Тенденции к саморазрушению

We're going till the world stops turning While we burn it to the ground tonight (Nickelback – Burn It To The Ground)       Если бы Кордрой спросили, когда всё это началось, она бы сказала, что… Летом, да, всё это определённо случилось летом. Летом она всего за каких-то несколько недель приобрела лучшего во всей, как бы он сам выразился, мультивселенной друга.       Она припоминала, что видела этого паренька несколько раз в городе, он был совсем неприметным, мелькал раз в пару месяцев тут и там, в школе или на городском празднике, и никогда не подходил к компании её друзей. Потом он на долгое время пропал из виду, чему Венди, конечно, значения не придала, ведь они знакомы не были, и внезапно он появился перед ними – с медицинской повязкой на одном глазу и с улыбкой до ушей. Уильям.       Именно так, без фамилии, почему-то, ведь он настаивал, что фамилия его настолько страшна, что, услышав лишь одну букву из неё, несколько тысяч миров могут взорваться и пойти прахом. Вся компания без слов решила, что у парня была в край дурацкая фамилия, которую ему было просто-напросто стыдно называть.       Уильям был на год младше и на полголовы ниже Венди, но вёл себя так, словно жил уже лет двести, если не больше. Нахальство и неприлично-громкий, заливистый смех, казалось, были его неизменными атрибутами на каждой сходке их компании. Девушку поражало, с какой самоуверенностью он мог говорить со взрослыми, да и вообще со всеми, кто ему в принципе не нравился, проявляя к ним временами откровенное, сочащееся между каждым словом, пренебрежение и неуважение. С теми, кто более-менее ему нравился, он добродушно (вроде бы) шутил и всегда пытался поддержать разговор.       Самоуверенность, да. Парень выглядел так, словно горы мог свернуть и не вспотеть. И, как не странно, рядом с ним Венди ощущала то же самое. Будто бы его самоуверенность была невероятно заразительна и передавалась воздушно-капельным путём.       Мог ли он и в правду свернуть горы, узнать наверняка было нельзя, зато вот устроить мини-дебош в богом забытой деревянной избушке в чаще леса – очень даже можно было. Позвал он её, почему-то, одну, ссылаясь, впрочем, на то, что заметил в ней настоящую искорку задора, которая в его весёлом деле была только на руку. Что весёлого может быть в разбирании хижинки по досточкам и гвоздикам, Венди так и не поняла. Поначалу. Уильям протянул ей биту, которая всегда была привязана к ремню на его джинсах, и предложил самое очевидное – разбить окно. Кордрой с некоторым колебанием помялась на месте, ожидая, видимо, каких-то обнадёживаний от своего знакомого. Те себя ждать не заставили: – Рыженькая, не стой на месте. Просто разбей и всё. Домик ничейный, если ты не заметила, – он сложил руки на груди и хохотнул в преддверии какой-то шутки. – Он уже почти рухнул, давай устроим ему эвтаназию, чтобы не мучился?       Что ж, почему бы и нет. Венди замахнулась битой и, не жалея сил, треснула ей по стеклу. То с громким звоном разбилось на мелкие осколки. И вот тогда перед ней, кажется, раскрылась целая, ни много ни мало, новая вселенная. Сразу же стало понятно, о чём ей всю дорогу сбивчиво толковал Уильям.       Разрушение – это прекрасно. Всё больше и больше она в этом убеждалась, пока пинала мебель, разрывала в клочья сорванные со стен обои и играла с Уильямом в бейсбол всякими хрупкими предметами, наподобие вазы. Кто бы мог подумать, насколько это может быть весело. Они с друзьями швырялись пакетами с едой в заброшенном магазине, но тогда она и вполовину не ощущала того съедающего заживо восторга, что сейчас. Хотелось хохотать без остановки таким же неприлично-громким смехом, которым смеялся Уилл, и хотелось не оставить и живого места на этой чёртовой избушке. – Не всё же нам только созидать, – словно в подтверждение её желаниям сказал Уильям и продолжил снимать пинками дверь с петель. Снять не снял, но зато сломал ногой несколько досок в этой самой двери.       