Она была моим врагом. Девчонка, которая ходила со мной в один класс. Ее звали Ника.
Помню, с каким трудом я меняла школу тогда, в первом классе. Я заплакала перед всем классом, перед двадцатью парами глаз, от волнения. На меня смотрели как на психичку, не решались со мной заговаривать, начали хихикать. Учителя всю последующую неделю опасались меня спрашивать, отправлять к доске.
Ника втерлась мне в доверие. Стала со мной "дружить", обсуждать любимые журналы, мультфильмы, кукол - в общем, все, что любят девочки младшего школьного возраста. Ее симпатия меня успокаивала, я думала, что через нее стану в классе своей. Но выяснилось, что она тоже в каком-то роде изгой. С ней никто не водил близкую дружбу; поэтому она и схватилась за меня, новенькую, надеясь, что я стану ее лучшей подругой.
В школе мне было одиноко, а Ника перестала быть хорошей подругой. Я не чувствовала в ней родственную душу. Она была лицемеркой, я поняла это. Поздновато, но все же поняла.
Не понимаю, почему, но у нее была такая черта - она испытывала потребность во всем меня копировать. Обсуждала со мной вещи, о которых понятия не имела, с видом знатока. Притворялась, что кто-то ей нравится, чтобы не терять со мной связь. Казалось, у нее напрочь отсутствовало свое мнение, отсутствовало желание самоутвердиться. Странно. Я не была такой же, как она.
Она была просто как тень, просто отбирала у меня энергию. Я будто общалась с зеркалом, видя и слыша все то же самое, что говорила и делала я сама. Это меня порядком раздражало.
В третьем классе я подружилась с девочками, которые внезапно нашли во мне интересную личность. Их имена ничего не скажут.
Мы начали гнобить Нику, потому что она вела себя так, что с ней никто не желал общаться. Она много раз пыталась влезть в нашу компанию, но доступ ей был закрыт. Как можно было объяснить девчонке, что она ведет себя по-идиотски? Как можно было внушить ей, что быть собой - вот что здорово? Она не понимала этого, это нас злило, поэтому мы были с ней жестоки.
Она жаловалась учительнице, нас с подругами много раз поднимали во время урока с мест и отчитывали. Учительница думала, что я унижаю Нику из-за того, что она двоечница, а я отличница. Ой, как же мне было насрать на оценки! Мне важна была она сама. Ее характер меня коробил. Новые подруги, с которыми я тогда была, тоже были далеко не академиками, но были хорошими людьми. Они не пытались мимикрировать под меня, они выражали свое мнение и были оригинальными, свободными, что ли. Они привлекали меня намного больше, чем девочка, пытающаяся завоевать чье-то расположение ложью и притворством.
Я хотела ей помочь, правда. Но потом решила не делать этого. Я не была психологом. Я выбрала легкий путь - просто не общаться с ней, переключиться на приятных людей.
Иногда мне становилось жаль Нику, которая жмется к стене на переменах и с завистью смотрит на меня и моих подруг, как мы смеемся, делаем что-то вместе, ходим друг к другу в гости. Было и приятно, и гадко одновременно - добрая часть меня вопила, что так делать нехорошо. Но как мы могли помочь Нике? Общаться с ней было невыносимо. Легче было просто ее не замечать.
А потом мы стали настоящими врагами. Она решила избрать тактику активной обороны - отвечать на мои выпады новыми выпадами. Я поумнела лишь к восьмому классу, стала поддерживать с ней нейтральные отношения на уровне приветствий, не более того. А до восьмого класса наделала много ошибок.
Мы с ней то мирились, то опять ссорились. Мы были несовместимы. Мы не могли существовать мирно дольше нескольких дней. Мы неизбежно ссорились. Было в ее характере что-то еще неуловимое, что трудно описать. Это была очень неприятная черта, что основательно портила окружающим настроение.
Но было и кое-что еще - у нее была какая-то защита, что ли. В лицо сказать ей что-то резкое было просто
невозможно. Абсолютно невозможно. Язык не поворачивался сказать ей грубость, а если она обнаруживала что-то нелицеприятное о себе в личных вещах и спрашивала: "Это про меня?", мгновенно хотелось отпираться, лгать, изворачиваться. Но, стоило ей покинуть помещение, и сразу будто отпускало. Весь класс шептался за ее спиной.
Не знаю, что за талант у нее такой был. Какой-то экран от откровенной критики в лицо. Не только я, относительно застенчивая девочка, не могла ей ничего сказать - даже самые языкастые девочки класса отчего-то не решались ей ничего сказать.
