Сон в летнюю ночь

- Брат.. Бра-ат.. - тихий, но такой просящий голос вкрадывается в мутное сознание туманной ниточкой, начинает расширяться, образуя причудливые формы. Спирали, круги и ленты вьются в блаженной пустоте, и можно различить едва слышное треньканье каких-то внутренних часов. &quot;Будильник&quot; настойчиво нашептывает, что время вставать еще не пришло - или уже давно миновало, что, в сущности, одно и то же.. - Брат, ну пожалуйста.. - жалобно тормошит голос, и что-то касается плеча. Нехотя продирая глаза и ощущая, как режет их сумрачный свет, Юнихико резко вскакивает, и с губ его срывается нецензурное: - *****!</p><p>Немая сцена. Через десяток секунд полумертвый с похмелья Единорог, держась за голову, нехотя добавляет к экспрессивному приветствию &quot;А, это ты, Пеганоске&quot; - и снова ложится на мягкий ковер травы, вытягиваясь всем телом. Разговаривать сейчас нет никакого желания, особенно если придется опять наставлять робкого братца на путь истинный и пояснять, что на самом-то деле очень рад его видеть - просто в полутьме тот очень уж похож на чудовище-акуму. Ну, Пегасу не привыкать, его никто еще никогда иначе не воспринимал, размышляет хозяин Бесполезного Леса, переворачиваясь на другой бок и утыкаясь носом в душистый белый клевер. В середине лета, напоенные медовым нектаром, цветы пахнут так сладко.. да и на вкус совсем как лакомство. В полудреме Юнихико дотягивается до ближайшего стебелька губами и начинает неспешно жевать белое соцветие; и впрямь, бесполезные пчелы еще не успели собрать весь мед, оставив что-то и для травоядных. Возможно, если набрать охапку клевера и отдать его Медведице, она принесет настоящего сакэ.. Чувство неоконченного дела тревожит, так что Единорог хмурится, трет серебристым копытом глаза, укрытые густой легкой пеленой голубых волос. Пьяно и недовольно бурчит что-то, стараясь устроиться поудобнее, и вдруг вспоминает, что так и не спросил, что нужно брату. Стараясь не шевелить головой, садится, сминая клевер, и смотрит на черного Пегаса, робко замершего за его спиной. - Выкладывай, - немного трескучим голосом выдает хозяин Леса, силясь держать глаза открытыми. Получается не очень, веки отчего-то так и норовят закрыться, даря желанное отдохновение сознанию. Похмелье подкрадывается на цыпочках, и уже сохнет во рту, так что лучше бы уснуть прямо сейчас. - Юнихико.. - такое чувство, что иначе, как шепотом, говорить младший из мифической &quot;конной&quot; семейки не умеет. Впрочем, это и хорошо: лишь шепот Единорог, наверное, и способен сейчас вынести. Дотянувшись до бутылки сливового вина и обнаружив, что на дне осталось пара капель, он вытряхивает их на совершенно ватный язык и на миг чувствует облегчение. - Что случилось? - торопит он брата, косясь золотисто-желтыми глазами на манящее клеверное ложе, - тебе стало грустно, и ты прилетел из соседнего леса, чтобы я поговорил с тобой? В ответ раздается столь красноречивое молчание, что переспрашивать необязательно - да Юнихико и так в курсе, что попал прямо в яблочко. Следующая из валяющихся рядом бутылок радует целым глотком холодного, до ноющего ощущения в зубах, вина. Хорошо! Единорог счастливо зажмуривается и не сразу соображает, почему шелест крыльев младшенького становится таким близким и хорошо различимым. - Ладно, ладно, Пеганоске. Это не дело, ты уже большой и должен развлекаться самостоя-.. Только на этом моменте хозяин Бесполезного Леса открывает почти ясные глаза. Чтобы через мгновение податься назад, начав заикаться, чего в жизни с ним никогда не происходило: - П-п-пеганоске! Чт-т-то ты удумал? Темно-фиолетовые волосы, струящиеся по плечам (надо отметить, белоснежно-светлым и очень красивым плечам), полные мольбы глаза.. Где-то Единорог это уже видел. В той самой своей прошлой жизни, когда беспредельничал, тратя свое время на девушек не совсем целомудренного поведения. И эти трогательно