Неправильная нежность

Когда железные пальцы Бадранга стискивают запястье Скалрага, последний не издаёт ни звука. Он и рад бы, но ещё слишком свежи воспоминания о том, как темнело у него в глазах, когда он посмел нарушить тишину своим не вовремя вырвавшимся стоном; как глухо билось о рёбра сердце, все слабее и слабее с каждым толчком; как обжигал лёгкие воздух, едва проходящий сквозь пережатое крепкой лапой горло. И лис сжимает зубы и думает, что лучше откусит себе язык, чем позволит такому повториться. Бадранг тоже ничего не говорит – зачем слова, если и так всё понятно. Он нависает над съёжившимся лисом, а его глаза, злые, льдисто-синие глаза смотрят на подчиненного так, как иные не смотрят и на раздавленного червя на дороге. Горностай не моргает, и лишь уголки его тонких губ, чуть вздёрнутые в пугающем подобии улыбки, дают Скалрагу робкую надежду на то, что он этой ночью всё же не умрет. Но эта мысль, против обыкновения, лиса совершенно не радует. Только не сейчас. Бадранг придвигается ближе, и Скалраг, машинально подавшийся чуть назад, едва заметно морщится – угол стола пребольно врезается ему в бедро. Но эта боль очень быстро сменяется другой, гораздо более сильной, когда увидевший это горностай ещё больше сжимает пальцы на запястье подчиненного, после чего начинает медленно его выворачивать. Лис быстро дышит через нос и глотает свои стоны. На его глаза невольно наворачиваются слёзы, и он поспешно отводит взгляд, чтобы господин этого не увидел. Но тот, разумеется, видит – и вдруг, неожиданно даже для самого себя, сперва ослабляет хватку, а потом и вовсе отпускает лисью лапу, которая в тот же миг безвольно падает у Скалрага вдоль тела. Глаза лиса – непонимающие, растерянные – сталкиваются с не менее удивлёнными глазами повелителя Маршанка. На языке вертится вопрос «почему?», но Скалраг до дрожи боится его задать, и потому просто смотрит на Бадранга, баюкая пострадавшую лапу. Несколько секунд они стоят немой скульптурной группой в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием огня в камине. А потом горностай вдруг широко, плотоядно ухмыляется. – Знаешь, Скалраг, – говорит он и чуть отстраняется от лиса. – Сегодня я хочу по-другому. Не так, как обычно. Что ты на это скажешь? – Сэр? – голос не слушается, и произнесенное слово больше походит на полузадушенный хрип. Холодея от ужаса, Скалраг ожидает жёстких лап вокруг своего горла, но секунда проходит за секундой, и ничего не происходит. Вместо этого горностай окончательно отходит от лиса, даже не глядя в его сторону, сгребает со стола оставшуюся от ужина бутыль сельдереевого вина и с жадностью к ней прикладывается. Потом усаживается на трон. – Иди сюда, Скалраг. Лис сглатывает и крепче прижимает пострадавшую лапу к пушистой груди. Отчего-то от этого нарочито ласкового тона повелителя ему становится в стократ страшнее. Но перспектива не подчиниться пугает его ещё больше, и потому он выполняет приказ, замирая в шаге от лап повелителя. Головы он не поднимает. – Умница. А теперь садись. До лиса не сразу доходит, что Бадранг указывает на свои колени. – П-повелитель, н-но я… н-но вы… – Скалраг в панике вертит головой. «Бежать, бежать отсюда!» – безумной птицей бьётся истерическая мысль. Но, разумеется, он остаётся стоять на месте, а после того, как горностай кивает на свои колени ещё раз, так и вовсе придвигается ближе и, умирая от стыда, неловко на них устраивается. Его поза нелепа и неудобна – широкие бёдра лиса лишь едва касаются Бадранговых лап; основной же вес приходится на кончики лап самого Скалрага, которые уже через несколько мгновений начинают слегка подрагивать от непривычного напряжения. Горностаю это совершенно не нравится. Он хмурится, недовольно глядя на подчиненного, но лис не видит – его