Странно было ощущать такую свободу и раскованность. Словно никаких комплексов у Венди никогда и не было. Словно все копившиеся эмоции и негатив выходили с каждым её разрушительным движением. Словно так должно было быть всегда, и она обрела это “так” только сейчас. Чистая и незамутнённая, садистская радость от метафорической смерти дома разливалась по телу и заполняла все мысли. Где-то на задворках сознания шмелём гудело, что метафорически умирает не только дом, но и что-то давно прогнившее в Венди. И ей определённо это нравилось. ***       Уильям самодовольно разбрасывался различными цитатами из книг и фильмов (и где только понабрался в свои четырнадцать), делая при этом вид человека невероятно заумного и, может быть, даже немного слишком всезнающего. Любимыми его цитатами были те, где упоминалось саморазрушение. Ну, или просто разрушение. На разрушенном проще всего построить что-то новое – принцип Уилла раз. Только актами саморазрушения можно по-настоящему себя узнать – принцип Уилла два. – Возникает ощущение, мсье, что ваша цель – захватить планету, а потом спалить её дотла, – гнусавит в шутку Венди и поправляет невидимый монокль. – А почему бы и нет, мадам? – с улыбкой отвечает тот, берёт её под руку, и они бодро вышагивает в лес, чтобы поорать на местную живность, а потом на пару побегать от этой же живности. И всё это, конечно, с не прекращающимся хохотом.       Потом, сидя где-нибудь на высокой ветке дерева, они, не жалея голосовых связок, будут не попадать в ноты, но с совершеннейшим упорством допевать припев из “Burn it to the ground”, пока ветка под ними не сломается, и они не улетят с громким ухом вниз на ни в чём не повинные цветы. Причём, это будет совершенно нормально.       Так же нормально, как и долбиться к Венди домой с утра пораньше в воскресенье, чтобы, когда она откроет дверь, сунуть ей сонной в руки лопату и с воодушевлением сказать, что они идут откапывать в черте города золото лепреконов.       Уильям, похоже, вообще не умел сидеть на месте ровно. Даже кино он смотрел, периодически подскакивая или прохаживаясь по комнате, активно жестикулируя и никогда не затыкаясь. Комментировать он любил всё и всегда.       О такой нетривиальной штуке, как лень, рядом с Уильямом приходилось напрочь забывать. Какая там лень, когда он стоит рядом с тобой с охапкой динамита на руках и предлагает взорвать что-нибудь “ну просто потому что”?       Первой жертвой динамита, к слову, стал какой-то крохотный погреб в лесу, где Уилл и нашёл взрывчатку. – Не окажешь честь? – спросил он, уступая Венди место рядом с детонатором. – С удовольствием! – хмыкнула та с задором и долбанула по кнопке кулаком. Отлетевшая с протяжным свистом крышка погреба и образовавшаяся в земле воронка оповестили подростков о том, что взрыв прошёл вполне себе успешно. Пришлось, правда, потом затаптывать горящую траву рядом с местом взрыва, но это того стоило. ***       Венди любила рассказывать Уильяму о своих и чужих немного паранормальных приключениях в этом городе. Во-первых, потому что он действительно слушал, во взгляде читался интерес, хотя и выглядел парень со стороны так, будто бы знал всю историю давно, а тут просто пытался увидеть её с другой точки зрения. Во-вторых, потому что после каждой этой истории Уилл обязательно громко и наигранно-презрительно фыркал и начинал рассказывать свои байки, коих у него, казалось, был бесконечный запас. Чёртов сказочник, у Кордрой не было сомнений, что абсолютно каждая его история была сплошь и поперёк напичкана враньём, заглазурирована неправдой, и посыпана кокосовой стружкой из небылиц. Но, чёрт возьми, насколько же весело их было