другие, начнёт сюсюкать, ходить на цыпочках и делать вид, что всё в порядке – Кас точно потеряет всё то, что ещё оставалось в нём целого, сильного… того, что всегда отличало его ангела от всех других посланников небес. Но раз за разом происходило лишь то, что Винчестер срывался, кричал и еле-еле сдерживал себя от того, чтобы от грубых слов не перейти к грубым действиям. И вновь и вновь видел, как расстроенный младенец-переросток обижено наклоняет голову, как пытается играть в свои детские игры, выдавая их за житейскую мудрость, как уходит словно бы ещё глубже в себя и своё безумие. И Дин не мог на это смотреть, уходя, куда глаза глядят, находя себе срочное занятие, неотложное дело или даже несущественный предлог. Лишь бы подальше от того, в ком он на самом деле так нуждается. Мэг тоже подливала масла в огонь. Постоянные усмешки, полные яда и ехидства, взгляды, словно бы наполненные пониманием, но на самом деле пустые и злобные. Она нарочито подчеркивала свою свежеприобретенную близость с ангелом, постоянно говорила о том, что именно она, и ни кто другой, была рядом, помогала и приглядывала. И ангел тянулся к ней, это было видно. Называл её прекрасной розой, читал ей стихи и защищал её от всего. В том числе и от Дина, которого начал избегать и словно бы стал считать угрозой. Кому? Себе? Чертовой блуднице? Но самым страшным было то, что охотник знал – так и есть. Именно она, а не он, была рядом, именно ей, а не ему, безумец будет говорить спасибо. Всё, что оставалось самому Винчестеру, это раз за разом играть с Касом в Прости, игру, с которой тот не расставался с момента побега из психлечебницы. И именно потому Дину Винчестеру, охотнику, сумевшему побороть Азазеля, Люцифера и готовящегося отрезать голову чудовищу, поглощающему мир на этот раз - левиафанам, - было сейчас так страшно. Каждую ночь ему снились кошмары. Кошмары о том, кого он не смог спасти. Как и сейчас. Дин не спал. Его состояние граничило где-то между сном и явью, там, где конечности тяжелеют, и двигаться совсем не хочется, а перед глазами плывут странные видения и отрывки воспоминаний о том, что было, есть и чего, возможно, никогда не будет. Но, тем не менее, тело он своё прекрасно ощущал и осознание того, что всё происходящее всего лишь сон, было вполне четким. От того было ещё хуже. Вырваться из этого состояния никак не получалось, и вот уже по третьему кругу он видел обветшалый домик посреди таких же замшелых трущоб и слышал мелодичный перезвон бусин на входе. Осторожно отодвинув рукой мешающую и слишком яркую для военного лагеря занавесь из разноцветных нитей, Дин зашел внутрь погруженной в сумрак комнаты. Все окна были закрыты и плотно занавешены тяжелыми разномастными тканями, найденными во время одной из вылазок. Шторы, ну конечно же. Иллюзия приватности в мире, где нет никаких тайн, и о личном пространстве давным-давно все позабыли. Зачем этому месту приватность, если и так всему лагерю было известно, чем занимается его обитатель? Единственным источником света в комнате были толстые ароматические свечи, одиноко стоявшие по углам и вокруг заляпанных воском (боже, пусть только воском!) подушек на полу. Тяжелый, пропитанный благовониями, алкогольными парами и мускусом воздух чуть искрился в неверном свете – под потолок поднимались тонкие струйки сладковатого дыма, источником которого служил сидящий прямо на полу, спиной к Дину, человек. Плечи его были расслаблены, хотя сам Винчестер никогда не понимал и не поймёт, как можно хоть немного расслабиться в этой жуткой позе лотоса. Как-то он пробовал с одной красоткой… посидеть немного. Ощущения были не из приятных. Всё тело затекло и ломило так, будто он бежал кросс. Хотя отчасти