Шинигами-ниндзя 2, часть 1 - Формирование

      Камон Учиха. Свежий. На месте затёртого. На месте старого герба клана Учиха. Живописное горное озеро в виде томоэ с расположенным на хвостике-речке фешенебельным отелем, некогда принадлежащим клану бело-красного веера, имевшего на искусственном островке посреди рукотворного озерца просторный особняк для отдыха своих ниндзя. Ныне тут устроился Учиха Саске со своей группой, изображающей команду.       Внутри меня сидящий оптимист из бывших тёмных пессимистов нашел приятным, что по метке отслеженный в телескопе ученик запомнил мой урок – денег много не бывает. Наследник клана напомнил нынешним управляющим санатория, кто истинный владелец, чхавший на махинации с бизнесом его клана. Не задерживаясь, промелькнул интерес в том, как Саске намерен защищать эту прибыльную собственность в свое отсутствие, ведь он ни душу подаренного ему меча Райти не сберег от научных изысканий Орочимару, ни Санби в себе не защитил от Итачи, оставившего шрам на теле братика и вдобавок жахнувшего «Цукуёми», в том числе, по той чёрной змейке от Орочи, о которой я предупреждал мальца и которую он сам не удосужился убить в своём подсознании – старший брат за него постарался.       Забрезжил рассвет. Водяной дрыхнет, природный мается ерундой с белкой, сенсор принимает утренний душ, а их тёмному командиру давно уж не спится. Он тихо злится, стоя на краю мостика напротив обожженной скалы с морозным водопадом, скачущим с высокой горной кручи и наполняющим озеро. Саске вспоминал детство со своим старшим братом Итачи, приветствуя рассвет огненными ниндзюцу, раскалившими шипящие камни за неуёмным водопадом. Я знаю, кто бы и как зло подшутил над ним час назад при посещении туалета. Идеальный момент - сейчас.       Саске натурально охренел и его вылупившиеся красные глаза сошлись к переносице, силясь крутящимся шаринганом разглядеть призрачного чёрного вороненка размером с большую бабочку, невесть как незаметно подлетевшего и коготками пощекотавшего нос подростка. Расправивший крылья магический посланник на основе «Бакудо-92: Джигокучо» каркнул в лицо получателю приватного сообщения, обдав дыханием смерти, и клюнул в лоб, куда завел привычку тыкать пальцами Итачи:       «Мститель, есть задание для Палача. Казнишь к вечеру Митокадо Хомура и Утатане Кохару в Хитоши – получишь выжимку из досье на Шимура Данзо, провалишь миссию – забудь про общение с кланом». Наряду с этим текстом, огненными кандзи возникшим на умозрительном экране, я с помощью магии посланца передал фрагмент памяти Итачи, своими шаринганами под маской АНБУ лицезревшего судей, втихаря вынесших приговор его клану. Началось картинкой с именами и должностями для сличения лиц и чакры, потом снятие маски с деактивацией додзюцу и несколько коротких минут перепалки с приказом Хирузена выгадать максимум времени. Поверх всей этой сцены старых воспоминаний разверзнувшаяся пропасть вины с клубами мрачной горечи сожалений повзрослевшего слепца, узревшего всю картину с подковёрным подстрекательством Учиха к бунту ради ликвидации второго из кланов Основателей и нашедшего понимание всей трагичности судьбы лишь после своей смерти (когда я с ним поделился недостающими кусочками мозаики, а именно, в свою очередь, переданным мне дымовым клоном Хирузена компроматом с аналитическими выкладками и подкреплением некоторых эпизодов из моей собственной памяти – это осталось за скобками сего короткого послания, адресованного Саске).       