Катализатор

      Больше, чем обычно, профессор Мэнсон не находил себе места. С минуты на минуту Предвестник должен был явиться к нему в лабораторию и сообщить нечто исключительно важное. Находясь в сильно приподнятом расположении духа, кибернетик лелеял мечту о том, что он услышит наконец желаемое. «Эдвард Мэнсон, вы доказали своё усердие, и мы приняли решение допустить вас до наших технологий.» А как быть иначе, ведь всё время своего заключения он ежедневно усердно трудился, дорабатывая собственные прототипы, отрабатывая себе амнистию, только и твердя о своём желании забыть гнусное прошлое губителя людей, на которое его толкнули исключительно недоразвитые технологии и благое стремление защитить и возвысить разумных органических существ. Но жнецы всё медлили, Катализатор изо дня в день говорил, что испытательный срок ещё не окончен, вынуждая бедного труженика интеллектуального фронта копаться в собственных наработках. Смысла сетовать на что-либо вообще не было никакого, поэтому профессор предпочитал терпеливо ждать, старательно впитывая положительный пример неаозмутимых машин. ‎      Сегодня профессор с полуприкрытыми глазами приплясывал как умел, кружась по лаборатории в период самолично организованного перерыва. Влюблённый в своё дело и лелеящий мечты о его плодах, Эдвард уже потратил несколько часов на дела пропагандистского характера, а именно на вдумчивые и кропотливые переговоры со своими некогда научными коллегами из Альянса. Разумеется, с обеих сторон переговоров за его вещанием было установлено наблюдение, но его это не смущало, ведь ничего не таящему человеку правду говорить легко даже под надзором спецслужб. Говорил он о своём пребывании в тюрьме, об интереснейших беседах с Предвестником и прочем, стараясь склонить близких по духу коллег к помощи жнецам. Ведь, как жаловался ему голосом прекрасной азари сам Предвестник, лишь единицы пока что пришли к выводу о пользе активного содействия жнецам. Недовольства на политической арене несколько утихают, государства смиряются с засильем синтетиков под напором неоспоримой пользы, но всё ещё вставляют жнецам палки в колёса в плане информации касательно высших инстанций. Жнецы же не просят правительства галактических держав упразднить все свои органы и всецело передать контроль над жизнью синтетическим господам, а лишь доброй дружеской рукой поддерживают всех и вся, наоборот жаждая, чтобы галактика поскорее вернулась к прежнему темпу жизни. С некоторыми серьёзными коррекциями, разумеется. Так, например, жнецы взялись истреблять преступность в неимоверных масштабах. Закономерно, что эта самая преступность будет огрызаться и пугать народ чем-то вроде свежего теракта на Иллиуме. И все винят жнецов в слишком агрессивной борьбе, в глупости и халатности. И что-то никому не идёт в голову, что не будь жнецов, мало потрёпанная преступность, включая целёхонькую Омегу, разрослась бы до таких неимоверных величин, что теракты десятками тысяч гремели бы по всей галактике. Жнецов винят в том, что они бесцеремонно лезут во внутренние дела держав, овладевают правительственными тайнами, взламывают хранилища и крадут сведения. Но мало кто задумывается о том, что все эти сведения идут на пользу, ведь ровно также ими могли овладеть и преступные элементы. Та же трагедия Леферени ни за что не произошла, если бы упёртые органики не медлили с сотрудничеством со жнецами силовых структур. А борьба проще, когда знаешь, что ждать от врага, ведь предупреждён значит вооружён. Вдобавок ко всему отряды "борцов за справедливость" с недавних пор устраивают акции протеста и дебоши, требуя у своих правительств изгнать жнецов словно каких-то демонов. В Экстранете поползла теория о том, что Горн — один большой обман, выдуманный жнецами чтобы направить силы галактики в пустоту, а на деле это пустышка, обычный громадный излучатель, который, к тому же, должен был отрезать последние пути отступления в виде ретрансляторов. И это лишь потому что, видите ли, Горн сработал не так, как все хотели. Сами власти неводольствуют, потому что их давит народ. Народ буйствует, потому что их давит преступность. Преступность возмущается потому, что задавленные народом власти мешают жнецам очищать галактику как следует. Кругом творится чёрт знает что, и все вертятся в этом водовороте, и только жнецы знают, что действительно стоит делать. Но все считают святым долгом им помешать. Потому что Горн их не уничтожил, а перепрограммировал.       ‎Эти размышления Эдвард старательно пытался донести до всех своих коллег, которых имел желание пригласить сотрудничать под опекой жнецов. В частности, рядом с собой, ибо в выборе кандидатов он часто полагался на внутреннюю симпатию к тем или иным личностям, невзирая на их личную к себе неприязнь и оную же к жнецам, с энтузиазмом готовый переубеждать приглянувшихся кандидатов хоть дни напролёт. При этом он ни разу не намеревался кого-либо винить в той суматохе, что царила в галактике. Ведь с окончания этой Жатвы прошло всего ничего, каких-то полтора месяца, что в масштабах громадного галактического сообщества, конечно, ничтожно мало. Народ боится того, чего не понимает. Государство боится того, что не может контролировать и в разных обёртках подают этот страх к обеденному столу народа. Первые две с половиной недели галактика относительно помалкивала, ибо не было сил бороться и всем нужно было отдохнуть. Не от большого желания, упираясь больше для вида, галактика позволила жнецам отстроить разруху. Потом силы её поокрепли, и огромный живой организм под названием галактический социум сломя голову устремился к свободе. Ведь известно, что любое животное, даже разумное, всегда стремится к ней. Ничего не поделать, галактика не населена и не может быть населена одними Эдвардами Мэнсонами, напичканными нейроимплантами и соображающими замечательно быстро. Галактика привыкла если не к статичности, то к плавному и неторопливому ходу вещей. Турианская Иерархия введёт новые мягкие пошлины на ханарскую продукцию, где-то окажется замечен Мигрирующий Флот, в какой-то там колонии учредят новый закон, да и довольно. Народ поохает, что теперь первоклассные ханарские морепродукты начнут давить на кошелёк сильнее, очередную шахтёрскую планету в ведении какой-то корпорации обберёт флот космических попрошаек, вчитается вдумчиво в положения нового закона, и потрясений на неделю вперёд хватит с лихвой. А тут вдруг что ни день, и всё новшества, да как не посмотри глобальные. Проснувшись утром, рядовой гражданин обнаруживает, что выпал из колеи общего течения жизни, и его непременно берёт растерянность и страх. К тому же колею эту бороздят существа чужие, ещё вчера грозящие вовсе истребить жизнь как таковую. И вот уже сотни миллионов таких "выпавших" не могут найти себе места от охватывающего их смятения. Тех, кто так просто не выпадает, тянут с собой уже выпавшие. Пожалуй, окажись Эдвард среди таких паникёров, он бы и сам таким стал.       ‎Увы, бороться с этим получится только чрезвычайно мягко и постепенно, иначе станет только хуже. Впрочем, даже не бороться, а перетерпеть. Понимали это и жнецы, так что за все свои беседы Эдвард не слышал ни единой жалобы от Предвестника по этому поводу. Однако, кто знает, может просто не в природе жнецов жаловаться в принципе. Синтетики — не тот народ, который предпочитает болтовню делу, и в их мире изменения происходят быстре и бех остановок.       ‎Когда очаровательная азари без предупреждения открыла дверь в лабораторию, профессор стоял на коленях посреди помещения, с закрытыми глазами и упоённой улыбкой простирая руки к потолку, поглощая слухом строчки песни. Танцевать он никогда не учился, но это и не имело большого значения. За грохотом музыки он не услышал тихой поступи гостьи. Та не собиралась кричать и просто прошла да уселась в одно из двух кресел, в которых сидели собеседники во время своих встреч. Ждать ей долго не пришлось, как только взрыв музыки стих и мелодия перешла в более спокойное русло, мужчина раскрыл глаза и поднялся на ноги, после чего крутанулся на каблуках и сразу заметил визитёршу. Громкость музыки пошла на спад под влиянием манипуляций профессора с уни-инструментом. — Вы уже здесь, — с искренним радушием проговорил он. — Знаете, до конца я был уверен, что вы никогда не томите ожиданием и всегда излагаете прямо. А сегодня сообщение о новости я получаю утром, а саму новость во второй половине дня ближе к вечеру, — говоря всё это с нотками невинного укора, мистер Мэнсон двинулся к своему креслу. — Зачем вам эта прихоть? — ‎Если ожидание томительно, куда приятнее потом получить желаемое, — отвечала азари. — Я хотела, чтобы вам было приятно. — ‎Мне приятно уже одно общение с вами, дорогой Предвестник, — профессор переключался между мужскими и женскими наименованиями с лёгкостью и скоростью игрока в дурака, меняющего карты в руке. — Но терять время ради секундного удовольствия одного человека? Подражание органикам негативно на вас влияет. — ‎К тому же утром этот вопрос не был решён окончательно, — добавил жнец устами платформы. — А вот это уже больше похоже на правду. Ну, не томите, — попросил мужчина, уже занявший своё место. — ‎Эдвард Мэнсон, мы дадим вам доступ к нашим технологиям, чтобы вы могли в полную силу трудиться на пользу галактики, — торжественно произнесла азари.       Улыбка Эдварда стала совсем медовой, как и всё его лицо стало выражать сытое удовольствие вместо расслабленного упоения музыкой. — ‎Приятно знать, что в меня так верят. — ‎Эдвард, — азари мягко осклабилась. — Открою вам секрет. Вы нравитесь не только мне, а практически всем программам. Такое случается редко. — ‎Что вы сказали? — с придыханием переспросил учёный. — Почти всем? — ‎Да, — кивнула красавица. — Такие органики, как вы, встречаются очень нечасто. Можно даже сказать, что в вас есть нечто от синтетика. Но это не импланты, а умение многогранно видеть ситуацию. — ‎Самый лучший комплимент, который я слышал, — пафосно положа руку на сердце, отозвался учёный. — ‎Эдвард, а вы не думали, что негативные догадки о нас могут быть правдивы? — вдруг спросила азари.       Но вопрос не навеял замешательство на Эдварда. Он ждал чего-то такого, ибо ему доставляли неимоверное удовольствие полные каверзных вопросов беседы с далеко идущими рассуждениями. Он поспешил вернуться в кресло и занял удобную позу. — Ну, если бы что-то из этого было правдой, я бы несколько огорчился. Но весьма ненадолго, ведь у всякого действия, даже плохого, есть объективная причина. Такой причины нет, пожалуй, только у серьёзных душевнобольных. Ну, или если в синтетической интерпретации, то у носителя серьёзной программной неисправности. И уж если бы такая появилась, будьте уверены, я приложил бы все усилия, чтобы её излечить. А наше недопонимание мы бы, как разумные существа, легко уладили. — ‎Вы не ушли бы? — ‎Ну, если б к тому моменту мне дали свободу перемещения, зачем же мне уходить? — ответил вопросом на вопрос профессор и тут же ответил. — Я в любом случае сделал свой выбор и знаю, чем рискую. Если вы и правда плетёте заговор, как кричат все, кому не лень, значит быть мне его частью. — Решительностью тоже нравитесь, — добавила азари. Услышав эти слова, профессор рассмеялся: — Ещё бы. Каждому подлецу нравится тот, кто не только не видит его подлости, но и помогает в её осуществлении. А о каких конкретно технологиях речь? — ‎Видите ли, мы испытываем затруднения с рабочей силой. Нужно сделать так много, а нас осталось не так много с момента окончания вторжения. Мы могли бы нагрузить себя до максимума, но вы же знаете, что в каждом разуме, синтетическом и органическом, должно оставаться резервное пространство. — ‎Разумеется. — ‎Потому, так как импланты являются вашей специализацией и именно в этой области вы сможете наиболее эффективно