это можно и так назвать. - Просто ты не умеешь расслабляться, - нарушил тишину комнаты словно бы надтреснутый хриплый низкий голос. На видимое с этого ракурса отставленное бедро опустилась всё ещё сохранявшая былое изящество рука, и мелькнул между пальцев маленький огонек. Сладковатый дым ударил в ноздри охотника с ещё большей силой. Медленно, как в дешевом пошлом сериале, сидящий человек развернулся всем корпусом и посмотрел в лицо пришедшему. На заросшем клочковатой пародией на бороду лице мелькнула шальная улыбка: - Здравствуй, Дин. Охотник неуверенно махнул рукой в знак приветствия и пробормотал слова, которые не мог не повторять, хотя слышал ответ на них уже тысячу раз: - Кас… Что с тобой случилось? Всё это он уже видел. Даже за эту ночь. Он знал, что сделает Кастиэль, бывший ангел, его ангел-хранитель, в следующую секунду, знал, что обязан задать этот вопрос и получить на него всё тот же жестокий ответ, всего одно слово… Бывший ангел, двигаясь всё также медленно, затушил косяк о бронзовый подсвечник и поднялся на ноги, уже полностью обернувшись к Дину. Сделав пару шагов, он остановился в метре от Винчестера и широко улыбнулся, чуть приподняв голову. Дин зажмурился. Вот сейчас этот наркоман-философ раскинет руки в стороны, засмеётся и выплюнет в лицо своего некогда подопечного это самое слово… «Жизнь». Но ничего не случилось. Тишина, прерываемая лишь легким шорохом занавески на входе и треском фитилей в свечах. Выждав несколько мгновений, Дин открыл глаза и чуть недоумевающее посмотрел на Каса. Тот всё также стоял перед ним, задрав голову и смотря в лицо охотника. И где-то там, за этой неряшливой многодневной щетиной, за запахом грязных волос и удушающей смеси полыни и марихуаны, Винчестер внезапно увидел прежнего Каса. За безмерно расширенным зрачком было сложно увидеть хоть что-нибудь, но на долю секунды, в неверном свете свечей, охотнику померещилась такая родная небесно-синяя глубина. Мелькнула, и исчезла, вновь спрятавшись за дурманом лекарств и спирта. Кашлянув, Дин вопросительно изогнул бровь, скрывая нервозность: - Кас? Бывший ангел хмыкнул и подался вперёд: -Ты! Винчестер моргнул, не ожидая такого ответа и не зная, что происходит. Кошмар изменился: - Чего? Кастиэль задрал голову и так знакомо расхохотался, обнажая казавшиеся неестественно белыми зубы: - Ты! Всегда только ты, Дин! Хочешь знать, что со мной? Ты сделал меня таким! Дин покачал головой. Этот сон ему не нравился даже больше, чем его обычные кошмары: - О чем ты? Что за муха тебя укусила? Безумец фыркнул и наклонил голову, что выглядело почти, как раньше. Почти. - О. Давай поиграем, Дин? Угадай-ка. Милая детская игра. Угадай, ради кого я покинул Небеса? Винчестер рвано выдохнул и нахмурился: - Мне не нравится эта игра, Кас, - осознание ударило током. Так вот почему наивный младенец в плащике всё время хотел играть именно в это… Выдохнув, Дин прошептал: - Давай лучше опять в Прости поиграем? Но Кастиэля было уже не остановить. Нервно и безумно смеясь, он задавал вопрос за вопросом, с каждым предложением делая маленький шажок навстречу шокировано наблюдающему за ним охотнику: - Угадай, ради кого я предал своих братьев и сестёр? Угадай, ради кого я пошел на соглашение с адской мерзостью? Ради кого впустил в вессель свой несметные тысячи душ и левиафанов, осквернив его? – хмыкнув, Кас развёл руками: - Ради кого я забрал чужое безумие? Ради кого я остался здесь? Ради кого я пошел на грех, отвергнув Отца? Ради кого мои крылья сгорели? Угадай!.. Кастиэль теперь стоял совсем близко. Так, что Дин мог чувствовать на себе практически каждый его вздох. Не зная, что ответить на бьющие прямо в цель вопросы, он отвёл взгляд и