слушать! Некоторые рассказы нарушали все мыслимые и немыслимые законы физики, логики и здравого смысла, но всё ещё были смешными и интригующими. Наверное, никто бы не смог рассказать историю так, как это делал Уильям – его интонации и драматичные паузы были бесценными, поэтому любая чушь, изрекаемая им, была увлекательнее… да чего угодно, если честно. Так, по крайней мере, считала Венди. И Тамбри. И Ли, и Нейт, и Томпсон, и даже Робби иногда посмеивался и явно заинтересованно слушал, ведь они всё ещё зависали все вместе, хотя Венди и начала незаметно для себя куда больше времени проводить с этим определённо безумным мальчуганом.       То, что они стали лучшими и крутейшими друзьями, было вроде как само собой разумеющимся фактом, и вслух о нём, ввиду ненадобности, ни Венди, ни Уильям не говорили, ведь это было бы так же очевидно, как сказать, что город, в котором они живут, ненормален. ***       Единственным исключением Уильяма в принципах о разрушении твёрдо и непоколебимо стояли танцы. Ради такой вещи, как танцы, считал он, можно на минутку подзабыть о саморазрушении и начать саморазвиваться. А то как ещё выучить нужные шаги?       Именно по этой причине Кордрой сейчас стояла на лесной опушке и смотрела на старенький бумбокс из которого раздавалась древнющая, но энергичная песня. “Well it's Saturday night and I just got paid, Fool about my money, don't try to save, My heart says go go, have a time, Saturday night and I'm feelin' fine!” – Звучит как что-то старое. – А то, пятидесятые! – восхищённо восклицает пацан и разминает плечи. – Где ж ты это достал, и зачем мы тут, напомни? – Неважно, где я это достал, – отмахивается Уилл. Венди почти уверена, что достал он это где-то на помойке. – А здесь мы для того, чтобы учить тебя рок-н-роллу, конечно! Ты ещё потом спасибо мне скажешь, вот увидишь, – он тем временем начал показывать ей базовые движения. – Не представляешь, насколько круто плясать рок-н-ролл на могилах своих врагов, ха-ха! Венди закатила глаза, но всё-таки начала повторять за Уильямом движения. – Честно-честно, – уверил её Уилл. – Не так, конечно, круто, как плясать на могилах чечётку, но надо же с чего-то начинать!       Через несколько часов Венди и не заметила, что они истоптали половину опушки. Зато, если она правильно поняла Уильяма по его довольным хмыкам, танцевала она к тому времени уже вполне сносно и даже почти не наступала Уиллу на ноги. Ещё через несколько часов Кордрой поняла, почему Уильям вносил танцы в исключение из своих принципов. Сам он к тому времени сказал, что Венди может танцевать самую простую форму рок-н-ролла – без всяких выкрутасов и поддержек, а большего пока и не надо было. *** – Я просто обязан побывать на твоей работе! – вскинув руки вверх, выпалил Уилл, когда узнал, почему большую часть недели Венди была занята. И вот с этой-то фразы началось его почти ежедневное хождение в Хижину Тайн.       Оказалось, что, кроме рассказывания небылиц и взрывания погребов в лесу, юный Уилл обладал ещё рядом интересных умений, таких как: распугивание клиентов, отвлекание и без того почти не работающей Кордрой, подкалывание босса Венди по поводу и без, мастерские увороты от сувениров, запускаемых оскорблёнными покупателями, и, конечно же, постоянные перепалки с вечно недовольным в присутствии Уильяма Диппером Пайнсом.       Мальчик постоянно напрягался в присутствии друга Венди, смотрел на того с прищуром и, судя по множеству задаваемых им вопросов, явно пытался уличить Уильяма в чём-то криминальном, а может вовсе и не криминальном, но точно уж плохом. – Я бы на твоём месте с ним не общался, – прошептал он Венди на ухо как-то раз. – Это почему это? – с наглой ухмылочкой поинтересовался Уилл, внезапно оказавшийся прямо около Диппера, хотя, вроде бы с несколько секунд назад, Пайнс же сам видел, выходил на крыльцо. Мальчишка дёрнулся и пристыжено отвёл взгляд, потом набрался смелости и как можно более уверенно сказал: – Напоминаешь ты мне кое-кого. Кое-кого нехорошего. Уильям на это лишь громко рассмеялся, а Пайнс поджал губы и гордо удалился из сувенирной лавки. – Ревнует, – вынесла вердикт сидящая всё это время на стуле за прилавком Мейбл. – Определённо, – поддакнул Уильям и хихикнул, когда Венди закатила глаза.       