Горькое лакомство и сладкое признание

И вам доброго вечера, дорогие офицеры. Боже, нет, пожалуйста не извиняйтесь! Это вовсе не затруднительно. Пригласить меня сюда для расспросов было вашей обязанность. Кофе? Нет, спасибо, но от чая я бы не отказался, если он у вас имеется… Чай превосходен, офицер! Количество сахарных кубиков и крепость заварки идеальны, премного вам благодарен… О. Да, конечно, у нас нет времени, чтобы всю ночь любезничать. Прошу вас, приступайте к опросу. Я клянусь говорить о произошедшем только правду. Меня зовут Оливер Кёркленд и мне двадцать семь лет. Я владею магазином сладостей и выпечки в торговом комплексе, который расположен в деловом районе города. «Греховная сладость»? Да, именно этот! Спасибо вам, офицеры, вы необычайно добры. Мы гордимся тем, что производим исключительно высококлассную продукцию. Вам обязательно стоит зайти в ближайшее время — мы начинаем выпекать несколько новых разновидностей кексов… мои извинения! Я вовсе не хотел отклоняться от темы, конечно же. Пожалуйста, задавайте следующий вопрос. Убил ли я своего мужа? Зачем вообще спрашивать? Конечно убил, глупенькие! …Что? Вы оба кажетесь столь шокированными. Разве я изначально не был главным подозреваемым? Правда? Нет? Я крайне оскорблен! Вы все не считали меня способным на убийство? Я могу забрать у человека жизнь с тем же успехом, что и очередной сумасшедший убийца, благодарю покорно. Вы, должно быть, оба задаетесь вопросом, зачем мне совершать подобное? Я с радостью расскажу вам о событиях, которые стали причиной случившегося. Я любил Аллена. До сих пор люблю. Он был моей первой любовью и, полагаю, станет последней. Он был волевым и безжалостным человеком. Впервые я встретил его, когда Аллен ворвался в мой магазин и требовательно спросил, продаем ли мы вегетарианские сладости. Когда я ответил, что нет, он начал ругаться и заявил, что мне должно быть стыдно использовать продукты из невинных животных. Я изо всех сил старался отнестись с пониманием к его гневу, но я сугубо отрицательно отношусь к сквернословию в своём присутствии. В ответ на вульгарную речь я ударил его в грудь скалкой и настолько вежливо, насколько только смог, настоял, чтобы он заплатил за свой выбор слов и положил соответствующую сумму денег в копилку. Это был первый раз, когда Аллен улыбнулся мне своей милой дьявольской улыбкой, от которой в моём животе запорхали бабочки. Он сказал, что моё поведение ему понравилось, и что я наимилейшее создание, из когда-либо встреченных им. Когда он в тот день ушел из магазина, я остался стоять за прилавком со слегка потяжелевшей копилкой-бранилкой и красным, как маков цвет, лицом. На другой день Аллен вернулся в мой магазин. Он сделал так и на следующий день, и через день. В течение трех недель он ежедневно приходил узнать, не появились ли у нас что-нибудь вегетарианское. В одни дни он громко кричал и использовал скверные слова, так что мне приходилось требовать денежную компенсацию. В другие же он оставался спокоен и после вопроса о наличии у нас желаемого, облокачивался о прилавок и флиртовал со мной. Вне зависимости от обстоятельств, каждый раз он покидал магазин, оставляя меня краснеющим и жаждущим увидеть его вновь. Наконец наступил тот день, когда Аллен попросил вегетарианскую сладость, и я смог её предоставить. Я чувствовал небывалое волнение, пока он очень медленно откусывал от кекса, что был создан мной специально для него. Я впитывал каждую реакцию: то, как его глаза немного потемнели, то, как смуглые щеки слегка порозовели, то, как язык облизал нижнюю губу. Это было самое прекрасное зрелище в моей жизни. Он сказал, что никогда не ел ничего вкуснее. Потом улыбнулся и заявил, что у