Возникший внутри Саске ураган эмоций помог мне из Ринбо незаметно устранить пару клонов белого Зецу, явно подсаженных в тело при оказании «первой помощи» победителю в братском поединке. Вполне правдоподобное избавление, хотя этих шпионов стоило бы ночью во сне извлечь для потрошения, но я был занят с Итачи да и слишком подозрительно будет их беспричинное исчезновение…       Карасу тэнгу – злобные и коварные демонические вороны, в былые времена промышлявшие похищениями и пожарами в людских поселениях, наказывавшие вредителей леса, влиявшие на чужие судьбы. Их мощь подорвал раскол клана, а сила ушла со смертью последнего геномного контрактника, между прочим, в свое время не избежавшего продления рода в клане Учиха, вместо полноценного призыва заполучившего на скелет Сусаноо доспехи, крылья и длинный нос тэнгу – вот и объяснение виденных Итачи крыльев Саске при активном джуиндзюцу Орочимару. Выживание рода Карасу обеспечило не поклонение шиони, некогда дававшего им ту самую «роковую силу», а милость старца из ямабуси тэнгу. Отколовшаяся в древности группа обакэ ушла в горы следом за мифическим монахом-человеком, освободившим добрых оборотней от гнета уз геномного контракта – и чрезмерного усиления клана Учиха. Ямабуси гораздо сильнее похожи на людей, хотя сошлись в браках с оборотнями из демонического клана собак, приобретя их черты во внешности и характере. Они живут в далеких высокогорьях очень скрытно, но культурно. Зачастую встают на сторону миролюбивых или угнетенных представителей человечества – защищают. По собранным Итачи сведениям, высока вероятность того, что Сенджу Хаширама некогда обучился сендзюцу у одного из горных отшельников рода ямабуси тэнгу.       Шисуи, как жителю Страны Огня, повезло в одной из пробежек верхними путями по старому лесу заметить шаринганом представителя карасу тэнгу – так еще не вступивший в ряды АНБУ шиноби нашел тропку в птичий домен в соседнем измерении. Заключил вполне обычный клановый контракт – на странице из принадлежащей шиони Шигуре Тетради Смерти. Шисуи очень сдружился с Итачи, считая его за родного младшего брата – призыв был передан. Поскольку Карасу ранее являлись геномными контрактниками, то у этого демонического клана нет обычного свитка призыва. Ввиду отсутствия выдающихся представителей в стае воронов, с ними редко заключали договоры, тем более Учиха, сохранившие предания и сведенья о разных демонических птицах. Сбылись молитвы коварного лидера карасу тэнгу, века мечтавшего развиться из единственного оставшегося в Карасу обакэ в полноценного демона, превзойдя доброго дедушку из ямабуси. В итоге демон смерти Шигуре заполучил в свою копилку массу сотен лет жизни, приспешник из воронов эволюционировал и был таков, а клан карасу тэнгу единовременно пополнился множеством десятков перспективных на уникальные способности юрэй-новобранцев, о которых сам Итачи без тетрадного листка с хитрым контрактом - забыл. После исчезновения демона-подписанта, заключавшего договор от лица всего клана, и со смертью всех представителей со стороны людей – контракт аннулировался, а спрятанная в тайнике исписанная страница очистилась. Насколько я понял, этот клок и хотел вернуть себе Шигуре, видимо, по вине проклятой печати не способный прямо говорить о Тетради Смерти, наверняка в древности выпотрошенной, но по-прежнему как-то действующей. Оставалось надеяться, что Итачи, отправившийся в Джодо, раздобудет сведенья относительно того, куда так стремятся уйти из Мира Животных развитые демоны и куда вообще после смерти отправляются души зверей с чакрой.       