Твоя блядская ухмылка

— Как же я ненавижу оставаться с тобой наедине. Просто терпеть такие моменты не могу! — проговариваю я сквозь зубы. — Да? — наигранно удивляешься ты. — Я и не знала. В следующий раз буду предусмотрительней. Что же ты, Душечка, мне раньше об этом не говорила? У нас было бы много времени все обсудить, — нарочно слащаво проговариваешь каждое слово. — Например, насколько сильно ты меня любишь. — Ты мне противна. Убирайся, — не выдерживаю я, повысив голос. — Ты не ответила на вопрос. Так насколько? — Пошла к черту, — уже не скрывая раздражения, отвечаю ей. — Ну же, Душечка, не скромничай. В твоем-то возрасте это не идет, — от такой интонации, с которой ты это произнесла, я чуть не подавилась собственной слюной. Ну ты и стерва, Маргарет. Как всегда, любишь мне напомнить о моем возрасте — знаешь, что я от этого только больше злюсь. Ты, как и все время до этого, не изменяешь своему репертуару. На тебе одета неизменная черная сорочка с закатанными рукавами три четверти. Узкие темные джинсы, которые ещё сильнее подчеркивают твою и без того нездоровую худобу ног. Чернее ночи, твои волосы неизменно собраны в неряшливый пучок с "петушками" и свисающими прядями, что придает твоему лицу детской непосредственности. Но была одна вещь, которая все портила: портила наши отношения, напрочь отбила желание испытывать к тебе хоть какие-то нежные чувства, которые я питала к тебе. Была виной всему твоя не изменяющаяся со временем, блядская ухмылка. Не отрицаю, что именно эта неповторимая черта привлекла мое внимание. Под ней скрывалось нечто большее, чем просто непримечательная улыбка. В начале я не могла понять, что именно меня в ней влекло, но со временем, открыла твою тайну, скрывающуюся под этой ухмылкой, которая со временем стала меня до скрежета в зубах раздражать. За ней ты умело скрываешь свое горькое и съедающее изнутри одиночество. Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Узнал, как тебе одиноко, и ты постоянно испытываешь это холодное и покинутое чувство, где бы ты не была. Находишься ли в кругу своих, так называемых друзей или со своим женихом, которого тебе сосватала горячо любимая семья — тебе невыносимо одиноко. Ты ощущаешь себя одной в этом большом мире: никому не нужная, никем не понятая. Ты скитаешься по кишащей людьми улице, но, так ни чего и не найдя, возвращаешься в свою пустую и одинокую квартиру. Иногда тебе становится страшно, что вся жизнь пройдет именно так... От одной мысли о твоей задумке бросает в дрожь: тебя тенет к обрыву, к обрыву этой жизни, чтобы окончательно разорвать все нити, связывающие тебя с этим миром. Сделаешь еще шаг, и к ты обретешь долгожданное забвение, которого столь отчаянно жаждешь. — И о чем же ты так задумалась, что даже забыла, как дышать? Я уже собиралась делать тебе искусственное дыхание. Она так близко, что я ощущаю запах её любимых сигарет. Неужели, она опять начала курить? Ведь когда мы были вместе, она бросила. Наверно, что-то стряслось — без особых причин она никогда не срывалась. Может, она рассталась со своим женихом или ее выгнали из университета — а это и неудивительно с такой-то посещаемостью. Тут я понимаю, что мое молчание немного затянулось. — Нет, не стоит, — коротко отвечаю ей я и пытаюсь не казаться смущенной, хоть это и бесполезно, потому что на моем лице наверняка читается все, что сейчас внутри моей головы: смешанные чувства, мысли и эмоции. — Да ладно, расслабься и получай удовольствие. Раньше тебе нравилось мое искусственное дыхание, — на её губах играет игривая ухмылка, которая точно ничего хорошего для меня не предвещает. Ты опускаешь голову вниз и берешь мою вспотевшую от волнения ладонь в свою, после чего я добровольно вкладываю вторую руку в твои трясущиеся мелкой дрожью пальцы — боишься? Борясь с собой, я поднимаю взгляд и смотрю в твои полные решимости глаза. Ты не отводишь их, а упорно приближаешься ко мне, медленно, будто боишься, что я отвернусь. Но мне остается лишь прикрыть веки и положиться на свои чувства; через несколько секунд чувствую дыхание на лице, от которого трепещут ресницы, и легкое, как перышко, прикосновение твоего носа к моей щеке. Рвано делаю вдох, и чувствую, как ты перекрываешь мне доступ к воздуху своими губами и нежно начинаешь целовать, не торопясь, растягивая каждую секунду, что мне невольно хочется прильнуть еще ближе. Твои холодные тонкие пальцы поглаживают мои скулы, подбородок и пульсирующую от жара, чувствительную шею. Мои мысли витают где-то в небе, а потом растворяются, становясь воздушными облаками, плывущими высоко-высоко над головой. Волна мурашек, как шелковый шарф, прокатывается по спине и рукам, а затем импульсы медленно спадают, как только ты начинаешь отстраняться, и я обреченно распахиваю раскрасневшиеся глаза... Как это все произошло? Мы стоим на подоконнике, взявшись за руки. Ты смотришь на меня своими малахитовами глазами, в которых отображается всемирная скорбь и отчаянье, так же мое потускневшее лицо. Знаешь, ты никогда так на меня не смотрела. Никогда. Даже жаль, что больше не увижу такого взгляда. Переводя заплывающие пеленой глаза на твои... О Боже, да неужели, в такой ответственный для нас моменты, ты не убираешь со своего лица эту блядскую улыбку. — Маргарет, ну ты как всегда в своей манере! Даже помереть не дашь спокойно, — бурчу себе под нос я. — Ну же, Душечка, не дуйся. Не с тухлым выражением лица ведь помирать. Давай, взбодрись. Как говориться, "грабить, так банк, а любить, так королеву". — А может, ты еще тут немного постоишь и, глядишь, напишешь продолжение «Войны и мира»? — на ее лице промелькнула тень легкой печали. Мне становиться нервно смешно от всей этой нелепой ситуации. Ведь когда-то давно мы вместе мечтали о семье, что у нас будут дети, придумывали им имена. Ты очень хотела иметь двух девочек: старшую ты хотела назвать Элли, а младшую в честь покойной любимой бабушки, Фридой. Но твоим мечтам не суждено сбыться, как и моим... Время идет, и я никогда прежде не думала, что когда-нибудь буду хвататься за каждую секунду. Каждая из них слишком дорога. Грудную клетку сдавливает от боли; пора ставить точку. Мы все еще колышемся на краю этого обрыва, и дороги назад уже нет. Только один синхронный шаг вперед, от которого завывает ветер, и больше ничего уже не имеет никакого значения. Да, нашим мечтам уже не суждено сбыться...