Любовь в камне

— Сэр, но материал, который вы просите, очень дорогой. — Не важно, Кроуфорд, оно того стоит. Продавец не мог перечить, тем более не мог лишиться своего постоянного покупателя, Блейна Андерсона, известного скульптора в Афинах. Кроуфорд сам часто ходил на его выставки вместе с семьей и иногда любил говорить, что это он продавал ему материал. Он проводил брюнета взглядом и лишь понадеялся, что будущая скульптура оправдает те потраченные деньги. *** В этот раз все было иначе, никаких набросков или зарисовок, эскизом был лишь тот образ, что днями крутился в голове скульптора. Образ молодого парня, который только одним видом заставлял в себя влюбиться. Он преследовал Андерсона повсюду, даже во сне не спрятаться. Вот тогда и было решено сделать скульптуру, чтобы наконец-то избавиться от этих назойливых видений прекрасного Аполлона. Блейн медленно приблизился к камню, что стоил немеренную сумму денег. Но вместо него он видел лицо. Улыбку, которая была еще загадочней, чем у Моны Лизы. Андерсон провел рукой по материалу. По инерции он достал из-за пояса молоточек и долото. Один удар. На пол осыпались небольшие кусочки. Блейн задержал дыхание и сделал еще удар. Теперь уже точней и уверенней. Прервавшись на минуту, он надел очки, пылезащитную маску, натянул перчатки (хотя он не понимал, зачем они ему, так как мозоли на руках служили ничем не хуже) и беруши. Разложив инструменты возле себя, Блейн включил еще и вентилятор. В порыве вдохновения, когда молодой человек рассекал троянкой и молоточком, Андерсон почувствовал невероятный прилив энергии. Еще никогда за всю жизнь он не ощущал такой уверенности в том, что делает. Да, сейчас мастерская забита большими и маленькими скульптурами, но эта… Это будет его феерия. Это будет его все. Движение за движением из рук скульптора получались небольшие очертания тела. Голову, как самое важное, Блейн отложил на самый конец, на ее месте оставив нетронутый участок камня. Целую ночь он творил. Ни усталости. Ни боли в спине и руках. Ни даже мысли о сне. Нет, нельзя засыпать. Не сейчас, когда только начался сам процесс. Блейн позабудет о сне до тех пор, покуда перед ним не появится парень из его видений. Те самые ясные и проницательные глаза не взглянут на него, а улыбка не озарит ярче летнего солнца. Только когда в животе заурчало так, как будто там приносят кого-то в жертву под барабанную дробь, Блейн посмотрел на часы. 13:44. Сколько же он проторчал в мастерской? Больше дня однако, но время пролетело так незаметно… Прервавшись лишь на свежезаваренный кофе и булочку явно не первой свежести, Андерсон вновь вернулся в свою излюбленную комнату. Место, где он провел большую часть своей жизни: сначала с отцом, который и показал ему что да как, а потом и сам. Сюда он приходил в самые светлые и темные времена жизни. Здесь он находил утешение, когда брал в руки молот и долото, делая удар за ударом — самый прекрасный звук для его ушей. — Что ж, Муза, приступим к работе. — В его работе разговаривать с самим собой естественно. Муза покорно послушалась и тихонько положила свою руку на плечо молодому человеку. Прошептав что-то на ушко, она отошла в сторонку, чтобы наблюдать за работой, которая тут же закипела. Она улыбалась, видя, что получается, а иногда хмурилась, когда Блейн опускал руки. Тогда Муза тихонько подходила к нему и обнимала за плечи, прижимая к себе. И это помогало. Мужчина вновь обретал силы. Иногда у Блейна возникало чувство, что за ним кто-то наблюдает. Но когда он осматривался, то все оставалось так, как и было до этого: пустая мастерская, только он и его скульптуры. Но чувство чей-то невидимой близости никогда не покидало его во время работы. И вот сейчас Блейн почувствовал, как его тело немного задрожало, и тысячи мурашек пробежали по спине. Кто-то рядом. Кто-то дышит в затылок. И снова