опущенные ресницы, как лепестки черных анютиных глазок, и закушенная нижняя губа - хотелось бы узнать, кто научил такому скромного и застенчивого до самых кончиков копыт Пегаса. - Ты.. оденься.. пожалуйста.. - судорожно пытаясь натянуть на брата ткань мягкой черной пижамы и закрыть все непристойные виды, столь соблазнительно очерченные переливами лунного света, Юнихико ощущает безумное желание взять пример с Зайца и закурить. Начинающееся похмелье выветривается на раз, зато к горлу подступает ком, а томительный запах клевера пронзает обоняние и заполняет все мысли, как будто на что-то намекая. - Брат.. - опять жалобно произносит младший из них, но на этот раз в его интонации слышится еле уловимое, иное значение. Что за чертовщина, думает Единорог, сам и не заметив, что перестал придерживать единственный скрывающий худощавое тело чернокрылого коня предмет гардероба, так что пижама вновь упала на траву. - Так что тебе нужно? - смотря в сторону и не моргая, выдает Юнихико деревянным голосом, непроизвольно принимаясь рыть копытом ямку среди клевера. Ситуация не из простых - брата и не прогонишь, чтобы не забился потом в самый темный уголок и не умер с тоски, но и не отвечать же на его странные провокации. Хотя, признаться.. Нет, нет. С тех самых пор, как женский род превратился в его понимании в самую что ни на есть мерзостную категорию живых существ, Юнихико поклялся, что не будет.. Но.. брат же не девушка.. Ну вот, еще лучше. С каждой секундой непонятное напряжение нарастает, и только когда широкие вороньи крылья обнимают его за плечи, а худое тело Пеганоске льнет к его телу, хозяин Леса понимает, что нужно воспротивиться решительнее. - Пеганоске! Отвечай немедленно! - Поиграй со мной.. брат.. прошу тебя. - нежный шепот, шелест ткани и перьев укутывают, погружают в темноту, в которой нет ни малейшего намека на спасение. Похоже, что цветочный аромат приобретает совсем иные нотки. Если бы Единорог хорошо разбирался в полезных растениях, то ощутил бы туберозу. И еще что-то.. удушающе-сладкое, соблазнительное, до одури.. возбуждающее. - Поиграть? - серебристое копыто скользит по бледной щеке застывшего в ожидании брата, на губы которого лесная тень бросает странную улыбку. Не успевая осознать до конца, что творится, Юнихико расстается со своей одеждой, и удивленно обнаруживает, что младшенький тесно прижался к его бедрам. &quot;Ох, зря я говорил, что меня нельзя оседлать..&quot; - Да, давай поиграем, как будто бы ты.. - слова Пеганоске порхают в воздухе, восхитительными мотыльками задевают лицо, шею, грудь, повинуясь его губам, что отмечают прикосновениями кожу, - ..просто видишь один из этих странных снов в летнюю ночь.. Первый поцелуй, в котором они находят друг друга, напоминает горьковатый гречишный мед. Так некстати вспоминается древнее поверье, что темный мед полезен тем, у кого белая-белая кожа.. И щекочущее чувство в горле - точь-в-точь как положено. Неужели Пеганоске не поскупился и впрямь коснуться приворотным средством своих губ? По меньшей мере, оторваться от них невозможно.. В золотистых глазах мерцают искорки отражающегося света луны; в ласках брата тают последние сомнения. Стрекот цикад в поле слышится музыкой, достойной звездных небес.</p><p>Наутро, вернее, к полудню Юнихико просыпается с трудом. Тело еще помнит нежность кожи и губ брата, во рту вместо неприятного послевкусия от алкоголя - медово-теплая сладость. Но рядом никого, и смятая трава еще ни о чем не говорит точно. Сон? Да, пожалуй, все это было только сном, решает для себя мифический белый конь с золотым рогом, и отправляется по своим делам - за новой бутылкой, точнее, но кому интересно, что он делает, пока у жителей Леса не возникает неразрешимых проблем? Он идет, напевая себе под нос, и не оборачивается. Туда, где, порхнув над лужайкой, легкими воспоминаниями прячутся среди клевера несколько шелковых черных перышек.[