прошептал: - Кас, личное пространство… Взорвавшийся очередным приступом хохота ангел свел вместе разведенные руки и сделал последний, разделявший их, шаг. Положив ладони на грудь Дина, он хмыкнул: - Личное пространство? Нарушил его я? Мне жаль. Так жаль. Но раз уж я здесь, что время терять, а, Дин? Тепло ангельских ладоней… Его не было. То, что Дин чувствовал раньше, когда ангел невзначай касался его, то, что оставило навсегда след на его плече; пусть даже и не могли остальные люди заметить отпечаток ладони, ожог, но Дин видел его. До сих пор он горел, стоило лишь к нему прикоснуться. Сейчас же не было ничего. Только скупое и… чуждое касание сухих мозолистых пальцев, пропахших травами и порохом. А ладони тем временем продолжили своё движение, опустившись с груди на живот охотника. Отшатнувшись, Дин выдавил из себя нервный смешок, отчаянно желая вырваться из этого сна, как никогда раньше: - Кас, приятель, кажется, ты ошибся адресом. Может, пора тебе завязывать с таблетками, если ты вместо меня видишь свой гарем в полном составе? Сутулая худощавая фигура придвинулась вплотную, прижавшись всем телом, и в лицо охотника ударил резкий аромат горьких трав, смешанный с прогорклым запахом немытых волос: - О нет, Дин. Я вижу тебя и только тебя. Поиграем? Отступать дальше было некуда – спина охотника наткнулась на холодную и словно бы какую-то липкую стену. Дрожащие не то от возбуждения, которое теперь, оказавшись загнанным в угол, Дин не мог не заметить в прижимающемся к нему теле, не то от количества принятых дурманящих средств, руки были словно повсюду. Они порхали, изучая, дразня, касаясь далеко не нежно, но жадно и требовательно. Рыкнув, Дин сделал движение в попытке оттолкнуть от себя безумца, но встретил неожиданно сильное сопротивление. Не то от остатка ангельских сил, не то под воздействием дурманящих веществ, но хватка Кастиэля оказалась нечеловечески сильной. Намного сильнее, чем можно было бы ждать от этого измождённого осунувшегося тела, подломленного несдержанностью и злоупотреблениями. Перехватив запястья охотника, чтобы тот не мог и подумать о дальнейших попытках сопротивления, Кастиэль придавил Винчестера к стене и наклонил голову, уткнувшись носом ему в шею, где-то в районе кадыка, так, что у мужчины перехватило дыхание. Усмехнувшись, ангел глубоко вдохнул, прикрыв от удовольствия глаза: - Можешь и дальше притворяться хорошим, но я-то знаю, какой ты… Припав к тут же покрывшейся мурашками коже, бывший ангел провёл по ней языком. Медленно, влажно и… грязно. Омерзительно. Чуть отстранившись, Кас промурлыкал, щекоча дыханием влажный от слюны участок шеи: - Ты ведь всегда этого хотел. Так получай желаемое. Помедлив пару секунд, словно выдерживая театральную паузу, Кастиэль резко прижался к бедрам Дина, закусив губу и начав тереться о них. Дернувшись, но не в силах уйти от размеренных поступательных движений, Дин практически прорычал: - Нет! Я не хотел этого... никогда! Пожалуйста, Кас!.. Но результатом мольбы стало лишь то, что Кастиэль остановился на секунду, но не для того, чтобы отстраниться, а чтобы резким и жестким движением раздвинуть коленом ноги охотника. Хриплый шепот обжег ухо: - Не хотел? Тогда почему же ты, который не ты, ты, который другой ты, делал это? О, много-много раз, не спрашивая и не задумываясь. Продолжаем играть, Дин? Угадай, почему я никогда не сопротивлялся? Зажмурившись, Винчестер запрокинул голову, больно ударившись о стену, но не замечая боли, замечая лишь то, как медленно движется тело рядом с ним, настойчиво требуя своего, как жестко и крепко держат руки. Ничего сильнее, чем проснуться, сейчас Дин не хотел. Этот сон пугал его. Своим безумием, своей грязью, своей... Этот