Невесомость

      Отблески крутящегося под потолком диско-шара скользили по темно-красным стенам быстро и бестолково, как заточенные в банке мотыльки, а музыка из колонок гремела так, что подрагивала даже пепельница на столике – или, быть может, это у Ренли уже начинало рябить в глазах от чересчур яркого света. Или от кальвадоса – это даже было более вероятно.       С дальней стены таращилась осклабившаяся зубастая морда, не иначе как призванная играть роль белой горячки для набирающихся клиентов, дабы те пришли к выводу, что переоценили свои возможности, и убирались из бара прежде, чем их перестанут держать ноги. Надо сказать, по большей части задумка срабатывала, и бармен явно к этому привык – поэтому на Ренли, опрокидывающего уже четвертую рюмку и явно не спешащего уходить, посматривал с некоторым подозрением.       – Мы закрываемся через полчаса, – предупредил он, но в ответ получил лишь рассеянный кивок. Ренли спешить было некуда – больше нет, и оттого необходимость ориентироваться во времени отпала сама собой. К чему, зачем, чего ради – если изнутри рвёт на части, и невыносимо, убийственно знание того, что это не растворится в ночи, не пройдет к рассвету, и назавтра ничего не изменится. До сих пор все трудные моменты и проблемы он переживал вместе со Старками – по-другому не приходилось, да он и не знал, как это – по-другому, и представить не мог, что узнает. Попросту не помнил себя без них.       «Не приближайся больше к нашей семье».       Правда заключалась в том, что другой у него и не было. С теми, с кем связывали родственные узы, в остальном разделяла целая пропасть – еще до того, как он объявил о своих предпочтениях, а уж после и подавно. С тех пор и мать с отцом, и братья неизменно смотрели на него со смесью тревоги, сочувствия и снисходительности – как на больного, и рядом с ними он действительно ощущал себя таковым. Да, наверное, и стал бы – если бы не Старки.       Ренли прикрыл глаза, припоминая.       Ему тринадцать, они с Джоном и Роббом угодили в участок за «незаконное проникновение» – пробрались на территорию заброшенного завода. Хмурый офицер в помятом форменном пиджаке объявляет братьям, что за ними приехал отец, и у Ренли сжимается все внутри от осознания, что сейчас он останется здесь в одиночестве – с его-то родни станется не торопиться, дабы преподать ему урок; но Эддард без колебаний выплачивает штраф за всех троих и заботливо подталкивает к машине.       Ему пятнадцать, на дворе Рождество, и он ушел из дома прямо в разгар праздничного ужина, после того как Роберт начал отпускать скабрезные комментарии по поводу его ориентации. Старки хлопочут вокруг него всей гурьбой: Кейтилин выставляет на стол еще один прибор, Нед буквально силой вливает в гостя стакан горячего глинтвейна, Робб последними словами костерит Баратеона-старшего, а Джон просто сидит рядом, участливо заглядывает в глаза и крепко сжимает плечо.       Ему шестнадцать, и на титрах «Возвращения Джедая» маленькая Арья, обнимая его за шею, нарекает себя Леей, а его – своим Ханом Соло и заявляет, что выйдет за него замуж: Джон-Люк и Робб-Энакин смеются, а Ренли почти жалеет, что ему не нравятся девушки…       Ему восемнадцать, и он только что получил подтверждение из колледжа: Старки жарят на заднем дворе барбекю, когда к Неду зачем-то заезжает коллега – и, кивая на толпу, окружившую бассейн, хмыкает: «Это все твои?». Ренли поневоле вжимает голову в плечи, резко ощущая себя посторонним, лишним: вот сейчас визитер всмотрится получше, сам все поймет и укажет на него, и в этом не будет ничего сверхъестественного, потому что он и вправду чужой, вправду не из этой семьи… Даже плеск воды и шкворчание мяса на решетке вдруг будто бы становятся тише, точно кто-то убавил звук, – но тем отчетливее звучит ровное Недово «Да».       