Дальше, чем когда-либо

i Чарльзу показалось, что его руку кто-то сжал, и он открыл глаза, но увидел перед собой лишь пустое пространство одиночной палаты. Он разочарованно вздохнул. Посетители у него были редкостью: Хэнка, Алекса и Шона почти не пускали, Мойра приходила, но не часто. «Вам нужен отдых»- говорил доктор Уилсон — его лечащий врач. И эта палата казалась ему такой большой, хотя она была не больше других и уж точно не больше комнат в его особняке, но почему-то здесь он чувствовал себя даже более одиноким, чем в просторных комнатах особняка Вестчестера. Может, все дело в белом цвете, которым была отделана вся палата? Белый должен успокаивать? Чарльз чувствовал одну лишь пустоту. Он попытался привстать, но, почувствовав резкую боль в пояснице, зажмурился и вернулся в прежнее положение. Боль иногда была просто невыносимой, но больше обезболивающих было нельзя: так говорил доктор Уилсон. И Чарльзу приходилось нещадно бороться с желанием использовать телепатию и заставить его дать еще. Чарльз убедил его, что на него напали бандиты, и он вступил с одним из них в драку, а другой, не очень меткий выстрелил ему в спину, но жизненно важные органы не задел, и Чарльз, к счастью, остался жив. Да, к счастью. Чарльз иронично усмехнулся. Такое объяснение не выглядело очень правдоподобным, но у него не было времени придумать другое. Чарльз снова чувствовал усталость. Он много спал в последнее время. «Это из-за лекарств, стресса, что вы пережили, и полученной вами травмы» — объяснял доктор. Что ж, похоже на правду. Чарльз прикрыл глаза. Он не хотел засыпать снова, просто дать глазам отдохнуть и, может, немного расслабиться, ведь его тело находилось в постоянном напряжении от жгучей боли…Но усталость взяла верх, и Чарльз погрузился в сон. ii Металлический холод, ощущаемый не физически, а скорее ментально, Чарльз почувствовал не сразу. Он прорывался легким напоминанием сквозь дрему, но, когда Чарльз осознал, что это не часть его сна, он медленно открыл глаза. — Я думал, что попасть сюда будет сложнее, — отстранено произнес Эрик, сидя на небольшом диванчике в углу палаты и глядя в сторону. — Я не политик и не знаменитость, и не нуждаюсь в охране, — безразлично ответил Чарльз, сжимая простынь ладонями. Он присел, подтянувшись на руках, игнорируя колющую боль в спине: сейчас это было терпимо, и он не хотел выглядеть совсем беспомощным перед Эриком, но, к сожалению, это было все, на что он способен. — Не думал, что захочу увидеть тебя снова, не думал, что смогу прийти- — Зачем ты здесь? — с надрывом спросил Чарльз, едва Эрик закончил говорить свои слова. — Я, — его голос прозвучал хрипло, и Эрик откашлялся и усмехнулся своей неловкости, — Я хотел увидеть тебя. Еще раз. — Ты уже был здесь, — это не было вопросом, ведь Чарльз уже знал ответ. И эти призрачные ощущения и касания внезапно стали обретать форму, и Чарльз осознавал, что это рука Эрика сжимала его собственную, когда он спал. — Ты приходил, пока я сплю. Эрик молчал, все еще не поворачивая головы, смотрел куда-то в полумрак углов, куда не дотягивался свет лампы. — Почему? — спросил Чарльз. — Не думал, что смогу увидеть твой взгляд, как ты смотришь на меня…теперь, — глухо отозвался Эрик, и Чарльз почувствовал, как в груди что-то колет противно и глубоко, так, что рукой не дотянуться и не избавиться, лишь терпеть. — Если бы я не проснулся сейчас, ты бы так и продолжил? Эрик молчал. Шлем на нем выглядел странно, вычурно и совсем неуместно, но он бы не снял его, даже если бы Чарльз попросил. Его недоверие металлической стеной вставало между ними, и Чарльз мог бы его в этом упрекнуть, если бы это чувство не было взаимным. Он потерял доверие к Эрику и думал, что, наверно, навсегда. Недоверие тенью ложилось на все, что было между ними, и Чарльз мог назвать Эрика самым близким и любимым человеком, одновременно чувствуя, как далеко они были друг от друга сейчас. Уже поздно. Чарльз взглянул на настенные часы — без пятнадцати девять, а это значит… — Мойра скоро придет, — сказал он, чтобы хоть как-то заполнить звенящую между ними тишину. — Ты любишь её? — неожиданно с напором спросил Эрик, и повернулся наконец к Чарльзу, давая увидеть искаженное отчаянием лицо и измученные, полные одиночества глаза. — Она дорога мне, — ответил Чарльз ровно и сжал губы, чувствуя, будто в груди его образовалась дыра. — Это не ответ на мой вопрос. — Думаю, ты и так его знаешь. Эрик опустил голову, а Чарльз стиснул зубы, стараясь игнорировать жжение глаз. — Рейвен…- осторожно начал он. — В порядке, — отозвался Эрик, не дожидаясь, пока Чарльз закончит. Он не стал продолжать расспросы, ему было достаточно лишь этого. — А ты? — неожиданно спросил Эрик с легкой надеждой в голосе. Чарльз усмехнулся и посмотрел на свои безжизненные ноги, прикрытые легким одеялом. Эта бесчувственность так резко контрастировала со жгучей болью в спине — жалкое зрелище. Эрик поднялся с дивана, но держался все еще поодаль кровати Чарльза. — Каков диагноз? Чарльз вымучено усмехнулся и процитировал слова доктора Уилсона: — Паралич нижней части тела. Неизлечимо. Эрик медленно прикрыл глаза и, стиснув зубы, сжал ладони в кулаки. Все пространство словно покрылось вибрацией, замерцал свет. Задрожали и взмыли в воздух металлические приборы у кровати Чарльза, ручка, лежащая на прикроватной тумбе, карта болезни Чарльза, закрепленная на спинке кровати металлическим зажимом… — Эрик, — глухо произнес Чарльз. Он не имел сильного желания останавливать своего друга и ему было всё равно сейчас, если бы он пострадал от его силы, но в потенциальной опасности находился сейчас не только он: больница полна невинных людей. — Эрик! — громче и жестче повторил он, и металлические приборы опустились на свои места, свет перестал мигать, а его друг открыл глаза. — Я не- — Не нужно, Эрик, — прервал его Чарльз, не зная точно, что он собирался сказать, но знал, что его дыра в груди этого не перенесет. Она тянула и болела все сильнее с каждой секундой. Время. Секунды тянулись вечностью, когда Эрик смотрел на Чарльза, его глаза казались такими холодными и в то же время полными жизни. Он уверенно направился к двери. — Ты придешь снова? — резко спросил Чарльз, стараясь, чтобы в голосе слышалось меньше отчаяния. Эрик обернулся. Он смотрел на Чарльза невероятно долго и, как оказалось, бездушно мало, когда он отвернулся, чтобы уйти. «Вы почти восстановились, Чарльз. Здесь вам больше делать нечего. Вы крепкий парень, через пару дней отправитесь домой», — с рядовой улыбкой говорил доктор Уилсон, пока ребята хлопали его по плечам, а Мойра скромно улыбалась в стороне. Тогда был день, когда все его близкие собрались вместе. Почти все. Чарльз смотрел в пустой дверной проем. Дыра в груди грозила разорвать сердце.