Заполненные доверху подозрительностью вопросы иногда пересекали границу вежливости и были совсем уж личными. В частности, “откуда у тебя эта повязка”, из-за которого у Уилла лицо перекосило болью и взгляд помутился, как показалось Венди, против его воли, было верхом бестактности. Кордрой шикнула на младшего Пайнса, что такие вопросы людям не задают, не забыв пихнуть его локтём в бок, но Уильям быстро взял себя в руки и почти (почти) беззлобно сказал: – В больнице я её взял, малой, где ж ещё. Потом ещё практически не демонстративно хлопнул дверью и не появлялся в Хижине до следующего дня, но, в целом, на мальца он вроде бы не обиделся.       После этого вопросы как-то поубавились, что дало Уиллу шанс сблизиться, если и не с Диппером, то хотя бы с Мейбл. Хотя, это было и несложно: Мейбл была со своими странностями, Уильям со своими, а потому найти им общий язык оказалось легче лёгкого. Вот они устраивают танцы без причины, увлекая Венди за собой, вот они соревнуются в том, у кого круче небылица, а вот Уильям сидит со всеми в зале и помогает Мейбл шить носочные куколки для её оперы, каждый раз смеясь при попадании иголкой себе в руку. Тут даже Диппер уже немного оттаивает, ведь, если бы Уильям не сидел сейчас с куклами, делать бы это пришлось младшему Пайнсу, а он был занят чем-то крайне важным. – Э-эй, рыженькая, у тебя были приключения без меня? Я оскорблён! – наигранно-обиженно восклицает Уилл, когда Венди подробно разъясняет ему, что Диппер занят паролем от ноутбука, который они нашли в подземном бункере в лесу. После этого он просит дать ему этот самый ноутбук, ведь он же просто мастер разгадывания паролей и съел на этом деле не одну собаку. Всё ещё с щепоткой недоверчивости, но, тем не менее, с некоторым проблеском радости в глазах, Диппер даёт Уиллу ноутбук… чтобы через пять минут обнаружить груду металлолома и пожимающего плечами Уильяма. – Я не знаю, он просто выпал у меня из рук и развалился, ты же сам видел, какой он был хлипкий, – отмахнулся Уилл от возмущённого ора мальчика, на который уже сбежалось полдома. – О чём ты говоришь мне, я вижу след от ноги! Ты специально сломал его! – Что?! – со смехом фыркнул Уильям. – Не говори чепухи, мне оно незачем. Специально сломал, пф. Помочь ему хочешь, а он ещё и возмущается. – Да как не возмущаться?! Ты мне порушил ключ к разгадке тайны этого города! А-а-а, – он схватился за голову и осел на пол рядом с кучкой микросхем и болтиков. Мейбл присела рядом и утешительно обняла его. – И вот что теперь делать… Уильям шумно выдохнул и сел на корточки напротив Диппера. Откинул поломанную крышку ноутбука и начал копаться руками среди обломков деталей. – Что ты делаешь, – раздражённым голосом сказал Диппер, а потом получил в руки какую-то мелкую железку. – Ноутбук твой явно не заводской, а значит, если на нём и есть какая-то маркировка, то она будет только от того, кто этот ноутбук собрал, – он указал на железку. – Читай. – “McGUCKET LABS”, – шокировано выдохнул Диппер, а за ним и Мейбл. – МакГакет? – Это который чокнутый старик? – с неверием сказала Мейбл. – Хотя, постой… – пацан подскочил и кинулся к большой доске, на которой висело множество вырезок из газет, рисунков и фотографий. Уильям поднялся и усмехнулся тому, как быстро малец прекратил злиться. – Моя работа тут окончена, – самодовольно изрёк Уильям на удивление всем собравшимся. Как