Они столько лет принимали его как родного, а он… Неужели это и впрямь предательство? Теперь, когда Джон, его Джон озвучил эту мысль, она на глазах обретала реальные очертания, но… Ради всего святого: Ренли меньше всего на свете хотел их подвести, он только… только помогал Арье, потому что она просила об этом, а в случае отказа сочла бы доносчиком. Нет, будь Якен каким-нибудь отморозком, Ренли бы сам проконтролировал, чтобы Арья держалась от него подальше, и ни за что не стал бы потворствовать, однако он достаточно наблюдал за этими двумя, чтобы убедиться, что у них все взаимно и вполне себе искренне.       Тем не менее, Джону, наверное, все-таки стоило рассказать. Тот ведь всегда понимал все лучше других – а Арья в таком случае должна была бы понять Ренли. Вот только он так боялся оттолкнуть от себя лучшего друга, что совершенно позабыл прописную истину: всё тайное рано или поздно становится явным – и тем самым усугубил ситуацию до крайности. Между собой-то Старки все уладят, так или иначе, а вот с ним… Арья не отстоит его в одиночку, а Джон не из тех, кто меняет свои решения, и в то же время он – едва ли не самый спокойный из всей семьи. Если даже он пришел в такую ярость, не хочется и думать, как отреагируют остальные. Робб, когда вернется из отпуска и узнает обо всем, уж точно сдерживаться не станет – да Ренли и от Джона скорее предпочел бы получить кулаком в лицо, нежели услышать то, что услышал.       Им еще ни разу не доводилось ссориться всерьез – только в детстве порой могли поспорить, чья очередь стоять на воротах. А с тех пор, как в жизни Робба появилась Маргери и триумвират стал все чаще превращаться в тандем, Ренли нет-нет да и закрадывалась в голову мысль, что и второй его лучший друг рано или поздно встретит кого-нибудь – но отчего-то с ней смириться было сложнее, чем в случае с Роббом. Возможно, потому, что тот и раньше не стремился ограничиваться только их обществом, и изначально было понятно, что он остепенится первым из троих… Ренли же твердо знал, что друзей на отношения не променяет ни при каких условиях, и, даже когда начал встречаться с Лорасом, старался, чтобы Джон не чувствовал себя покинутым.       Зато сам теперь остался у разбитого корыта. Провалился, хотя приезжал оценивать чужую защиту – до чего иронично…       Он не последовал за Джоном лишь потому, что знал: это бесполезно; но и с Лорасом не остался больше ни на минуту. Тот, кажется, не ожидал, что одна его фраза проложит между ними непреодолимую пропасть (хотя на что еще тут можно было рассчитывать?), и явно считал себя обиженной стороной. Ладно, повод у него имелся: Ренли не отрицал, что вел себя не лучшим образом, но намеренно подставлять его перед Джоном, с очевидной целью рассорить – да еще и впутывать Арью, которая уж точно ни в чем не виновата… Всё это определенно выходило за рамки того, что можно было простить.       Увы, Джон о его действиях думает точно так же.       – Всё, приятель, отбой, – вновь напомнил о себе бармен, – мы уже не работаем, – и, выудив откуда-то из-под стойки бутылку текилы, поставил ее на полку, в ряд с другими.       Текила – горькая усмешка скривила губы. Большего напоминания о Джоне сложно было бы даже вообразить. Пробуя ее, они в первый и единственный раз поцеловались.       Джон совершенно не знал, как ее пить, – а еще, после трех недель убеждений, наконец-то раздумал идти служить во флот по контракту. Ренли по такому случаю потащил его праздновать и пришел в недоумение, увидев, как друг залпом опрокидывает стопку. А дальше – точно под влиянием неведомого, невесть откуда взявшегося порыва: вычертить солью тонкую линию на доверчиво подставленной шее, слизнуть языком щепотку, сделать глоток и – навстречу прерывистому вдоху, поймать лайм, зажатый меж приоткрытых губ, мимолетно скользнув по ним своими… и вовлечь в уже совсем не невинный поцелуй. Всё алкоголь: ударил в голову, выпустил непрошенную инициативу, вынуждая идти по краю, по тонкому-тонкому льду. Они оба почти сразу же признали это ошибкой, договорились никогда больше не вспоминать, и с тех пор Джон ни разу не давал повода усомниться в своей ориентации – а Ренли просто не хотел потерять друга…       Вкус соли и цитруса возник на языке будто из ниоткуда, напрочь заглушив сладость кальвадоса, и, едва выйдя из дверей бара в густую темноту ночи, Ренли поспешил заглушить его никотином.       