Я только что по «свежим воспоминаниям» тайно заглядывал в гнездовье Карасу – между посещениями своего бывшего ученика Саске, безгранично любимого старшим братом. Лично проверил священное хранилище стаи воронов, едва продравшись додзюцу полного третьего высвобождения сквозь наслоения защиты – занпакто по доброте своей душевной подсказал мне добавить в глаза побольше фамильной белой чакры разрезания для преодоления зрительных препятствий. Я оставил страницу лежать на месте из-за очень плотной магии в ней – сходу не разобрался в зримом Эиен Мангекё Шаринганом, как Учиха называли совмещенные и оттого не слепнущее додзюцу – в моем случае это двойственность с занпакто и плотью Пустого вместо близкородственных глаз. Для детального разглядывания и анализа лучше было бы использовать Ринне Шаринган, однако решил не торопить события – успеется. Попутно я мельком увидел жизнь самих воронов. Бывшие люди из клана Учиха налаживали новый быт в качестве чёрных воронов, «добрым словом» поминая Итачи и Коноху – недавно возвратившаяся память о человеческой жизни уже о чём-то да говорит. Без знаний о своей природе, без додзюцу и сил на переход по дороге между мирами – прямо-таки кара небес для людей оказаться обессиленными в птичьих телах. Саске найдет у карасу весь список «зарезанных» в ту злополучную ночь. Убитый младшим братом Итачи по собственной воле намеревался найти способ в очередной раз спасти клан – теперь уже от им самим по незнанию насланного проклятья, запрещающего душам человеческое перерождение. Жестокая ирония судьбы – вместо попытки избавления от одного проклятья оказаться под пятой второго. Собственно, желание спасти несчастный клан от всяких проклятий являлось лейб-мотивом твёрдого намерения Итачи добиться моего расположения и вступить в формируемую команду. А поскольку я все равно собирался позже решать этот же вопрос в глобальном масштабе – отчего бы не воспользоваться и не помочь добровольцу, крепко заинтересованному в том же самом? Стоило только узнать получше да подумать рассудительно, наскребя крошку доверия…       После Саске я вернулся в Коноху. Атака «Шинра Тенсей» глубоко врезалась в мою память, вновь представ перед глазами… Мне ничего не стоило отыскать погребенный среди обломков Камень Памяти – незаметно от бригад рабочих и тысячи клонов в черном с хаки. Я уже решил, что теперь этот монумент после реставрации будет высоким и на манер куная трехгранным обелиском из белого мрамора с золотыми прожилками-надписями. Он станет расти по мере надобности, вознося имена к небесам. Я посмел добавить сюда за именем Джирайи - Учиха Итачи, над которым этой ночью лично совершил обряд, воскурив фимиам и прочитав сутру – присвоив каймё: отныне эта душа носит имя Сачио, к счастью рожденный, оставив прежнее имя Итачи, суливший неудачи со смертью хорёк. Разумеется, я убрал имя Хатаке Какаши – и не только его… Отыскал могилу Сарутоби Асумы и его отца… Я раньше слишком часто посещал кладбище на окраине Конохи, чтобы забыть расположение памятных плит – чтобы не суметь восстановить пополнение за три года. Пока живые думали о себе и своих нуждах, шинигами-ниндзя позаботится о светлой памяти мёртвых – каждому малахитовое надгробие с серебряной гравировкой надписей. Ни к чему прибедняться, как раньше…       До обеда я неспешно управился со своими обязанностями, помогавшими заглушить чувство гадливости к самому себе, возникшее после полоскания «нижнего белья» Итачи. Всюду ложь и ложью погоняет – даже в смерти и фальшивой исповеди… Все отчего-то думают о мире, о чём-то глобальном, о категориях свой-чужой, скрывая за высокими идеалами свои мелочные желания и принося в жертву судьбы окружающих людей – в топку эгоизма. Всё на кон, не считаясь с потерями – из страха лишиться большего. Сермяжная правда жизни – смертельные пляски под дудку чьих-то интересов. Сарутоби Хирузен, создавая своего клона из дыма, не думал, что будет вынужден применить «Фуиндзюцу: Шики Фуджин», жертвуя свою душу демону смерти, выдающему себя за шинигами людей…       Пытаясь подавлять то и дело возникающий в голове сумбур, я со всем тщанием подготовил кладбище, всё скомканное сильным дзюцу, против грубой силы которого не спасли никакие хитроумные барьеры. Являя равнодушие Смерти, я потратил время и вычислил все смятые в гармошку клановые склепы, тоже пометив для реконструкции и переноса на новое место общего захоронения. Так же занпакто помог разработать комплекс кидо и дзюцу для Обелиска.       