никого. «Блейн, у тебя явно проблемы с головой начались», — проносится мысль в голове. Уже вечернее солнце бросило последние лучи в маленькое окошко, а Блейн все работал. Он больше не прерывался, лишь изредка отходил на шаг назад, чтобы посмотреть, что в итоге получается. Вот он, тот самый юноша из снов. Прямо перед ним. Но не он. Пока еще нет. Все свое оставшееся время после того, как доделал тело, Андерсон уделил голове, заменив долото напильником, чтобы сделать небольшие детали (вроде носа, ушей, глаз) более точными. Блейн закусил губу и приступил к работе, размяв шею и руки, будто сделал небольшую разминку перед стрельбой из лука. А позже, когда дело подходило к концу, мужчина достал влагоустойчивую наждачную бумагу, смочил камень и начал проходиться по всему телу скульптуры, делая ее гладкой. Небольшой лучик солнца упал на голую грудь, и она засветилась, как роса утром. Делал он так быстро, так умело, что к утру следующего дня все было готово. Вот он, тот самый юноша, плод его воображения, парень из снов. Аполлон его грез. Как долго же он снился измученному Блейну, как долго терзал его мысли и как быстро он получился. Очень быстро. Еще никогда ранее мистер Андерсон не делал свою работу с такой скоростью, укладываясь в такой минимальный срок. Что на него нашло? После окончания работы, когда новая статуя стояла посреди комнаты, а Блейн со всем восхищением любовался ею, Муза потерла своими руками и, последний раз улыбнувшись, растворилась в воздухе. Ее работа на этот раз окончена. Успешно окончена. Прошел еще целый день, что Блейн пробыл в мастерской, всячески дорабатывая и подправляя свое творение. Он уделял внимание плавным изгибам шеи (позже он одарил статую шарфиками, меняя их каждый день), челку он сделал высокую, поднятую красивым вихрем вверх, а еще улыбка… Вот здесь мистер Андерсон потрудился, он хотел ее сделать загадочной. Он на время представил себя Леонардо да Винчи, который писал Мону Лизу. Блейн жалел, что не сделал заранее эскиз, тогда бы дело пошло, может быть, быстрее. Но зачем он ему, если образ у него в голове? Воспользовавшись наждачной бумагой, он отшлифовал статую чуть ли не до блеска. И вот теперь образ воплотился в жизнь, стоит прямо возле его кровати. Несколько дней Блейн не ел, он истощал, под глазами были черные мешки, но зато на лице сияла яркая улыбка. Он закончил дело своей жизни. Он был уверен, что это именно его предназначение — сотворить скульптуру молодого Аполлона. Засыпая, Блейн одарил фигуру искренней улыбкой и отключился. Он спал крепко-крепко, больше двенадцати часов пребывая в мире своих снов. — Курт, — раздалось посреди полнейшей темноты среди ночи. Наутро он не помнил это имя, но один раз чисто случайно, разговаривая со своим творением, у него вырвалось уверенное «Курт». После этого парень из камня обрел имя. Блейн одаривал Курта разными украшениями, шарфиками, одеждой. Он превратил его в человека, вот только этот человек не мог шевелиться. Он был неживой, и от этого скульптор страдал. Ночами закрываясь в ванной и опускаясь всем телом в теплую воду, Андерсон предавался фантазиям. Здесь, в его вымышленном мире, Курт был человеком, он разговаривал, улыбался, поправлял одним движением руки свою челку, ходил, ел, жил. Каждый раз представляя это, Блейн понимал, что фантазии его намного ярче, чем реальность. Его серая реальность, где он был целыми днями замкнут в своей комнате и разговаривал с Куртом. Диалог, который был на самом деле монологом. И Блейн пускал сначала одну слезу, а потом и вовсе закрывал лицо, даже не пытаясь остановить образовавшийся ручей. Проходили дни, они сменялись неделями и месяцами. Блейн зарос бородой, стал похож на одного из тех бездомных, что иногда подкармливал. Но он не знал, как выглядел, потому что не заглядывал в зеркало. Все это время он сидел в своей комнате