Кастиэль был безумен, опьянен, обкурен и… прав. И какая-то, весьма немаленькая, часть охотника готова была ему уступить, позволить сделать это с собой. Как искупление вины. Но внутренний голос не мог успокоиться, крича о том, что это существо – не Кас, что так Дину ничего не исправить и никого не спасти. - Это всё сон, просто сон. Этого нет!.. Пьяное хихиканье раздалось у подбородка, и тут же хватка одной из рук ангела чуть ослабла. Но лишь настолько, чтобы плавно сместиться вверх, не отпуская и не давая жертве свободы действий. Шершавая кожа пальцев прочерчивала каждый сантиметр, поднимаясь неторопливо, мучительно, и словно в том же сомнамбулическом ритме, в котором двигался бывший ангел. Ровно до тех пор, пока ладонь безумца не легла на отпечаток на плече Винчестера, метку и след существующей между ангелом и человеком связи. Вздрогнув, Дин дернулся в последней и самой отчаянной попытке сбежать из железных тисков рук, из этого дома, из этого сна: - Я так не хочу, Кас! Только не так! Слышишь?! Не так! Дрожащие пальцы ангела соскользнули с плеча охотника, освобождая его от захвата, и Дин рванул вперёд, совершая усилие и вновь возвращая себе свою силу, прижимая теперь ставшее податливым чужое тело к стене. - Это должно произойти не так, Кас! Я бы никогда… Дин резко замолчал, всматриваясь в лицо перед ним. Куда-то исчезла пьяная усмешка и щетина, пропал запах трав и алкоголя, и вновь на охотника сиял чистой синевой взгляд его ангела, немного безумный, слишком невинный, но осмысленный и не затуманенный ничем, кроме своей наивности. Чуть наклонив голову, Кастиэль улыбнулся: - Никогда, Дин. Не ведомо мне, правда, о чем ты, но никогда. Непонимающе смотря на открыто улыбающегося ему ангела, Дин попытался отступить, но внезапно обнаружил, что они больше не стоят у стены. Он вновь оказался в своей кровати, наконец-то проснувшись и прижимая к смятой простыне абсолютно не сопротивляющегося Кастиэля. Ангел, чуть повернув голову, взглянул на стискивающие его плечи руки и опять посмотрел на Дина: - Ты напуган, Дин. Твой страх искрится яркими вспышками. Он красивый. Но страшный. Дурной сон привиделся тебе. Не решаясь отпустить упакованного в неизменный плащ и больничную пижаму Каса – вдруг опять исчезнет, - охотник прошептал: - Пустяки… - помедлив, он всё-таки чуть отстранился, но не переместился полностью, всё также нависая над ангелом: - Как ты оказался здесь, Кас? Ты вроде улетел куда-то в Швейцарию на поля к коровкам? Ангел покачал головой, светло смотря на человека: - Позвал меня ты, вот я и пришел. Но зов твой был сродни грому и шквалу ветров пустыни, таков, что неуютно стало мне, и я покинул райский сад, что на земле найти сумел… И верно то не пустяки, раз звал ты так меня… Кастиэль поднял руку и мягко коснулся закрытого рукавом футболки плеча Дина: - Тут было больно тебе. Я ощутил… Но придя в твой сон, угрозы не увидел, так как я же и был с тобой... То был сон про меня, Дин? Проследив взглядом за движением Кастиэля, охотник внутренне вздрогнул, стоило тому коснуться ожога, пусть даже через ткань. Он ожидал ощутить всю ту же шершавую сухость и липкую похоть, распространявшуюся вокруг них во сне. Но вместо этого Дин почувствовал тепло. Ласковое, нежное тепло прикосновения его ангела. Именно его, и никого другого. Опустошенно выдохнув, Дин опустил голову, уткнувшись в плечо Каса, и пробормотал: - Нет, не про тебя. Не знаю, помнишь ли ты, но я тебя просил как-то никогда не меняться. И я всё ещё об этом прошу. Даже пусть с заехавшими шариками за ролики сейчас, но ты – это ты. Таким и оставайся. Блаженно улыбнувшись, Кастиэль весомо произнес: - Я помню, и я не буду меняться, - неловко поёрзав, он