не удивляться, если подросток выглядел так, будто бы всё прошло по его давно уготованному плану. А, может быть, он просто хорошо играл на публику. – Не останешься? – спросила Венди. – Кажется, он сейчас придёт к чему-то важному. Уилл со смехом махнул рукой. – Не-е, пусть развлекается своими тайнами и заговорами. *** – Doctor, doctor, give me the news, I've got a bad case of lovin' you! – громко пел Уильям на раздражение врачу, которая накладывала шину ему на руку, и на смех Венди, которая сидела рядом и, по просьбе всё того же врача, удерживала Уильяма от того, чтобы он приплясывал на месте. Кажется, от обезболивающих ему стало очень весело. Хотя, что там, ему всегда было весело. – No pill's gonna cure my ill, I've got a bad case of lo-о-оvin' yo-о-о-оu! – растянул он последнюю строчку.       Венди вздохнула и посмотрела на свою одежду. Собиралась на музыкальный фестиваль с друзьями, а вместо этого сначала смотрела с открытым ртом на выгнутые в другую сторону пальцы Уилла, а потом тащила его в травмпункт. Тащила в буквальном смысле, ведь паренёк запрыгнул ей на спину под предлогом того, что не в состоянии ходить. – Не руками же ты ходишь, – возмутилась Кордрой. – Какая разница, мне больно, тащи, – пришло ей в ответ из-за плеча. – И как же ты держаться будешь, умник? Ручка-то болит! – Я найду способ, – он попытался изобразить рукой какой-то жест, но зашипел от боли и рассмеялся. – Забыл, они же сломаны, ха-ха!       Пальцы Уильям, как оказалось, выгнул себе сам, просто потому что это входило в его список самых весёлых вещей на свете. На вопрос, можно ли было заняться любой другой менее опасной весёлой вещью из списка, Уилл ответил, что на данный момент не может разглядывать цветы в ультрафиолетовом излучении и есть детские воспоминания. – Эй, рыженькая, рыженькая, – позвал он её несколькими часами позже, когда лежал на диване в её доме и отходил от обезболивающего. – Что такое? – она оторвалась от телевизора. – Сайфер, – сказал он шёпотом и хихикнул. Венди непонимающе посмотрела на Уильяма, и тот пояснил. – Моя фамилия – Сайфер. Венди прыснула в кулак и спросила: – Сайфер? Как Шифр? И ты эту фамилию не мог ни мне, ни остальным столько времени сказать? Если честно, то я ожидала чего-то глупее, чувак, – она улыбнулась. – Да как ты можешь! Я тебе такой секрет доверяю, а ты мне тут! – он, почему-то, всё ещё говорил шёпотом. – Чтобы никто не знал, какая у меня фамилия, это супер-пупер-секрет, ясно? – Да почему? – Ну-у, – Уильям откинулся на подушку. – Мне нравится нагонять таинственность, – он посмотрел на девушку и дёрнул несколько раз бровями вверх-вниз. Кордрой помолчала, а потом рассмеялась. Сайфер присоединился к ней. – И зовут меня не Уилл, а Билл. Но для всех я всё ещё Уильям! ***       Как-то раз Билл брякнул, что в любом городе, где есть водопровод, имеются и катакомбы. Венди решила, что пришла её очередь создавать приключения, а потому вооружила себя и его фонарями, водой, захватила с собой топорик и отправилась на пару с Сайфером искать подземные туннели под городом. И ведь нашли.       Внутри пахло затхлостью, пылью и землёй. С потолка то и дело сыпался какой-то песок. Вокруг, как и свойственно всем заброшенным, тёмным и (очевидно же) страшным туннелям, висела паутина подозрительно больших размеров, которую Биллу периодически приходилось убирать с дороги своей битой. – Прикинь, идём ты тут такие, идём, и тут из-за поворота на нас как выпрыгнет Грант! – воскликнул Билл, освещая себе дорогу фонариком. – Ну, у которого ещё челюсть до груди отвисает, ахах, – уточнил он. – Господи, мы же тебе не в Бренненбургском замке, – хихикнула в ответ Кордрой. – А что, если это американский филиал? – тут он подсветил себе снизу лицо и следующую фразу попытался страшно пробасить. – Смотри, чтобы тут нигде не было воды, а то Каер… Карн… Водяной короче тебя утащит!       