Воспоминания - это хорошо.
Сейчас мне 15 лет, я переехала в другой город. Сбросила с себя весь груз, что тянул меня ко дну в том городе. Стало легче дышать. Появилась возможность все начать с чистого листа.
Я сижу за столом, пью кофе. В груди отчего-то непривычная тяжесть. Зря я окунулась в воспоминания. Я слишком впечатлительна, теперь Ника надолго осядет в моих мыслях. Она не заслуживает этого! Хотя, конечно, я не знаю, какой она стала за последние 3 месяца, что я ее не видела. Может, она исправится, пересмотрит свою жизнь, шагнет в девятый класс совершенно новым человеком. Хотя, конечно, вряд ли.
Телефон внезапно завибрировал. Мысленно отругав свою пугливость, я схватила трубку.
- Алло?
- Привет, Саш, - это была моя лучшая подруга Соня. - Ты знаешь, что сегодня случилось?
- Что же? - Я прокрутила все возможные варианты в голове. Так, кто-то едет к нам с концертом; вышла какая-то офигенная манга; на форуме новый конкурс; ей собираются купить какую-нибудь новую технику; они в магазине, и ей срочно требуется моя астральная помощь с выбором футболки; она собирается скачать очередную игру. Пожалуй, это все.
Но оказалось, что не все.
- Ника умерла, - раздалось из трубки.
Я неторопливо моргнула и заерзала на стуле. Кроме той Ники, которую я недавно вспоминала, больше никто не шел на ум.
- В смысле? Какая Ника?
- Та, с которой мы учились, - разъяснила Соня. Ее голос почему-то ровный, без каких-либо оттенков. Она флегматик, ей можно... Наверное.
- Откуда ты узнала? - Я чувствую, что в горле что-то клокочет, но мой голос удивительно отчетлив.
- Интернет. ВК написали. Сейчас пришлю ссылку, - и Соня отключилась.
Я сидела ни жива ни мертва. Меня накрыло какое-то прибитое состояние. Такое чувство, будто меня одурачили, разыграли, неудачно пошутили. Как бывает от любой неудачной шутки, у меня остался осадок. Горечь, осевшая на языке, не исчезала. И почему-то мгновенная пустота в голове. Ступор какой-то.
Так, не торопиться с выводами. Не торопиться. Нельзя переживать раньше времени. Я ведь еще ничего не узнала толком, верно? А уже смертельно перепугалась.
Быстро включаю ноутбук, захожу на свою страницу ВКонтакте. Вообще не в характере Сони надо мной подшучивать, но все-таки... Вдруг?
Перехожу по ссылке, которую мне отправила подруга. Это паблик нашего класса. Моего бывшего класса. Запись на стене:
"Сегодня ночью, примерно в час, умерла наша одноклассница - Ника Горенко. Мы всегда будем вспоминать ее с улыбкой на лице. Помним, любим, скорбим. Вот телефоны родителей Ники, если кто-то хочет принести свои соболезнования...". Я почувствовала, что внутри что-то обрывается.
Резко хватаю телефон, звоню Соне. Мне не хватает воздуха.
- Алло? - отвечает она. - Ты увидела?..
- Почему она умерла? - Почти кричу я. - Как она погибла?!
- Спокойно, спокойно. Чего ты?.. Наши говорят, самоубийство. То ли таблеток съела, то ли вены порезала. Все в шоке. Никто не знает точно...
Я не выдержала, бросила трубку.
За несколько секунд нервы будто раскалились. Меня бросило в жар. Заныли виски. Руки затряслись. Я с ужасом посмотрела на свои пальцы, как они дрожат.
Мысли растекаются по сознанию, как липкая горячая каша. Как умерла?.. Я ведь заканчивала год вместе с ней, я даже дружила с ней когда-то... Я помню ее в мае. Милое платье, новая стрижка, очки, которые она надела впервые. Видимо, ухудшилось зрение. И улыбка.
Ну и пусть. Была бы она чьей-то тенью. С ней мог хоть кто-нибудь дружить...
Не любить - да. Испытывать неприязнь, антипатию, раздражение - да. Но желать смерти - нет... Я никогда не желала ей смерти всерьез.
А теперь девчонка мертва. Ника. Целая жизнь оборвалась, толком не начавшись. Она ведь моя ровесница, даже чуть младше...