или в мастерской. Все время возле Курта. Он стал его антидепрессантом. Стал утешением. А еще одной из причин было то, что Блейн просто боялся оставлять истинное совершенство без присмотра. Однажды к нему в гости пришла Рейчел. Блейн как раз в тот момент был в мастерской и не слышал ее. Девушка, не увидев хозяина в гостиной и кухне, пошла в спальню. Она даже не успела ничего толком увидеть, как ее ухватили за руку и вытурили из дома. Позже, конечно, брюнет извинился за грубость, но в тот момент он не мог нормально мыслить, его переполняли злость и… ревность? Блейн ревновал Курта! Это была именно ревность. И именно она заставила Андерсона спрятать скульптуру в мастерскую, куда мужчина никого не пускал. Курт его. Курта никто не должен увидеть. Блейн понимал, что вот такое поведение очень странно по отношению к обычной скульптуре, коих у него было достаточно. Но еще никогда раньше он не чувствовал такой привязанности к своему шедевру, потому что Курт — это не просто скульптура, это нечто большее. Блейн полюбил Курта самой искренней любовью. Идея зарождалась не один день и не одну ночь, но целостная, полноценная она явилась ему рано утром, на заре, когда только всходило солнце, а Блейн еще даже не ложился спать. Он накинул на себя халат, вскочив с кровати, и побежал на кухню, к холодильнику. Как и ожидалось, еды там почти не было, а если была, то уже испортилась. Для воплощения идеи Андерсон пошел в магазин. Небольшой огонь был разведен на заднем дворе, в него-то Блейн и бросал еду, обращаясь к богине любви. Это был не заученный текст, а слова, исходящие из глубины души. Слова о помощи, которые, он надеялся, будут услышаны. Тем более Блейн почитал Афродиту, поклонялся ей с малых лет, верил в ее существование. Она не один раз уберегала его, не один раз помогала. Да пусть поможет и в этот. Засыпал он с мыслью о Курте. Он надеялся, что жертвоприношение на заднем дворе было не просто пустышкой, а-ля я захотел побросать продукты в костер, а действительно носило символическое значение. А ночью ему приснилась и сама Афродита. Женщина небывалой красоты, одетая в роскошную одежду, что каждым своим швом подчеркивала ее идеальную фигуру. Она стояла вдалеке, и сколько бы Блейн ни пытался к ней приблизиться, оставался на том же месте. Богиня улыбалась, а когда уже уходила, то кивнула в ответ и исчезла. Утром Блейн не помнил ничего из сна, да и ему некогда было думать об этом, потому что на его глазах вершилось чудо. Статуя потихоньку приобретала телесный цвет, щеки краснели, а волосы окрашивались в русый цвет. Когда статуя и вовсе расписалась во все человеческие цвета, то Блейн ахнул. Он еще больше раскрыл рот, когда увидел, что пальцы рук, сложенных на бедрах, начали шевелиться. Сначала лишь заметное движение подал указательный палец, а потом и вся рука поднялась в воздух. Блейн подумал, что еще спит, поэтому пощипал себя за щеки. Но картина не исчезала и после того, как он протер глаза и взмахнул головой. Курт действительно оживал. Но… Курт сделал первый шаг и пошатнулся, и его успел поймать Андерсон, вовремя спохватившийся и спрыгнувший с постели. Крепко прижав его к себе, он почувствовал пока еще слабое, но биение сердца. Его Курт живой! — Спасибо, — тихо произнес брюнет в плечо шатена, обращаясь в пустоту. Этим утром он в последний раз плакал, потому что потом ему не было повода пускаться в слезы. Нет, не сейчас, когда у него есть Курт — скульптура, которая ожила. Тому понадобилось несколько месяцев, чтобы приучиться к жизни нормального человека. И все это время Блейн был рядом. Курт делал шаг, и Блейн делал его вместе с ним, ступая нога в ногу, держа за руку или талию. Андерсон был счастлив рядом с ним. С тех пор Андерсон периодически приносит дары Афродите в знак благодарности, но и по сей день он так и не вспомнил, что снилось ему в ту ночь.