Вновь узурпировав властные привилегии, я воплотил вчерашнее свое решение перенести место людской памяти наверх, на плато за ликами Хокаге, продолжая воплощённый в Монументе Хокаге символизм усопших, смотрящих с неба на бытие живых.       - Банкай.       Как в прошлый раз полыхнув своей силой на всю округу и тем заявив о своем присутствии, я объединился со своими теневыми клонами, единой формацией нырнув в толщу земли и за считанные секунды всплыв на поле вчерашнего триумфа и народных гуляний. После избавления от проблем, связанных с генерацией собственной чакры, я без труда и задержек смог реализовать сложнейшие манипуляции со стихией Земли, наново разбив кладбище – рота теневиков активно помогала воплощать разработанный проект.       Кто бы сомневался, что первым примчится Гай… Когда подтянулись особо шустрые шиноби, я как раз возлагал букет бумажных роз к высокому Обелиску, макушка которого отчетливо виднелась из города за ликами Монумента Хокаге. На обращённой к кладбищу гладкой лицевой грани беломраморного куная-обелиска сияло золотом крупное кандзи – Хи, а на двух торцевых гранях самого острия переливались серебром два кандзи, читавшиеся как – Джодо, Чистый Мир. Всё правильно. На фасаде – большими символами начертаны имена выдающихся личностей, за спинами которых стоят обычные ниндзя – две торцевые грани с очень убористыми списками. Продумывание всего этого здорово отвлекло меня от пролистанной памяти Итачи – как только Яманака справляются?..       Ровно в полдень Листья помянули павших минутой молчания, затянувшейся раз в пять на суетливые перешёптывания, пока подтягивалась основная масса ниндзя Конохи, расчувствовавшихся от символического пафоса нового облика Кладбища с сильно возвышающейся площадью и боковыми строениями для обрядовых церемоний.       Представительная делегация шиноби не успела выдвинуться к нам с Гаем, когда гул толпы мигом утих от того, что я филигранно спустил на площадь реяцу с эффектом мёртвой тишины, поскольку не умел, как Хирузен, овладевать всеобщим вниманием:       - Вечная память героям в наших сердцах. Вечный маяк да укажет дорогу на небеса. Вечный огонь да наставит потомков на путь мира неугасимой Воли Огня, - во всеуслышание произнес я мрачно торжественным тоном, прекратив воздействие реяцу шинигами. Стоя чуть боком к народу, медленно сложил ряд ручных печатей, проговаривая вслух: - Дракон, Крыса, Бык, Птица – «Катон: Карью Ибуки»!       И повернулся. Дыхание огненного дракона “D”-ранга объяло белый мрамор оранжево-рыжим пламенем, пробежавшимся от основания до самого верха, где впиталось в знак Огня, который через пять секунд действия ниндзюцу зрелищно полыхнул, начав свое вечное горение – золотым пламенем, зримым и греющим в Ринбо тоже.       - Прошу, Таимацу-доно, зажгите Факел на Обелиске, - обращаюсь к пыхтящему шиноби по левую руку. Говорю сквозь слезы, всё-таки прорвавшиеся при взгляде на имя Нохара Рин, подсветившееся среди прочих. Не по ней всплакнул, а по упущенным в детстве и юношестве возможностям и случившимся утратам, затруднившим переживания многих невзгод.       Гай всегда был рядом и неустанно пытался заполнить пустоту в моем сердце все те годы после…       - Во имя Силы Пламенной Юности! – Гаркнул глава клана Таимацу, в переводе – Факел.       