меня настоящий талант к моему занятию. Он наклонился над прилавком и проворковал мне на ухо, что хочет погулять со мной вечером. Я сразу же согласился на свидание. Вот так мы и начали встречаться. Каждая из наших прогулок была замечательнейшим времяпрепровождением. Я чувствовал, как влюбляюсь в него всё больше и больше. И хотя Аллен вел себя слишком жестко, и я заметил, что иногда он засматривается на других, для меня он был идеалом. Спустя ещё нескольких свиданий Аллен признал, что начинает принимать наши отношения всерьёз и хочет стать моим официальным бойфрендом. Я был приятно удивлен услышать от него подобное, и ответил поцелуем, за которым последовала очень долгая, очень страстная ночь… После одиннадцати месяцев, проведенных вместе, Аллен опустился посреди моего магазина на колено и подарил мне кольцо. Бриллиант был не особо претенциозным, но, тем не менее, красивым. Я согласно кивнул среди вороха тех улыбок, слез, объятий и поцелуев, позволяя надеть себе на палец кольцо. Я никогда не забуду, как он держал меня в своих руках и шептал, что теперь я принадлежу ему, навсегда. В это мгновенье я понимал, как сильно он меня любит. Наша свадьба была скромной церемонией, организованной в здании суда. Мы вместе купили хорошую квартиру, где и провели медовый месяц. Аллен покрывал меня нежными ласками и страстными поцелуями. Это было прекрасней моих самых сокровенных фантазий! Даже после окончания медового месяца наша совместная жизнь была настоящей мечтой. Каждое утро я готовил нам завтрак. Аллен отправлялся в мастерскую — он работал механиком — я же шел к себе в магазин. Домой я каждый вечер возвращался первым и затем готовил ужин. Ко времени, когда мой дорогой муж приходил домой, на столе уже стояло горячее. После завершения ужина, я прибирал на кухне и присоединялся к Аллену в нашей спальне. Вот так и выглядел наш брак на протяжении трех лет. Мне казалось, что муж всем доволен и, стало быть, я тоже был всем доволен. Однажды вечером мне пришлось задержаться в магазине допоздна, чтобы помочь с переучетом. Я позвонил своему супругу, дабы предупредить его, что этим вечером ему придется готовить себе ужин самому. Наш разговор завершился взаимными «я люблю тебя», так же, как и всегда. Его слова звучали искренне, словно он действительно так думает. Он всегда говорил так, будто верит в свои слова. На завершение всей работы ушло меньше времени, чем я предполагал. Мысль о возвращении домой, к Аллену, заставляла меня поторапливаться. Поскольку поужинать с ним не получилось, я, по крайней мере, хотел поскорее присоединиться к нему в спальне. Я был хорошим партнером, действительно хорошим. Мне не нужно было ничего кроме как порадовать своего мужа, доставить ему удовольствие. Я верил, что он заслуживает лишь счастья. И прилагал массу усилий, чтобы подарить его Аллену; я отчаянно желал сделать его счастливым… Но получается, что не смог. А Франсуа смог — француз с пустым взглядом и вечно угрюмым выражением лица, который жил дальше по коридору. Когда я тем вечером вошел в квартиру, тихо закрывая за собою дверь, меня встретили стонущие мычания и приглушенные проклятия. Так я их и увидел: мой дорогой возлюбленный супруг, сидящий на кухонной стойке, и Франсуа, расположившийся у него между ног. Аллен всегда предпочитал блондинов. Я громко прочистил горло, но они, казалось, не заметили. Я сделал это еще раз, и на мгновенье взгляд моего мужа оторвался от потолка и остановился на мне. И в этом взгляде я не увидел сожаления, жалости ко мне или раскаяния. В этот момент весь мой мир рухнул. Я открыл рот, но не смог произнести ни слова. Я не мог накричать на Аллена, я не мог крикнуть французу прекратить, прекратить то