Хихикая, как пятилетние детишки, они дошли до какой-то большой металлической двери. Закрыта она толком не была, так что открыть её труда не составило. Ребята оказались в большом зале. – О-хо-хо! – сказал Билл и присвиствнул. В помещении стояло несколько столов и стеллажей. Всё это доверху было забито какими-то документами и папками. На полу валялось сколько-то ящиков, закрытых на замки. – Рыженькая, давай сожжём тут всё к чертям? – у Билла всегда имелись при себе спички. – Ты что! – встрепенулась Венди. – Давай хоть бумажки посмотрим, чтобы знать, что сжигать будем.       Бумажки оказались глупыми счетами и накладными пятидесятилетней давности какой-то компании, принадлежавшей Нортвестам. В закрытых ящиках, к недоумению подростков, стояли банки с солёными огурцами. – Возьмём этому вашему разнорабочему баночку? – Билл. – А что? Кстати, если маринад в них уксусный, то можно использовать его вместо керосина, хе-хе, – он вытащил из ящика одну банку и начал вчитываться в почти выцветшую этикетку на признаки уксуса в составе содержимого. – Замечательно, сегодня мы поджигаем документы маринадом от огурцов, а завтра, наверное, будем мыло варить из жира. – Хорошая идея, кстати. Есть тут в городе клиника по липосакции? Бумаги горели. Горело от восторга разрушения и всё нутро Венди. Комнату заливало жаром и оранжевым светом, искры подлетали до потолка, а языки пламени весёлыми чертями отражались в глазах подростков. Они подкидывали бумаги и ящики, смотрели, как огонь жадно поглощает всё, что ему давали. Это было красиво. Дышать становилось тяжелее, но покидать это место не хотелось. Сайфер предложил пофоткаться “как все тупые подростки” на фоне огня, а Кордрой предложила захлопнуть дверь в зал по пути обратно. Чтобы огонь сам себе без кислорода потух. А что. Всё же должно быть в меру. Фотки вышли отвратительными, но зато радость была самой, что ни на есть, первоклассной. ***       Сколько Венди Билла помнила (а это, вообще-то, не больше месяца-двух), он почти всегда называл её рыженькой. В принципе, Кордрой была не против. – Рыженькая! – Билл с упорством товарного поезда растолкал несколько покупателей и с гордым видом встал прямо около кассы. – Чего-о-о, – протянула та ему в ответ, отрываясь от читаемого ей журнала. Сидевший по соседству с ней Диппер, вторя Венди, оторвал взгляд от Дневника, будто бы он тоже был рыженький. – Я знаю, что мы будем делать этим вечером! – он аж подпрыгнул от радости на месте. Диппер поднял бровь и посмотрел сначала на Венди, а потом на её друга. – Мы будем крушить заброшенный магазин! – восторженно прошептал он и затряс ладонями около лица. Услышавший его Диппер чуть не задохнулся от возмущения. – Ты что, псих?! Тебя могут посадить за вандализм! Да ещё и Венди за собой утягиваешь. А что, если в этом магазине до сих пор приведения живут? – тут он обращался уже к девушке. Ответить она не успела, за неё это сделал Сайфер: – Пф-ф-фт! Приведения меня видели и боялись! Плюс, – он потянулся к Венди и зашептал ей на ухо. – У нас ещё есть целая куча динамита. Поняла, да? Венди криво усмехнулась и хлопнула в ладоши. – Буду там после работы, чел. Нет ничего восхитительнее звона разбитого стекла. Нет ничего веселее совместного дебоша в заброшенном супермаркете. – Ха-ха, знаешь, наше поведение напоминает мне Алекса и его уличную банду. Разве что мы не заявляемся домой к старичкам и не бьём их, – выдал Билл в процессе раскидывания вскрытых консервов со шпротами и тушёнкой по всему магазину. – Может, мне стоит называть тебя не рыженькой, а заводным апельсином? – хохотнул он и, замахнувшись консервами, швырнул те о ближайшую стену. Через неделю он придёт к ней домой с бутылкой коньяка и скажет, что не пил лет сто. А Венди решит: что ж, почему бы и нет.