Некогда мастер исключительно в Тайдзюцу сложил кистями озвученного Тигра, приставил сложенные указательные пальцы к нижней губе и, громко проговорив название приёма, выдохнул великое пламя. Стихийное ниндзюцу “C”-ранга «Катон: Гоен но Дзюцу» вышло у него на загляденье всем чюнинам, демонстрируя им вариант развития ранее мной показанного генинского “D”-ранга, требующего лишь умения высвобождать стихийную чакру. Красно-рыжий поток огня от Гая взметнулся до самого острия и много выше, плотно объяв Обелиск, на несколько секунд выдыхания превратившийся в настоящий факел. Но только Гай прекратил дуть, как огненная чакра моментом впиталась в белый мрамор, по которому начали то и дело проскакивать язычки пламени, подсвечивая то или иное золотое имя и устремляясь вверх – к целиком загоревшемуся кончику большого памятника на широком пирамидальном постаменте - нечета бедняцкой скромности прошлого Памятного Камня. На фоне красно-рыжего хорошо выделялось золотое Хи, однако еще более чётко смотрелась серебряная надпись Джодо, обращенная в сторону разрушенного города – всё еще бегущие по лестницам у Монумента Хокаге именно её видели. В ночи будет - Маяк.       - Прошу, Наруто-кохай, закали Волю Огня порывом ветра перемен.       - Даттебаё! – Только и воскликнул суровый джинчурики, выбежавший из первых рядов.       Птица, бык, собака, кролик, змея – “C”-ранговый порыв ветра «Футон: Даитоппа» вырвался изо рта и ударил в Обелиск, повторно полыхнувший факелом, правда, значительно более слабым и неровным, чем получилось у Гая, натурально поджёгшего белый мрамор. Уже выдыхаясь, Наруто смекнул, что это ж неспроста в месте удара воздухом надписи раскалились и разгорелись, словно только что отлитые из жидкого металла. Юный сеннин выжал весь воздух из своих легких, но довел-таки свой порыв ветра до самого верха, зажигая имена всех почивших героев Конохи. Подхвативший за локоть Гай помог ему отдышаться.       - Прошу, Зо-тайчо, наделите Волю Огня силой проникать в сердца.       Отделившийся от группы клан-лидеров джонин явил собой упрёк для Наруто, забывшего отдать ритуальные почести. Птица, змея, собака – в простой удар молнии “C”-ранга «Райгеки» он вложил чакры как в “A”-ранг, выпустив с руки толстенную молнию прямо в центр грани, словно стремясь расколоть воздвигнутое мной белое надругательство на траурным чёрным. Разряды электричества с треском и безвредно растеклись по всей поверхности, сосредоточившись на ребрах-лезвиях, засиявших ровным электрическим светом вибролезвий, практикуемых в Кумо. Самый кончик острия большого беломраморного подобия куная засверкал, изнутри подсветив пламя и запев гораздо мелодичнее моего коронного ниндзюцу «Чидори» “A”-ранга.       - Прошу, Ямато-кохай, прояви фундамент Воли Огня и напомни о неустанном преодолении трудностей.       Деревянной походкой названный шиноби вышел из расступившихся задних рядов, чтобы, точно так же, как и все предыдущие выступавшие, проговаривая печати и название стихийного ниндзюцу, направить в серые базальтовые ступени силу элемента. Первой была стихия Цучи, приподнявшая бортик земляным щитом «Дотон: Дороку Гаеши». Вместе с этим по белому мрамору с золотыми надписями побежали тоненькие серебряные прожилки, а на двух других серебряные письмена прошились золотистыми ниточками. Чтобы наполнить пруд водой, обарывающей огонь, Ямато столь же показательно изрыгнул «Суитон: Мизураппа», не просто доступное боевое дзюцу того же “C”-ранга, а желательное для освоения чюнинами. Не было пара или кипятка, но пламя словно заматерело и отступило в беломраморную глубь, чтобы красивыми искрами и всполохами неустанно напоминать о себе то тут, то там. Лишняя вода ушла по широкому и неглубокому отводному каналу из синего корунда, словно бы прочертившего прямую границу между миром живых и миром мёртвых.       - А теперь, друг, вдвоем посадим растения как символ процветания через циклы жизни и смерти, - произнес я, возлагая правую руку на левое плечо ниндзя-лесника.       Через несколько секунд Ямато успешно сумел вдохнуть жизненную силу своего геномного мокутона в мои заклинательные формы «Каидо-49: Куст Девясила» и «Каидо-14: Небесные объятья». Вперемешку выросшие прямо из серого камня желтые астровые цветы и белые хризантемы обрамили Обелиск двумя дугами клумб по бокам, чтобы дарить отдохновение и врачевать душевные терзания.       - Помня уроки Прошлого да устремимся в Будущее!.. Мм, прошу желающих так же почтить память имён на гранях Обелиска, пожалуйста, в порядке живой очереди. Кто не владеет стихийными дзюцу – стоит поделиться своей чакрой с цветочными клумбами. Да пребудет с нами Воля Огня!       Напоследок я сложил кисти ромбиком, засветив меж ладоней красный пламенный шар «Хадо-31: Шаккахо», и поклонился сперва собравшейся многотысячной толпе, а потом еще ниже Обелиску – в пояс. Распрямившись, устроил зарево, тихо выдув между ладонями мощный огонь уничтожения: подчерпнутое у Итачи исполнение «Катон: Гока Меккяку» “B”-ранга соединилось с силой заклинания, и мощный поток гулкого пламени устремился в Обелиск. Факел на время выдыхания с грохотом взметнулся кручёным столбом на сотни метров ввысь в попытке дотянуться аж до самого Солнца. Напрочь испарилась вода в пруду вокруг основания монумента и бесследно сожглись растения на двух каменных клумбах-портиках вокруг, чтобы позже чашу вновь наполнили, а цветы вырастили - искры воли огня из выстраивающейся вереницы страждущих поклониться памяти мёртвых. Когда обдающий жаром великий столб огня иссяк, остались навсегда полыхать лишь три кандзи наверху куная-обелиска да над самым кончиком вечный завиток радужного пламени – истинной вершины мастеров древнего клана Таимацу. Обойдя лицевую грань, я отдал земной поклон серебряным спискам тыловиков, где рядом с некоторыми номерами удостоверений ниндзя на месте имён зияли пробелы, которые ещё предстояло заполнить - Хокаге. Дождавшись друга и побратима, отдавшего почести своему герою-отцу и рано покинувшей сей мир матери, я со спокойной совестью предложил открытую ладонь Гаю, чтобы вместе с ним хрустнуть костьми крепчайшего братского рукопожатия и осыпаться вихрем листьев «Шуншин но Дзюцу», за которым пряталась телепортация в место посреди океана второго уровня Ада – удовлетворить потребность сразиться в полную мощь.       Во время прошедшей церемонии я специально не сдерживался в силе элитарного джонина, чтобы не ограничивать переключенный на чакру источник, показывая себя и запоминая открытой сенсорикой занпакто источники других, как было вчера. Одна из приоритетных целей – убедить всех в максимальном уровне своего развития, доказывая право на положение сильнейшего ниндзя среди листьев. Я поступил так для того, чтобы, имея богатые знания погребальных обрядов многих культур, заложить новую традицию Конохи с далеко не одним смысловым подтекстом. Оставалось надеяться, что моя инициатива найдёт отклик и поддержку хотя бы на пол века…       Листья, кстати говоря, вполне успели завершить необычную и внезапно начавшуюся поминальную церемонию до того, как Данзо своими кротовыми норами вернулся в окрестности Конохи из столичного Хитоши уже в качестве Рокудайме Хокаге, назначенного Даймё Огня и утвержденного Старейшинами – ему осталось получить одобрение от Совета Кланов и Совета Джонинов Конохагакуре. Как я и полагал, бывшие советники-подельники после дневного заседания во главе с Даймё Огня остались приходовать пирог средств, выделяемых Страной Огня на восстановление разрушенной Конохи. Не долго торгашам осталось почивать на лаврах…