Гилберто

Заходящие лучи солнца нежно ласкали красную черепицу флорентийских крыш, заставляя этот древний город, взрастивший в своих стенах великое множество великих мужей, пылать ярким заревом пожара. Зефирный западный ветер легко шелестел в густой кроне деревьев, и нес с собой манящие запахи ближайших булочных и кондитерских. Узенькие улочки полнились людьми в дорогих ярких одеждах, щебетавших с невероятно умными лицами о новой любовнице Венецианского дожа. В библиотеке на втором этажа богатого белого дома стояла благословенная тишина, изредка прерываемая шорохом страниц. Окна библиотеки выходили на запад, поэтому книжные стеллажи были словно окутаны этим янтарным полотном заката. В мягком пухлом кресле с очередным томиком в руках сидел мальчик. Еще несколько внушительных талмудов покоилось на столике рядом. Вряд ли что-то необычное можно найти в читающем мальчике, разве что на корешках этих книг значились сочинения великих мыслителей всех времен, да и мальчику было от силы лет тринадцать. Он был худым и высоким, черные аккуратно подстриженные волосы, бледная кожа, не знававшая солнечного света, и уже не по-мальчишески нахмуренные брови. Этого мальчика зовут Никколо и он сын весьма и весьма успешного адвоката. Его отец был строг, влиятелен и очень умен, может быть Никколо хотел быть на него похож, а может именно отец хотел, чтобы Никколо был похож на него, но какой бы ни была причина, томик серьезной литературы в руках мальчика, далеко не первая книга такого содержания. Внезапно юный исследователь оторвался от чтения. Честно сказать, он даже не прочел предложение до конца, что уже говорить о том, что он даже не положил свою любимую закладку из кожи с золоченым оттиском, а просто захлопнул книгу, небрежно отложив ее в сторону. Прислушиваясь к шуму голосов на улице, он спешно поднялся и бросился к окну. Правда, у самого окна притормозил, неуверенно коснувшись пальцами штор, словно отчитывая самого себя за несдержанный порыв, но, все же, проиграв самому себе в этой мысленной схватке, осторожно взобрался на широкий подоконник и начал пристально разглядывать улицу. Вдоль кованых решеток ограды его дома, как и обычно, в это время проходила небольшая компания мальчишек, с виду его же возраста. Мальчишки шумели, смеялись, пихались и обсуждали не Цицерона и политическую деятельность Папы Римского. Никколо очень сомневался, что они хотя бы умели читать. Он не мог представить, что делают дети из обычных семей в таком богатом районе, хотя, если верить информационным источникам (нет-нет, совсем не сплетням), то они могут оказаться хулиганами и мелкими мошенниками или даже воришками. Один из них так точно просто вылитый лис. Нет, он вовсе не рыжий, но что-то в его лице и повадках выдавало какую-то изворотливость, хитрость, было в нем что-то такое… с подвохом. Вечно ли прищуренные глаза или странная усмешка, которая вызывала у Никколо непристойное желание избить этого прохвоста, чтобы узнать, наконец, чего это он так загадочно ухмыляется. Но, естественно, это недостойно сына адвоката. Остановившись совсем рядом с домом, мальчик, вызвавший интерес у Никколо, вдруг посмотрел прямо в его глаза, будто знал, что юный Макиавелли следил за ним. Маккиавелли нервно дернулся и отпрянул от своего наблюдательного пункта, чуть не свалившись с подоконника. Стыд-то какой! Бледные щеки Никколо залил редкий румянец. Выглянуть из окна снова он не решался, страшно было увидеть реакцию того мальчика, который наверняка задыхался от смеха. Переборов волнение, Никколо все же заставил себя выглянуть. Мальчики все еще были у дома, и теперь уже все смотрели на него. «И чего вам надо, уходите», - злобно подумал он, нахмурившись. Мальчик, которого он мысленно окрестил Лисом, вдруг помахал ему рукой. С этой самой его ухмылочкой, которая заставляла брови Никколо только сильнее хмуриться. Остальные вдруг тоже замахали ему руками. - Мне выйти, что ли надо? – удивленно пробормотал он, спускаясь по мраморной лестнице на первый этаж. Обувшись наспех, он выскочил из дома и поспешил к ждущим его ребятам. Правда, если совсем честно, Никколо было бы достаточно, чтобы его с нетерпением ждал только один человек. *** - Меня зовут Гилберто. Лежа в постели в своей комнате и рассматривая лепнину на потолке, которую за столько лет смог бы уже нарисовать по памяти, Никколо перебирал в памяти все моменты сегодняшнего вечера. Сегодня у его лиса появилось имя – Гилберто. Гилберто. Гилберто. Надо бы его запомнить хорошенько, чтобы по привычке не назвать этого мальчика лисом. Он был именно таким, каким себе и представлял Никколо. Веселый, подвижный