Ника, Ника, Никочка. Ты была хорошей девчонкой. Ты рисовать умела красиво, и одевалась неплохо, на людях всегда старалась быть улыбчивой и вежливой, но внутри у тебя был мрак... Как мне тебя жаль, Ника!
Чувствую себя так, будто впервые узнала, что люди могут умереть.
Мысли носились по голове, сталкиваясь, разбиваясь на кусочки, не давая мне покоя. Воздуха не хватает. Резко кружится голова. Она так никогда не кружилась, никогда. Очень сильно. Голова будто наполняется ватой, туго-туго, кажется, сейчас лопнет. На глаза давит изнутри, будто они сейчас выпадут. Ничего не видно, все заполонили цветастые точки...
Кажется, я сейчас упаду в обморок. Я уже падала однажды, и все ощущения похожи. Нет, не хочу...
Пока я хватала ртом воздух, как рыба, пытаясь схватиться за что-нибудь и не упасть, обморок закрыл мне глаза мягкой рукой. Я не почувствовала, как упала.
***
Когда я очнулась, обнаружила себя на диване. Картинка перед глазами неожиданно четкая - гладкий белый потолок. Рядом хлопочет мама, ищет какие-то лекарства. Хлопают шкафчики. Окно открыто, я слышу, как на улице играют дети, их веселые визги, топот маленьких туфель по асфальту. Чирикают птицы.
Я провалялась недолго. Может, несколько минут. Мама была дома, наверняка услышала грохот упавшего вместе со мной стула. Прибежала, стала приводить меня в чувство.
В ушах будто что-то шуршит, а во всем теле необычная легкость и пустота. После обморока всегда становится легче.
Ника... Вспомнив о ней, корчусь. Всегда, когда я плачу, мое лицо становится страшным, похожим на сморщенную картофелину. Но выдавить слезы не получается. Казалось бы, самая очевидная реакция на известие о чьей-то смерти, но она-то у меня и не выходит.
Мама подбегает ко мне, мочит мое лицо тяжелым от воды полотенцем.
- Как же ты так? - спрашивает она. Слышу ее голос довольно четко, несмотря на продолжающееся шуршание в ушах.
Молчу. Не хочу разговаривать.
Но мамина нежность, с которой она вытирает мое лицо, и беспокойство в ее глазах окончательно все ухудшают. Она заботится обо мне, она оказалась рядом. А сегодня ночью около Ники ее мамы не было. Она была совсем одна.
Вдруг мне становится так гадко, так ужасно, что сердце начинает резко ухать. Уже не приходится выдавливать слезы - они льются сами собой. Чувствую, как они затекают в уши. Чувствую, как я краснею и морщусь.
- Что случилось-то?.. - Мама окончательно сбита с толку, перестает вытирать меня полотенцем. - Саш, расскажи...
Не могу с ней говорить. Физически. У меня на душе ужасные чувства, ей не стоит о них знать - распереживается так, что сама заплачет.
- Просто голова болит, - соврала я, глотая слезы. - Я посплю...
Мама мнет в руках полотенце, я делаю усилие и останавливаю на мгновение слезы.
- Хорошо, - говорит она и выходит, закрыв дверь.
В темноте мне стало немного легче.
***
Не знаю, как я пережила тот день. Мне казалось, меня сейчас разорвет от эмоций, как бумажный пакет. Но нет, я выдержала, и даже смогла на следующее утро проснуться с улыбкой.
В сознании осела мысль о том, что я убийца. Поначалу это казалось мне абсурдом, а потом я поняла, что так и есть.
Ведь, если бы я оказала ей настоящую помощь, хотя бы попыталась, не отгородилась бы от нее равнодушием, она была бы жива. Ей же, как и любому человеку, просто нужна была любовь. Она хотела счастья.
А мы не только не дали ей счастья, мы еще и издевались над ней. Мучили ее. Изводили. Видимо, слишком поздно перестали... В ее душе уже засела мысль о том, что она ненужная. Ей было слишком тяжело нести свое одиночество. Мне тоже было тяжело, я не спорю. Это невероятно тяжело.
Одиночество убивает, если к нему не приспособиться. А она не приспособилась.
Я убила ее.
Изо дня в день я вела ее к этому. Я могла протянуть ей руку, помочь, потерпеть. Хотя... Это бы ее не спасло. От фальшивой дружбы еще никому не становилось легче; фальшь намного хуже, чем одиночество. От нее, наверное, хочется не залезть на стену, а грызть стекло.
Я ведь убила ее...
Никогда, никогда больше не буду высокомерной.
Я не хочу быть убийцей поневоле...