Пристань вдали горела яркими огнями, отражавшимися на водной глади ровными желтыми полосами; силуэты фонарей тянулись в черное небо, затянутое копотью туч. Могло показаться, что с заходом солнца в палитре города остается лишь два цвета, но никто не отменял бесчисленное множество их оттенков. Ренли издавна завораживали ночные виды, а на набережной дышалось легче всего, и прогулки по ней действовали умиротворяюще. Торопясь покинуть кампус, он едва ли соображал, куда направляется, и к заливу свернул скорее инстинктивно, а бар и вовсе выбрал первый попавшийся. Сейчас же машина так и осталась на тамошней парковке, в то время как сам он неторопливо брел вдоль парапета.       Поздний час не смущал не только его: более половины лавочек были заняты – то компанией подростков, распивающих пиво из жестяных банок, то обнимающейся парочкой, то женщиной с чихуахуа на коленях. Какие-то смельчаки, похоже, вообще спустились к самой воде: откуда-то снизу доносились плеск и звонкий смех. Сразу вспомнилось, как он сам подбивал друзей на похожую авантюру, – и Ренли торопливо ускорил шаг.       Как теперь быть? Попытаться завтра на работе подойти к Джону и объясниться? Да что там, он и слушать ничего не захочет, нужно дать ему время, чтобы остыть… Но сколько? За свидетельством того, как долго способны жить обиды, далеко ходить незачем: собственные родственники – ярчайший тому пример. Поговорить с кем-то еще? Позвонить Роббу? Нет, портить ему отпуск точно не стоит. Заехать к Неду? Или, может, к Арье в школу? Последний вариант выглядел самым заманчивым, но вряд ли осуществимым: теперь-то Джон наверняка будет забирать ее сам… И все же ничего лучше в голову не приходило.       Свободная скамья обнаружилась только по другую сторону пристани, и Ренли рухнул на нее почти без сил. Кальвадос уже действовал в полной мере, перед глазами, грозящими вот-вот слипнуться, всё плыло, точно ночь порывалась укутать его в кокон, мысли путались, и он ухватился за одну: связаться с Арьей, подключить ее, на нее вся надежда… Рука скользнула в карман джинсов, за телефоном, но нащупала лишь пустоту. Как ни странно, никаких эмоций по этому поводу не возникло: очевидно, весь арсенал их – от невесомо-легкого счастья до полного отчаяния – на сегодня был исчерпан. Телефона нет – ну и ладно. Важно не это. Связаться с Арьей – не сейчас, так утром. Подключить ее. Всё исправить.       – Ренли!       Да, если кто и будет с ним разговаривать, то только она. Хотя и ее он подвел тоже – неизвестно еще, чем для них с Якеном всё это обернется…       – Слава богам! Да вон он, вон же, смотрите! А я говорю, ты все зрение за компьютерами своими уже просадил! Ренли! Ренли, черт тебя побери!       Топот ног донесся до него словно сквозь пелену, а затем цепкие руки вцепились в плечи и как следует встряхнули.       – Ренли! Не говори мне, что ты умер!       Он с усилием приоткрыл глаза: Арья, растрепанная и как всегда в широченной футболке, склонилась над ним с не на шутку встревоженным видом. В паре шагов от нее застыл Якен: руки скрещены на груди, двухцветные волосы собраны в хвост – а прямо за ним…       – Джон!..       При виде него, да еще и рядом с Якеном, Ренли всерьез усомнился, что не уснул, однако Арья убедила его ощутимым тычком в бок:       – Ну да, конечно, а мы тут для мебели стоим! – и тут же порывисто обняла за шею. – Ну и заставил же ты нас побегать, дубина!       – Как вы здесь… – он с трудом сфокусировал на ней взгляд. – Как вы меня нашли?       – Сначала просто метались по городу как бешеные, а потом Якен приехал и пробил тебя по GPS, – торжествующе объявила Арья и с нескрываемой гордостью взглянула на своего избранника. Тот ответил ей сдержанным, но удовлетворенным кивком. – Мы примчались сюда, нашли машину, а дальше уже Джон сообразил, что надо на набережной искать…       Джон на него не смотрел.       – Я позвоню Бриенне, – сказал он, выуживая мобильный.       – Да, она тоже с нами, – спохватилась Арья. – Но она на своей машине, так что мы разделились… А вообще, какого дьявола ты тут делаешь?       Когда-то родители пытались втолковать ей, что девочкам не пристало так ругаться, однако лапочка-дочка в ответ отбрила, что в двадцать первом веке пора перерасти гендерные стереотипы, а она не виновата в отсутствии у себя Y-хромосомы; и на это возразить уже было нечего. Что-что, а ставить в тупик младшая Старк умела мастерски.       – Э-э, – Ренли подавил смешок и без особой уверенности предположил: – Гуляю?..       – Ну да, конечно, – Арья закатила глаза. – Это из-за него?.. – Она кивнула в сторону Джона, все еще беседующего с Бриенной. – Ты правда поверил, что он это всерьез? Или думал, мы это так оставим?       – А у вас что, все обошлось? – недоверчиво уточнил Ренли. При первой реакции Джона это казалось почти невозможным, но вот же они – приехали сюда все вместе, и никто не порывается никого убивать.       – Как видишь, он справляется, – хмыкнула Арья и вновь обернулась на брата, но совершенно не ожидала увидеть его у себя за спиной – с выражением лица, которое Ренли уже довелось лицезреть несколькими часами ранее, и оно совершенно точно не предвещало ничего хорошего.       – Я понял, – проговорил Джон ледяным тоном, – в этом и был план, да? Вы специально всё так подстроили? Ты, – он указал на Ренли, – забрался черт знает куда, как какой-то гребаный снусмумрик, а вы двое, – Арья и Якен, которых чрезвычайно развеселило последнее сравнение, синхронно вскинули головы, – мне тут спектакль разыграли, чтобы я потом признателен был по гроб жизни и вас поддержал?       Возмущенный голос Арьи, казалось, разнесся по всей набережной:       – Да ты совсем, что ли, параноик? – вскричала она, яростно сверкнув серыми глазами, рывком поднялась на ноги, и серебряная цепочка на джинсах звякнула будто бы в подтверждение. – Может, и теория мирового заговора против тебя направлена? А что у тебя самомнение зашкаливает, не думал, нет?       Что Ренли точно видел впервые, так это ссору между ними двумя. Он бросил вопросительный взгляд на Якена, но тот лишь пожал плечами, явно не намеренный вмешиваться – во всяком случае, пока роль нападавшей стороны играла его девушка; поэтому пришлось действовать в одиночку:       – Нет, Джон, нет! – Он сделал глубокий вдох, одновременно пытаясь привести в порядок мысли. – Не было никакого плана, правда! Я понимаю, почему ты сомневаешься, и мне жаль, что я…       – Ой, да прекрати! – оборвала его Арья, рассерженная не на шутку и даже не пытающаяся этого скрыть. – Тебе не за что извиняться, а если кто и должен, это твой парень!       – Он больше не мой парень! – возразил Ренли, в то время как Джон гневно вопросил:       – То есть, по-твоему, вести двойную игру – это в порядке вещей? – и после этого наконец посмотрел на друга – как тому показалось, с удивлением, но что неожиданного могло быть в только что прозвучавшей фразе? Подумать об этом не дала Арья, чье негодование достигло точки кипения, и она, нервным жестом отбросив волосы с лица, зачастила:       – Надо же, правдоруб ты наш! Самый честный тут, значит? Душа нараспашку? Да ни разу! А может, раз уж у нас сегодня день откровений, тоже признаешься?       – Арья! – попытался окоротить ее брат, но не тут-то было.       – Давай, скажи ему! – выкрикнула она, указав пальцем с кольцом-печаткой на Ренли, замершего в недоумении. – Скажи, как тебя бесило быть с ними пятым колесом! Как бесил его парень и почему! Скажи, что сохнешь по нему уже полгода!       Тишина повисла такая, что об нее впору было порезать пальцы. Казалось, даже звуки ночного города куда-то запропастились, словно кто-то отключил динамики, но даже это не помогало осознать услышанное. Ренли озадаченно моргнул, пытаясь восстановить картину реальности, которую сегодня мотало, как маятник, из стороны в сторону. Всего пару часов назад на горизонте маячила жизнь без Старков, и его уже настолько занесло вперед, что не так-то просто было отмотать ход событий обратно. А теперь пресловутый маятник как будто бы вообще оторвался и рухнул ему на голову – по-другому эффект, произведенный заявлением Арьи, описать не получалось. Право слово, если бы небо вдруг озарилось зеленым светом, с него спустилась летающая тарелка и из нее высыпали гуманоиды с тем, что в «Южном Парке» нарекли «синдромом телесной полярности», Ренли и то удивился бы меньше, чем сейчас.       Может, маленькая чертовка просто хотела смутить брата, шокировать его так, чтобы потерял дар речи? Вполне в ее духе – она с детства только этим и занимается, тогда как Джон… Да ради всего святого, это же Джон, они знают друг друга двадцать лет – и он натурал, вне всяких сомнений: он всегда встречался с девушками, а после того поцелуя только и твердил, что ничего подобного больше не повторится…       Но ведь и Лорас приревновал к нему сегодня!       А впервые ли – или прежде Ренли просто не замечал?.. Если же так, где гарантия, что не упустил из виду и чего-то еще?       Совершенно сбитый с толку и, кажется, даже протрезвевший от шока, он только и смог, что позвать по имени:       – Джон! – то ли в попытке обратиться к привычному ориентиру, то ли надеясь наконец получить хоть какой-нибудь ответ. По лицу ничего понять не удавалось: во взгляде читался шок, губы сжались в нитку, но это могло означать лишь злость на сестру и не более. Джон не относился к тому типу людей, что позволяют себя читать как открытую книгу.       Оклик Ренли, однако, вывел его из замешательства.       – Ты… ты что несешь вообще? – В голосе зазвучало неприкрытое возмущение, но Арья не повела и бровью.       – Что, неприятно, когда лезут в твою личную жизнь, да? – ехидно осведомилась она. Серые глаза сверкнули победно – и тут же расширились в изумлении: – Вот только не говори, что сам еще не понял!       – Да: не понял, где ты так головой ударилась!       Протестующий возглас вырвался из груди младшей Старк, и она вся подобралась, как будто готовилась броситься на брата. Тайфун «Арья» хотя и не дотянул бы по масштабам разрушения до знаменитой «Катрины», оказаться в его эпицентре все же не хотелось бы. К счастью, Якен счел этот момент подходящим, чтобы наконец вмешаться:       – Полегче, – тихо, но твердо одернул он и, прежде чем Джон озвучил отразившееся на лице «Да кто ты такой, чтобы тут распоряжаться?», добавил: – Девочка и ее брат не должны ссориться. Точно не здесь.       Упомянутый брат выглядел так, словно из последних сил боролся с искушением перейти от ссоры с сестрой к куда более решительным действиям по отношению к ее кавалеру – и Арья, похоже, это поняла.       – Лучше с Ренли поговори, вам есть что обсудить, – бросила она и, сжав руку Якена, потянула его в направлении пристани. – А мы в машину пойдем.       – Нет, не пойдете! – От одного упоминания об этом Джон сжал кулаки, но сестра как всегда припасла в рукаве козырь.       – Я замерзла! – нарочито жалобным тоном заявила она и для убедительности зябко повела плечами. Якен немедля принялся стягивать ветровку, чтобы набросить ей на плечи – хотя наверняка тоже распознал блеф. Джону же оставалось лишь раздраженно выдохнуть сквозь зубы, и ключи с коротким звоном опустились в протянутую ладонь. При этом выражения на лицах Старков застыли диаметрально противоположные: одна сдерживалась изо всех сил, чтобы не показать язык, а другой выглядел так, словно раздумывал, как после совершения убийства остаться вне подозрений. Парочке, впрочем, хватило ума не провоцировать еще сильнее, но он и без того не отрывал от них взгляда, пока они не скрылись из виду. А затем повернулся к Ренли, и настала очередь того ощущать неловкость.       Черт возьми, знай он заранее, чем обернется весь этот день, то ни за что не поднялся бы с кровати. Сказался бы больным, остался дома, Джон нагрянул бы с пакетом фруктов и бутылкой чего-нибудь горячительного – нет, какого дьявола на ум опять приходит текила? – и они устроили бы марафон «Гремлинов» или «Матрицы»… А вместо этого он стоял перед лучшим другом: тем, с которым неизменно ощущал себя свободнее всего, словно в невесомости, веря, что, даже если бы исчезла сама гравитация, Джон все равно был бы рядом, готовый удержать, – и нервно теребил застежку молнии на кармане куртки, пока привычная, двадцатилетней выдержки легкость утекала песком сквозь подрагивающие пальцы. В голове роилось бесчисленное множество вопросов – наверное, это было написано и на лице, потому что Джон, нахмурившись, уточнил:       – Ты ведь не подумал, что она это всерьез?..       – Гм… – Ренли, честно говоря, уже и не знал, что думать. Еще только полчаса назад он молил всех известных ему богов о том, чтобы Джон просто вновь заговорил с ним, а такая реакция уж тем более должна была бы принести облегчение – но его не было, а неловкость по-прежнему никуда не исчезала. И, казалось, опустошала изнутри – будто бы отняли нечто важное, необходимое, жизнеутверждающее… Неужели это теперь всегда будет стоять между ними? Неужели один проклятый день изменит все раз и навсегда?       – Ты же знаешь Арью, – поморщился Джон. – В первый раз у нее, что ли, такие шуточки идиотские…       Идиотские случались и вправду, но вот таких жестоких она до сих пор себе не позволяла – а заронить в нем зерно сомнения было по-настоящему жестоко. Пока Джон твердил, что интересуется только противоположным полом, Ренли ни разу не позволял себе задумываться о нем в ключе, отличном от дружеского: в глубине сознания стоял некий блок, моментально гасивший подобные мысли. Стараниями же Арьи в нем теперь образовалась брешь, и сквозь нее забил целый гейзер, до краев затопивший всё предоставленное пространство, – а через толщу воды все виделось совершенно иначе, словно обрело новые грани, трехмерный объем, как фильм, переделанный в 3D-формат: смотрите, все могло быть гораздо круче, а вы и не представляли!       Резкий порыв ветра растрепал кудрявую шевелюру Джона, заставив его поежиться, и Ренли только в этот момент осознал, что и сам успел порядком продрогнуть.       – Да что там – Арью, – из груди друга вырвался сдавленный смешок, – ты меня знаешь, Рен!       Вот именно: он знал – знал, что, хотя Джон никогда не пропускал мимо ушей колкостей в свой адрес, в случае с младшей сестрой у него уже выработался многолетний иммунитет, и очередная шутка едва ли могла так вывести из равновесия. И еще более показательно было вот это самое «Рен» – обычное, повседневное, будто и не было утренней ссоры, будто она уже забылась, но с чего бы, если всего четверть часа назад Джон и слушать его не желал, если Арья все еще оставалась с Якеном?       Может быть, как раз поэтому: чтобы поскорее все прояснить и тоже вернуться в машину, к другой проблеме.       