непристойное действо, что он совершал. Я мог лишь повернуться в сторону моей комнаты — нашей комнаты — и молча туда уйти, закрывая дверь с мягким щелчком. Этой ночью Аллен не пришел в нашу постель, не было его и на завтраке следующим утром. Я отправился в магазин как ни в чём не бывало, притворяясь, что клинок предательства не пронзил моё сердце. Моя улыбка была столь же ярка, как и обычно, но это причиняло мне боль. Трудно представить нечто более мучительное, чем удержание на лице пустой улыбки, которая идет не от сердца. Я вернулся домой тем вечером и, согласно обыкновению, приготовил ужин для своего дорогого, верного мужа. Я не знал, придет ли он домой, но всё равно положил на стол приборы для него. К моему удивлению, в четверть седьмого он показался в дверях. Было ясно, что Аллен пребывает в преотвратнейшем настроении, но, тем не менее, я встретил его с облегчением. Он сел за стол и приступил к еде не сказав ни единого слова. Я быстро закончил собственную трапезу и отправился на кухню, чтобы испечь для Аллена десерт. Вскоре я поставил перед ним кекс, покрытый идеальнейшей глазурью и очень привлекательный на вид. Не моргнув и глазом, Аллен схватил сласть и в один укус закинул себе в рот сразу половину, даже не распробовав вкуса. Он пожевал раз, другой, а потом скривился и выплюнул выпечку обратно на тарелку. Он сказал, что никогда не пробовал ничего отвратительнее. Он глумливо заявил, что мне не стоит владеть магазином, раз я создаю столь неаппетитные… вещи. Он больно схватил меня за запястье и прорычал, что крайне расстроен тем, что я посмел дать ему нечто настолько ужасное. Я без конца извинялся перед супругом и не предпринимал никаких попыток остановить слезы, которые заполняли мои глаза и катились по щекам. Я обещал, что сделаю ещё одну попытку и создам что-то, что сможет его порадовать, но для этого нужно больше муки, и мне надо пойти её купить. Когда я начал всхлипывать, хватка Аллена на моей руке ослабла. Я вырвался и поспешил на кухню. Оттуда мне были слышны его тяжелые шаги по направлению к спальне. Как только он скрылся из поля зрения, я позволил своему плачу прекратиться. Он никогда не выносил моих слез. Стерев следы слёз с лица, я отправился ниже по кварталу в магазин принадлежностей для выпечки. Там, воспользовавшись наличностью из бумажника Аллена, я приобрел плохо заточенный кухонный нож и небольшую стеклянную баночку. Затем я пошел в угловой магазин, чтобы купить пачку муки. Когда все необходимые покупки были совершены, я направил свои стопы обратно к дому, однако, в нашу квартиру не вернулся, а остановился дальше по коридору. Француз по имени Франсуа моему стуку в дверь не обрадовался. Он хмуро глянул на меня сверху вниз, в его обведенных темными кругами глазах мелькало подозрение. Он спросил меня, зачем я пришел. Я ответил, что пришел увидеться с ним. Он спросил, чего я хочу. Я ответил, что хочу его. Он нахмурился сильнее и, в целом, казался очень скептически настроенным. Француз начал закрывать передо мной двери. Я встал на цыпочки и поцеловал его в щеку. Он застыл, но двери не закрыл. Отвращение от вкуса немытой кожи сдавило мне внутренности. Я прижал губы к его подбородку. Текстура небритого лица вызывала во мне омерзение. Я соединил наши губы. Отвратительный аромат дыма и крепкого алкоголя буквально насиловали мои органы чувств, но я целовал француза словно действительно хотел его. Вскоре он уже заталкивал язык мне в горло, втаскивая меня внутрь квартиры, и, захлопнув дверь, прижимал к ней. Он был слишком занят поцелуем и ощупыванием, чтобы заметить кухонный нож в моей руке. Он и вскрикнуть не успел, когда лезвие этого ножа вонзилось ему в сердце, прямо туда, куда поразило