трудиться, мы поручим вам доработку системы имплантов «Синтез». — ‎Грядёт кибернетизация населения? — с округлившимися от предвкушения и удивления глазами спросил профессор. — ‎До него ещё далеко, — успокоила его азари, сделав рукой отрицательный жест. — Однако мы по понятным причинам не уделяли ему внимания раньше, а теперь не можем этого сделать ввиду большой загруженности. Мы дадим вам все необходимые сведения. Ваша задача: преобразовать устройство хасков так, чтобы комплекс вживляемых имплантов стал совместим с жизнью с минимальной потерей имеющихся возможностей комплекса. Вероятные улучшения конструкции приветствуются. — Я был уверен, что такой технологией вы располагаете. — Да, но она небрежна. Вы видели хасков. Торчащие сервоприводы, энергокабели, элементы питания. Мы не заботились об эстетике, а для органиков она важна. Вам нужно сперва переписать алгоритмы интегрирования. Любые доработки мы также приветствуем. — Вторая за сегодня отличная новость, — провозгласил профессор и таинственно переглянулся с платформой-азари. — Угадаете, в чём заключается первая? — Памела Зиммер наконец приняла ваше предложение о сотрудничестве, — без капли сомнения в голосе произнесла та. — ‎Почему вы так стремитесь заполучить именно её? — ‎Потому что человек с выдающимися способностями, я же вам говорил. Она всегда появляется там, где нужна, и ничто не ускользает от неё. В период работы на «Аверне» мне становилось не по себе, когда она появлялась из ниоткуда. Даже не понимаю, как она успевала так носиться по такой огромной станции, — учёный почесал лохматую голову. — ‎Этим утром она обратилась к патрульному дрону с просьбой обеспечить её занятостью. Согласно вашим рекомендациям, мы назначили её на пост управляющей вашей ячейкой, Эдвард. — ‎Благодарю, — кибернетик в замешательстве шмыгнул носом. — А где вы взяли ячейку? — ‎С ней выразили желание трудиться семь добровольцев. Вам требуется их содействие? — ‎Конечно, конечно, — живо отозвался профессор. — Зовите всех, кто хоть что-то смыслит в науке. Ведь они могут подать идею, — мужчина рывком поднялся с кресла и начал выхаживать меж лабораторных столов. — Осуществлением займутся знающие и направят незнающих. Если совсем будет плохо с идеями, смогут хотя бы подносить инструменты и составлять компанию. Так что давайте сюда всех, — он вернулся в кресло. — Неужели не найдётся применения? А есть ли среди избранных мисс Зиммер заключённые из блоков среднего и строгого режима? — ‎Да. — ‎Надеюсь, вы смягчите им условия содержания? — ‎Нет. — ‎Но как же! — возмутился вдруг профессор. — ‎В целях лучшего урегулирования вопроса с вами его обсудит лично Катализатор, — сообщила азари. — ‎Извольте.       В целях визуализации перехода меж пользователями, — ведь больше делать подобное было незачем, — платформа закатила глаза, оголив белки и на секунду поникла головой. Когда её голова вновь поднялась, ничего в ней не изменилось, но стало ясно, что у руля Катализатор. — Добрый день, — прежде всего произнёс кибернетик. — Так почему другие волонтёры нашего вспомогательного движения не могут подобно мне получить частичную амнистию? — Вы получили свою как исключение, — отвечал предводитель жнецов. — Остальные не обладают нужными личностными качествами.       Тут мистер Мэнсон вспомнил фрагмент затяжной беседы, состоявшийся дней пять назад, в котором он наконец спросил, почему его до сих пор не определили в блок строгого режима, куда отправили почти весь высший научный состав ныне почившего «Цербера». Как оказалось, анализ его миролюбивой и увлечённой личности сподвиг Катализатора ограничиться мягким режимом и списать зверства профессора на волю Призрака. Обвинить высшего жнеца в ошибке было нельзя, дело и правда обстояло так. На «Аверне» Эдварда назначили одним из руководителей отдела по разработке синтетической армии «Цербера», а именно по доработке модели "адъютант". И он никогда не был в восторге