нащупал руку Дина и ухватился своим мизинцем за мизинец человека: - Даю тебе честное слово. Встряхнув пару раз рукой, ангел подумал, внимательно посмотрев на макушку Винчестера, и обнял того, радостно сообщив: - Я люблю тебя, Дин! Если желаешь ты, я покажу тебе место, где был сегодня. Пчел там нет сейчас, но бабочки порхают над цветами и сладко поют соловьи. Мир господень прекрасен, и его увидеть должен ты, как знак моей любви к тебе. Взять Сэма мы можем с собой. Его люблю я тоже… Но тебя люблю больше. А знаешь ли ты, Дин, что пчелы вымирают нынче? Спасти я их задумал, но не знаю, как сделать так, что… Дин Винчестер грустно улыбнулся, слушая низкий голос ангела. Он был раньше не прав относительно этого пернатого. Пускай тот чуть-чуть чокнулся, но всё же остался собой. Это завтра охотник опять станет злиться и закатывать глаза, но не сейчас. Сейчас он просто будет слушать про пчел, их вымирание и цветочки на лугу. И не станет думать о том грязном, одурманенном и сломанном человеке, которого почему-то зовут так же, как его ангела. Его нет, и никогда уже не будет. Подавшись порыву и желанию избавиться полностью от ощущения пошлости и нечистоты, оставшихся после сна, Дин подался вперёд и мягко коснулся губами шеи ангела, в том самом месте, где его касался язык страшного видения. Ничего пошлого, ничего… недостойного, просто ласка и благодарность, соединённые в одном мимолётном поцелуе. Да. Кастиэль из сна был прав, он хотел этого. Но хотел не грязно и пошло, как звери, как это у него не раз бывало с его многочисленными подружками на одну ночь. Он хотел сохранить чистоту своего ангела, и в поцелуй вложил вовсе не желание, а то, в чем всё равно никогда не сможет признаться даже самому себе. И именно так Дин всегда хотел это сделать. Кастиэль замер. Лишь чуть дрогнули его руки на плечах Дина. Закрыв глаза, ангел улыбнулся своим мыслям и ощущениям, а также тому теплу, что шло сейчас от его человека: - Спасибо… Я понял, Дин… Я никогда не дам больше вернуться тому, что столь расстроило тебя… Желая отплатить чем-то за то, что было даровано ему столь искренне и чисто, Кастиэль обхватил ладонями лицо Дина и мягко поцеловал его лоб, благословляя. А после произнёс: - Я тебе доверяю, Дин. Ты будешь помогать мне спасать пчел? Приглушено рассмеявшись, охотник поднял голову, посмотрев на ангела: - По рукам, Бёрдмен! Сначала пчелы, потом мир. Кастиэль радостно кивнул и улыбнулся. Боже, мелькнуло в голове у Винчестера, когда он осторожно притронулся кончиками пальцев к щеке тут же подавшегося навстречу ласковому прикосновению ангела, ну как же хорошо, что у его Каса такие пронзительные, ярко-синие глаза, и как же хорошо, что зрачки в них расширены сейчас вовсе не из-за наркотиков… На тумбочке у соседней кровати, где сопел в обе ноздри Сэм, начал вырисовываться силуэт. Понаблюдав некоторое время за происходящим между Кастиэлем и Дином, которые ничего не делали и не говорили, продолжая буравить друг друга весьма понятными всем остальным, но, видимо, не ясными для них самих взглядами, появившийся из ниоткуда мужчина закатил глаза и легко спрыгнул со своего сидения, решительно двинувшись к спящему. Не долго думая, он сел на корточки прямо перед лицом младшего Винчестера и громко позвал: - Сэм! Проснись, непокорный вессель! Дело есть! Недовольно что-то проворчав, Сэм обнял подушку покрепче и продолжил себе спать, не обращая внимания на раздражающий звук. Мужчина, усмехнувшись, протянул: - Не хочешь по-хорошему, будем как обычно. Вытащив из-за спины громкоговоритель, он прокашлялся и приложил рупор к губам, запев дурным голосом: - No matter how hard I try You keep pushing me aside And I can't break trough There's no talking to you.