меня предательство Аллена. Я был очень осторожен, крайне осторожен, чтобы не запятнаться даже малостью этой гнусной французской крови. Хотя и сподобился набрать максимально возможное её количество в ту стеклянную банку. Когда я получил всё, что мне требовалось, то переместил мертвеца через задымленную запущенную квартиру в спальню Франсуа. Я бросил труп в заполненный хламом шкаф и закрыл дверцу. Я знал, что при столь сильном табачном запахе вонь разлагающегося тела заметят нескоро. Неожиданно мои губы изогнулись в улыбке и она не причинила мне боли. Это была улыбка истинного счастья. С магазинным пакетом, в котором лежала пачка муки и теплая банка с моим любимым ингредиентом, я наконец вернулся домой, дабы испечь другой десерт. Дверь нашей спальни была открыта, и я видел как Аллен сидит на кровати и бездумно смотрит бейсбольный матч. Я чувствовал, как при виде него моя улыбка становится шире. Мой возлюбленный дорогой муж… Пока я смешивал сухие ингредиенты, мои мысли были лишь о нём. Когда я добавлял кровь француза (идеальный заменитель яиц), то думал обо всех непристойностях, которые могли происходить на кухонной стойке, где я готовил. Пока я осматривал дальний шкафчик в поисках специального ингредиента, что я хранил там, то не мог удержаться и вспоминал все прекрасные мгновенья, разделенные с моим мужем. Все нежные поцелуи, которые он мне подарил, все любящие улыбки… Я вылил в тесто полный пузырек жидкости, без сожалений. Когда кексы были готовы, я украсил их глазурью, идеально, как и всегда, и отнес один из них в комнату, где Аллен по-прежнему смотрел телевизор. Я его выключил и сел на колени мужа верхом. Он нахмурился, но я его поцеловал — так нежно и невинно, как только смог. Я поцеловал его ещё раз и прошептал, что прощу прощения. И хотя прежде мне никогда не доводилось видеть подобного, я понимал, что тот проблеск в его глазах был виной. Но это не имело для меня значения. Я поднес небольшой кекс к его губам, молчаливо побуждая его попробовать. Он вздохнул и сделал большой укус. Я положил остаток выпечки на прикроватный столик. Я надеялся, что Аллен не посчитает вкус слишком сладким. Я стал запечатлевать невесомые поцелуи по линии его челюсти. Он вздрогнул, но сомневаюсь, что из-за моего прикосновения. Я продолжил вести поцелуи вниз по шее, даже когда почувствовал, как тело подо мной начало трястись в судорогах от воздействия цианида. Вскоре Аллен затих, потерял сознание. Я желал своему мужу лишь счастья, до самого конца. Я гладил его лицо и нежно прикасался губами к его щекам. Я шептал ему на ухо милые глупости до тех пор, пока не почувствовал, что его сердце больше не бьется. Я перетащил тело мужа в ванную и расчленил его труп самым большим на моей кухне ножом, отрезая конечности так, чтобы суметь уложить тело в несколько мешков для мусора, которые я затем выбросил на ближайшей свалке. Мне прекрасно известно, что я всё сделал крайне неряшливо. Кто-то нашел останки, так ведь? Но должен признать, что на этот раз, какой-то своей частью, я всё же желал оказаться пойманным… Да, на этот раз. Ну, ну, офицеры, с моим маленьким признаньицем это дело просто стало двойным убийством. Мне бы не хотелось сильно вас перенапрягать. Разве вы не собираетесь спросить, почему я совершил это преступление? Нет? Несмотря на то, что вы можете подумать, я убил Аллена не из-за измены. Если разделение ложа с другим человеком делало его счастливым, то я лишь рад его поступку. Как мною уже говорилось, я люблю своего мужа и всегда буду любить. Он был моим идеалом, но совершенное им я считаю непростительным. Видите ли, никто не может оскорбить мою выпечку и остаться после этого в живых. В этом-то и заключается правда.