глаза крепко зажмурены. Бадранг выплевывает ругательство. – Не лис, а ходячее убожество. – Повелитель Маршанка со стуком ставит бутыль возле трона и, обхватив лисью спину, рывком притягивает его к себе. А потом, будто невзначай, лапа горностая соскальзывает чуть ниже. Скалраг давится стоном, когда чужие пальцы сжимают основание его хвоста. – Пей. В губы лиса утыкается горлышко бутылки. Он открывает глаза, но на Бадранга не смотрит – просто не может себя заставить, и пока повелитель этого не заметил, торопливо хватает бутылку и присасывается к ней. Вино терпкое и чуть горчит, но Скалрагу плевать. Он глотает его, не чувствуя вкуса – лишь бы оттянуть момент, лишь бы опьянеть так сильно, насколько это возможно... Бадранг его не останавливает. По всей видимости, ему хочется того же самого. Вина, увы, хватает ненадолго. Уже совсем скоро бутылка кончается, и Скалраг, стремясь осушить её до капли, высовывает язык и трясет над ним пустую ёмкость. Непроизвольно он отклоняется назад, и падение становится неминуемым, но твердая лапа Бадранга, по-хозяйски лёгшая вдоль лисьей спины, останавливает его. Скалраг давится последними каплями. Прокашлявшись, он ошалело смотрит на Бадранга. Он старается найти в них хотя бы искру обычной злобы, но взгляд хозяина Маршанка непривычно задумчив и спокоен, а лапа, перебирающая короткую шерсть на лисьей спине, делает это аккуратно, почти нежно. А потом Бадранг чуть подаётся вперед. – Если мне понравится, – шепчет он подчиненному на ухо, – я обещаю подумать над тем, чтобы наше дальнейшее общение проходило именно так. «Если мне понравится, если мне понравится, – стучит у Скалрага в висках. – Если понравится, еслипонравится, понравится…» Бутыль падает из его лапы и с громким треском раскалывается на куски, в то время как губы лиса лихорадочно касаются губ Бадранга, осыпая их колючими, мелкими поцелуями. «Еслипонравится, еслипонравится». Он буквально вжимает горностая в спинку трона и неистово трётся об него грудью – очевидно, что если бы на Бадранге не было рубашки, между ними уже проскакивали бы молнии. Хвост Скалрага высоко задран, а задница похотливо, непристойно отклячена, но лис не позволяет себе думать о том, что будет, если сейчас в длинный дом кто-нибудь зайдет. Он вообще не позволяет себе думать в этот момент – это сбивает с нужного настроя. Но Бадранг внезапно кладёт лапу ему на грудь и чуть отстраняет подчинённого от себя. – Не так, – качает горностай головой. – Совсем не так. Скалрага затапливает чёрное отчаянье, и он сжимается, ожидая заслуженного наказания. Что это будет – Бадранг снова изобьёт его кнутом? Или будет пинать до тех пор, пока лис не начнет кашлять собственной кровью? Но Бадранг лишь чуть приподнимает его подбородок и строго смотрит в глаза. – Ты боишься? – спрашивает он. – Нет, – отзывается лис, но голова его непроизвольно кивает. – Нет? А если честно? – Нет, повелитель, – шёпота Скалрага почти не разобрать, но Бадранг слышит. Злость сверкает в его взгляде, и горло лиса оказывается словно в тисках. – Нет? – гремит Бадранг. – Да. Да, – свистящий хрип. – Так-то лучше. Скалраг снова может дышать. Он с наслаждением втягивает в себя воздух, пока пальцы горностая поглаживают его там, где под кожей быстро бьётся яремная вена. – Пока ты боишься, у нас ничего не выйдет, – говорит тем временем Бадранг. – Ты должен расслабиться. И тогда я не сделаю тебе больно. Обещаю. Он почти мурлычет. Скалраг и не знал, что его повелитель умеет говорить вот так, но это отчего-то действует на него посильнее сельдереевого вина – он слегка обмякает в лапах горностая, с охотой подставляя беззащитное горло его пальцам, и некоторое время откровенно наслаждается непривычными ласками. А потом рука Бадранга, всё ещё сжимающая хвост лиса, ползёт