* Сэм страдальчески застонал, оторвал голову от подушки и уставился на довольного собой ночного гостя. Время, необходимое на узнавание, тянулось невыносимо долго, но наконец Сэм сонно моргнул и отполз от края кровати, пробормотав: - Опять… Тебя нет, Люцифер, уйди. Кас меня вылечил. Пожав плечами, архангел спокойно сказал: - Мало ли, что он там вылечил. Но для успокоения можешь считать меня хм… приятным воспоминанием о деньках минувших. Легкими ненавязчивым сновидением. Тяжко вздохнув, Сэм вновь уткнулся головой в подушку: - Люцифер, я помню, что целью твоего существования было сводить меня с ума. Но прошу тебя – уйди хотя бы во сне тихо и мирно. Я хочу спать. Люцифер недовольно потрепал край одеяла: - Я, между прочим, тоже не слишком-то рад сюда вернуться из своего теплого уютного небытия в недрах твоего сознания, но будь добр – ОСТАНОВИ УЖЕ ЭТО НЕПОТРЕБСТВО! Ты только посмотри на своего развратного братца! Девственность Кастиэля в опасности! Оторвав голову от подушки, Сэм удивлённо посмотрел в указанном обвиняющим перстом дьявола направлении, то есть на кровать Дина, где тот всё также молча нависал над Касом, нежно поглаживая его по щечке. Ну сколько можно резину тянуть… Закатив глаза, Сэм схватил вторую подушку и кинул в брата: - Голубки! Снимите себе уже отдельный номер! Вы даже Люцифера можете смутить. Сделав своё дело, младший Винчестер вновь сонно уткнулся головой в свою подушку, тут же вновь засыпая, на этот раз без всяких теней из прошлого у кровати. Кастиэль, смущенно вспыхнув, моментально исчез, оставив Дина одного недоумённо пялиться то на дрыхнущего брата, которому, видимо, тоже приснился какой-то странный сон, то на свою кровать, которая словно бы ещё хранила отпечаток тела ангела. Помотав головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, Дин чуть улыбнулся и лёг. Его ангел упорхнул, как птичка, которую спугнули. Видимо, отправился лечить нервы куда-нибудь в сады Франции, к примеру. Может и так, но теперь Дин знал, что, несмотря ни на что, его ангел всё равно с ним и слышит его, приходя именно тогда, когда он больше всего нужен. И что бы ни происходило с ними обоими, они будут продолжать защищать друг друга. *** На крыше старого придорожного мотеля, не самого хорошего, но и не самого захудалого, сидели трое. Один – худощавый, с лицом словно покрытым язвами и ожогами; второй – измождённый, нервно усмехающийся, и между ними третий – невысокий и юркий, с большим интересом и усердием, словно там может скрываться ценный приз или великое знание, разворачивающий шоколадку. Худощавый взглянул на Луну и вздохнул: - Люди… Почему они никогда сами ничего не могут сделать без нашей помощи и наставления, Габриэль? За что ты их так любишь? Второй болезненно рассмеялся и принялся рыться по карманам, вылавливая рассыпавшиеся там таблетки: - Да куда уж им. Только и могут, что убивать друг друга. А для того, чтобы предаться сладостным грёзам и негам любовных утех у них времени нет. Тоже мне – жизнь… Третий мужчина пожал плечами: - Люблю - за то, что с ними играть интересно. А если кому не нравится, то его никто не спрашивает. Иллюзии вообще своего мнения иметь не могут. По щелчку пальцев фигуры двух сидящих по бокам мужчин обратились в дым и развеялись по ветру, а средний наконец с удовольствием откусил большой кусок от такого долгожданного угощения: - Ну, дальше они сами, может, наконец-то разберутся. А я займусь Сэмми. А то он же заскучает. А это – последнее дело. Мгновение – и крыша опустела совсем. Лишь ветер погнал к краю несколько шоколадных обёрток и, играясь, сбросил их вниз и увлёк за собой, дальше и дальше, прочь от дешевого отеля у дороги где-то в глубинке Америки.