и … с подвохом. Гилберто умел слушать и правильно говорить. За весь вечер, что они гуляли вместе, он так ничего кроме имени о нем и не узнал, хотя, задавал много вопросов, однако Гилберто мастерски уклонялся от ответов или переводил тему в другое русло. - Ты такой бледный, когда в последний раз ты выходил из дома? Да что Никколо забыл на улице? Книги в отцовской библиотеке были захватывающими и интересными. Ему вовсе не хотелось разговаривать с глупыми сверстниками, он бы с удовольствием поддержал беседу философов древности, жаль, что все они сейчас безмолвны. Никколо и заметить не успел, как уснул. И всю ночь ему снился мальчик, окутанный золотой паутиной закатного солнца, с хитрой улыбкой на по-детски еще округлом лице, и какой-то недомолвкой в васильковых глазах. Этот мальчик, не отрывая своего взгляда от Никколо, отбирал его книги, рвал страницы, разбрасывал их и заливисто смеялся, смеялся. Кажется, Никколо тоже смеялся вместе с ним во сне. *** Это случилось однажды ночью. Большие часы в библиотеке давно уж пробили за полночь, Никколо по обыкновению изучал узоры на потолке, лежа в кровати, как вдруг в окно его комнаты постучали. Сначала Никколо было подумал, что ему показалось, но стук упорно продолжался. Выбравшись из постели, Никколо настороженно подошел к окну. - Гилберто! – удивленно выдохнул мальчик, спешно открывая окно и впуская ночного гостя. – Что ты здесь делаешь так поздно? Гилберто не ответил, лишь губ коснулась уже знакомая Никколо улыбка. - Так и думал, что ты даже спишь с книгами, - хмыкнул подросток, кивнув на прикроватный столик, на котором лежал сборник трудов Тита Ливия. – Когда ты вырастешь, ты будешь невероятно умным. Может, и я прочитаю пару твоих книг. Они удобно уселись на большой кровати, друг против друга, даже не подумав зажечь хоть свечу. Сидеть в темноте было так захватывающе и таинственно. - Почему ты пришел? – прошептал Никколо, словно боясь, что их услышат. - Потому, что ты ждал меня, - в темноте было плохо видно, но Никколо был уверен, что на губах этого лиса сейчас играет знакомая усмешка. – Однажды, ты станешь великим. Мальчик прошептал это так проникновенно, что Никколо ему поверил. Он не совсем понимал мотивы поступков этого подростка, ему просто было хорошо и уютно вместе с ним. - Мне кажется, я хочу называть тебя своим другом, - неуверенно подал голос Никколо, радуясь, что в темноте не видно, как он покраснел. - Я стану им, если ты этого хочешь. Никколо почувствовал, как его руку накрыла теплая ладонь Гилберто, однако он не спешил разрывать эти прикосновения. Нежные касания дарили доселе неизведанные ощущения. Близость, тесный контакт с кем-то. Раньше он касался только книг. Но книги не были теплыми и мягкими. Он чувствовал, что все как-то незримо поменялось. И воздух словно потяжелел, и темнота стала гуще, и тишина будто разрывала перепонки. Он слышал, как сердце билось у него где-то под горлом, почувствовал, как намокли ладони, и ему пришлось украдкой вытереть их об одеяло. Гилберто сидел так близко к нему, что он мог почувствовать исходящий от его тела жар. Никколо не понимал, что движет Гилберто, какие цели он преследует, и ни один философ древности не мог помочь ему с ответом. - Ты самый настоящий Лис, - в сердцах выдохнул он, когда теплые губы Гилберто осторожно коснулись его. – Хитрый, скрытный и наглый. Мальчик хихикнул, продолжая нежно целовать Никколо. Едва ощутимые прикосновения погружали юного Макиавелли в пучину различных эмоций, переживать которые было так волнительно и так восхитительно, и даже немного страшно. Было страшно утонуть в волне совершенно непохожих друг на друга ощущений. Тихонько лизнув напоследок губы Никколо, Гилберто отстранился. - Самый настоящий лис, - хрипло буркнул Никколо, кивнув своим мыслям. *** Нежно розовый рассвет расцветал теплой улыбкой любовника. Первые солнечные пятнышки устроились на белой стене богатого дома. На широком подоконнике в спальне сына адвоката сидели двое. Никколо прижимал к своей груди мирно посапывающего Гилберто, иногда касаясь губами его темных волос, боясь разбудить, но не смея перечить своим желаниям. На прикроватном столике уже как месяц лежит забытый томик. Никколо потерял интерес к римскому историку, зато он с поразительным рвением исследовал своего нового друга. Его интересовало в нем абсолютно все, а то, что Гилберто не собирался давать ему даже малейших подсказок, и бесило, и порождало яростное любопытство. - Хитрый лисенок, - тихонько пробормотал Никколо, сжав тонкие губы в усмешке, которую позже назовут двусмысленной. – Ла Вольпе. Мой Ла Вольпе.