А может…       Ренли не решался озвучить это даже про себя и не имел ни малейшего представления, как к такому открытию относиться. Наверное, нечто подобное переживают дети, узнавая, что родители их усыновили – впрочем, лично он отсутствию родства с Баратеонами не удивился бы ничуть, зато сегодняшним новостям… Как, черт возьми, иронично – столько раз после расставаний с парнями шутил, толкая друга в бок, что, не будь тот строго по девочкам, все стало бы просто, как дважды два; тогда как на деле выходило с точностью до наоборот.       Он еще никогда так не боялся потерять Джона. И не потому, что не хотел, чтобы слова Арьи оказались правдой; а напротив, именно по той причине, что звучали они чертовски заманчиво – и звучали с каждой минутой все громче, словно эта несносная девчонка, потянув за одну нитку, играючи распутала целый клубок, а получившийся моток свалила ему на руки, благополучно позабыв, что тонкая работа совсем не по нем. Как ни крути, а друг из него на порядок лучше, нежели партнер, и последние события доказывают это напрямую. Он ведь так запросто оставил Лораса – даже не оглянулся, думал только о Джоне…       Всегда в первую очередь думал о Джоне.       Истина, красной нитью тянувшаяся через всю его жизнь, вдруг заиграла новыми красками. Могло ли скрываться в ней то, о чем он и не подозревал до сих пор? Мог ли он…       – Ты в порядке?       Ренли совершенно точно не был – и окончательно сам в себе запутался. Взглянул на друга беспомощно, спрашивая без слов: а с ним ли не то же самое? Не потому ли все отрицает, что боится идти ва-банк? Или просто думает, что незачем, ничего не выйдет, не получится? И уж совсем по-идиотски будет, если он искренен, а Арья и впрямь ляпнула первое, что пришло ей на ум… Проклятье, как тогда вообще быть, что делать с этим откровением, со всей этой новой информацией?.. К кому идти с этим, если не к Джону? Робба нет, он вернется только на будущей неделе… А если к Джону, то как, во имя богов, как?.. Или действительно проще оставить все в себе, усмехнулся Ренли: сам-то он уж как-нибудь справится, переборет это, особенно если так будет лучше для Джона…       Будет ли?       Джон его взгляд расценил по-своему.       – И… про то, что я утром сказал, тоже забудь, ладно? Я не должен был, просто разозлился и сгоряча…       – Да я понимаю все, – с трудом верилось, что это тоже произошло сегодня: просто удивительно, сколько событий за один день – и каких событий! – Джон…       – Все нормально, – перебил тот и, вытянув руку, сжал плечо друга. – Пойдем уже отсюда.       Меняет тему или просто торопится к сестре? Запахнул куртку – замёрз или тоже нервничает? Ренли сейчас дорого отдал бы за знаменитую холмсовскую способность к дедукции. Сам он сроду не заострял внимания на мелочах и подтекстах, вообще предпочитал рубить сплеча, и это было предельно просто, когда отношения начинались с чистого листа. Но с Джоном – иначе, с Джоном – картина, на которую ушло много лет, и один-единственный неверный штрих способен все погубить. Либо же именно этого штриха ей и недоставало для того, чтобы стать шедевром – однако Ренли, трезво оценивая свои способности, скорее склонялся к первому варианту. А ну как испортит – и тогда ведь в жизни себе не простит! Он хорош в постели – никто не жаловался! – но в том, что касается обязательств – полный профан: попросту не способен впустить кого-то в свою жизнь так же безоговорочно, как…       Старков.       Джона.       Ни черта не в Рим ведут все дороги.       «Тойота» Джона наконец замаячила впереди, и Ренли только теперь вспомнил о своей машине. Ладно, за руль сейчас все равно садиться нельзя – заберет ее завтра. За ночь ничего не случится. Хотя после такого безумного дня уже ни в чем не стоит быть уверенным…       Судя по всему, Джона посетила та же мысль, потому что он резко ускорил шаг, явно желая как можно скорее положить конец уединению сестры с ее избранником. Натворила дел и сидит там себе с Якеном в обнимку, раздраженно подумал Ренли. И чего она хотела этим добиться? Может, по реакции удастся что-нибудь понять?..       