вниз. Скалраг ахает и подаётся вперед, когда она проходится меж его раздвинутых ягодиц. Он непроизвольно вцепляется в плечи повелителя. – Простите, – шепчет лис и хочет отстраниться, но в этот момент губы Бадранга накрывают его приоткрытый рот. Против обыкновения, повелитель Маршанка нежен и аккуратен. Его гибкий язык поглаживает лисьи губы, впервые на памяти Скалрага будто бы прося разрешения углубить поцелуй, что вкупе с поглаживающей ягодицы лиса лапой невероятно последнего заводит. Он мычит что-то невнятное и с готовностью открывает рот. Целуется он, в отличие от господина, не очень умело, зато искупает это пылом и энергией, чем заслуживает от Бадранга одобрительного хмыка, когда они на какое-то мгновение отстраняются друг от друга. – Вот теперь мне нравится куда больше, – голос горностая тягуч и бархатист. – Теперь я почти готов поверить, что ты меня не ненавидишь. – Ненавижу? – лис в недоумении распахивает помутневшие от возбуждения глаза. – Но я не ненавижу вас, повелитель… – Ненавидишь, Скалраг, – мягко возражает ему Бадранг, не прекращая своих ласк, отчего лис, издав сдавленное «Ы!», выгибается в его лапах. – Все вы меня ненавидите. Или вы думаете, что я слепой? Что я ничего не понимаю? – Может… Может, другие вас и ненавидят, но я… Ах!.. Я… Не в силах сдерживаться, Скалраг лихорадочно елозит бёдрами по коленям горностая. Разрядки ему хочется до дрожи в усах, но Бадранг, не желая столь быстрого завершения, чуть приостанавливает свои движения, чем вызывает у подчиненного почти обиженный стон. – А ты, мой дорогой, в первую очередь. – Наверное, и мать с сыном не смогла бы говорить нежнее, чем говорит сейчас Бадранг. Он зарывается носом в светлую шерсть меж лисьими ключицами, а потом чуть прикусывает плечо партнёра. – И если ты ещё раз скажешь нет, то я тебя убью, клянусь. – Но, повелитель… – Молчи. Молчи! Бадранг кусает сильнее, а движения его лапы становятся резкими и дёргаными. Он припадает к губам Скалрага, и всхлипы последнего теряются у повелителя Маршанка где-то в горле. – Ещё хоть слово… Хоть одно слово… – говорит горностай, прервав поцелуй, и в этот момент лис кончает. Он тяжело падает на грудь Бадранга, а его поникший пушистый хвост бьётся у горностая по задним лапам. Повелитель Маршанка даёт Скалрагу отдышаться, после чего спихивает его с колен. – А теперь уйди с глаз моих, чтобы я тебя не видел, – цедит он сквозь зубы. Но лис в кои-то веки не спешит выполнять приказ. Он стоит перед господином, чуть покачиваясь на онемевших после долгого сидения лапах, и взгляд его пуст, точно у деревянной куклы. Бадранг скалится и заносит лапу. – Я сказал… Ударить Скалрага горностай не успевает. Лис вдруг кидается к нему и падает на колени. В его глазах плещется тоска напополам с отчаяньем, в то время как лапы лиса быстро и ловко ползут под рубашку Бадранга. – Позвольте мне помочь вам, повелитель, – лихорадочно говорит Скалраг, не давая повелителю вставить и слова. – Пожалуйста, позвольте мне. – Не смей! – Бадранг почти хрипит. – Не смей!.. Но ловкие лисьи пальчики уже на месте, и горностаю остается только метаться по трону, до боли в пальцах сжимая его ручки. – Остановись… немедленно… прекрати сейчас же… – выдыхает он между стонами, но Скалраг прявляет невиданное неповиновение и лишь ускоряет темп. Ему хватает всего нескольких секунд. Бадранг протяжно стонет, хватает лиса за плечи и рывком поднимает с колен. Он страстно хочет вырвать ему глотку, но вместо этого почему-то притягивает к себе и отчаянно целует. А потом торопливо отталкивает от себя и, с ненавистью глядя на Скалрага, в испуге прижавшего уши к голове, зло выплевывает: – Обещаю тебе, в один прекрасный день я вздёрну тебя, как поганую крысу. Вон! В его устах это звучит зловещим предсказанием.