Виноватой Арья не выглядела нисколько: как ни в чем не бывало ерзала на сидении, улыбалась своему спутнику и без тени смущения держала его за руку – к вящему неудовольствию брата, ткнувшего ключом в замок зажигания так яростно, словно на его месте представлялось чье-то сердце. Безукоризненному спокойствию Якена оставалось только подивиться – и какой же разительный контраст оно составляло с взрывным нравом Арьи! Но в то же время это казалось правильным, будто бы они находили друг в друге то, чего недоставало самим: если он походил на огонь, горящий ровно и устойчиво, то она – на безудержный своевольный вихрь, танцующий по языкам пламени и помогающий ему разгореться в полную мощь.       А у них с Джоном – как? Ренли украдкой покосился на друга, признавая, что самому объективный вывод не сделать, такие вещи виднее со стороны – что вновь возвращало к вопросу о мотивах Арьи, – и поневоле перевел взгляд на зеркало заднего вида.       Серые глаза, густо обведенные уже порядком размазавшейся блестящей подводкой, смотрели на него вопросительно.       Осознание ударило под дых: она определенно понимала, что сделала. Она хотела, чтобы он узнал.       Расстояние – восемь дюймов от силы – между ними с Джоном по-прежнему ощущалось Гранд-Каньоном. Они словно находились по разным концам натянутой до предела струны, которая под таким напряжением неизбежно грозила лопнуть, и ослабить ее – вернуться назад – возможности уже не было. Либо ждать, пока оборвется… либо самому отпустить тетиву, и будь что будет.       Ренли почти услышал звон, прежде чем податься вперед, перехватить у Джона руль и что есть силы крутануть его влево.       Отборная брань, донесшаяся с заднего сидения, потонула в оглушительном визге шин, и «Тойота», прочертив на асфальте две темные дуги, съехала на обочину.       – Ты что, совсем спятил? – заорал бледный как полотно Джон, встряхивая Ренли за плечи. – Ты нас чуть не убил!       – Заткнись, – выдохнул тот и, обхватив его за шею, прижался губами к губам.       Остатки здравого смысла захрустели осколками где-то на самых задворках сознания, сжавшегося до размеров сердца, забившегося в конвульсиях в ожидании вердикта, – а затем сурово поджатый рот раскрылся под напором чужого языка; и всю остальную реальность точно отрезало. Остался только сногсшибательный шквал тактильных ощущений: ближе, еще ближе, как только можно, притянуть к себе, обнять всего сразу, пропустить сквозь пальцы непослушные кудри – и пляшущее внутри ощущение небывалого триумфа. Черт побери, почему они этого раньше не сделали?.. Сколько же времени потеряли…       Не размыкая объятий, Ренли медленно распахнул глаза – и встретил взгляд, полный того же восторга, что бешено бился пульсом в висках у него самого. Облегчение, вырвавшееся наружу неуверенной улыбкой, было сродни полету, а Джон, улыбающийся в ответ, был ветром под его крыльями.       Сзади раздалось выразительное покашливание, и Арья, отлепившись от многозначительно ухмыляющегося Якена, просунулась между сиденьями.       – Вы двое хоть понимаете, какие вы придурки? – вкрадчиво поинтересовалась она.       Кажется, это отрицать не имело смысла.       – И что вы оба мне теперь обязаны по гроб жизни!       Ренли не возражал: в эту минуту он готов был согласиться на что угодно. Джон же, судя по тому, как напряглись его плечи, готов был поспорить насчет «по гроб жизни», но сестра не позволила вставить и слова: звонко расхохоталась и в порыве чувств обняла новоявленную парочку.       – А когда вы съедетесь, у меня наконец-то будет отдельная комната!       Прижимаясь лбом ко лбу Джона, Ренли не мог не признать, что такую цену готов заплатить хоть сейчас – и даже после этого они останутся у Арьи в должниках еще очень надолго…