того, что личность будущих адъютантов безвозвратно искажалась до неузнаваемости, так как большая часть участков мозга гибла, а остальные подвергались трансформациям. От прежних людей оставались только послушание и инстинкт самосохранения, который часто забывался в угоду приказу. Эдвард мечтал заняться этим, но Призраку были нужны только машины войны. — То есть мои коллеги, по-вашему, не могут также быть заложниками жажды выжить и приказа свыше, попавшими в западню? — вопрошал профессор. — Я не помню, чтобы мне доводилось работать среди мерзавцев. Разве что с парочкой. — ‎Вам должны быть знакомы имена Винсента Кормака и Пай Лянь.       Второго имени профессор не знал, однако от первого внутренне скорчился. Господин Кормак работал в испытательном цехе, где проверяли на прочность новые модели адъютантов. К работе он подходил с упоением. Проявлял он свой садизм, нещадно уничтожая всех, кто к нему попадал, под предлогом испытания методом максимальной нагрузки. Своё удовольствие от процесса он очень умело прятал за необходимостью радикальных методов и безукоризненно хладнокровным тоном. Вот только Эдвард всё равно разглядел за этой ширмой его истинное «я».       ‎— Да, Кормак — своеобразная личность, — витиевато выразился профессор. — Неужели остальные схожей внутренней организации? — В меньшей степени, однако меня также волнует, что свою кандидатуру они выдвинули как раз чтобы облегчить бремя своего пребывания в тюрьме. — ‎О, если их работа будет только визуальной, я дам вам знать. Хотя вы и сами догадаетесь. Но всё же разве не стоит подстегнуть их рвение авансом, если можно так выразиться? — ‎Нет, — коротко и твёрдо ответил главный жнец. — Вопрос закрыт, я должен идти.       И снова показательная смена пользователя. Да уж, так всегда, если жнецы что-либо решили, переубедить их невозможно. В принципе это и не требуется, их решение всегда взвешено и разумно, но мистер Мэнсон никак не мог отказать себе в удовольствии предложить собственный вариант. Он не спрашивал, а потому не знал, учитывают ли жнецы его мнение в эти моменты, но это было не так уж и важно. ‎— Как я понимаю, все предоставленные вами данные уже на терминале? — спросил он у Предвестника, кивая в сторону упомянутого устройства. — И в полном вашем распоряжении, — со щедрой улыбкой ответила красавица-азари как ни в чём не бывало. — Отлично. Кстати, давайте прекратим эти взрослые развлечения с этой платформой. Было приятно и занимательно вспомнить, что такое животное влечение плоти, но это мешает труду разума. • * * *       По чистым и светлым коридорам мисс Зиммер стремилась к блоку строгого режима содержания. Настолько чистым, что раз поймав себя на мысли о том, что тюрьма жнецов чем-то напоминает больницу, она не смогла отделаться от этой ассоциации. Действительно, пылинке негде было найти приют. Раз в три дня ровно в восемь часов, после ужина всю тюрьму охватывал монотонный гул. Армия дронов-уборщиков показывалась из люков в стенах, расположенных высоко над полом, и принималась очищать от пыли все помещения за исключением непосредственно квартирных камер. Они деловито сновали вокруг, облепляя стены и пол. Заканчивали работу они уже через час, ибо задача их была лёгкой, только с пылью они боролись. Конечно, изредка всё же случались конфузы, но связаны они были лишь с приёмом пищи и случайным её попаданием на пол, да и случались так редко, что в счёт не шли. В первые дни заключения находились смельчаки, что под лозунгом «всех не пересажаете» пытались поднять бунт. Им это легко удавалось, тюрьма, которую её обитатели за всё ту же чистоту называли «клиникой» или «чистилищем», пережила несколько таких бунтов, каждый из которых был больше предыдущего. Но после четвёртого бунта, когда весь блок мягкого режима и часть блоков среднего и строго режимов оказались разгромлены, все бунтовщики загремели в карцер. К ним позволяли приходить, и через посыльных вся тюрьма узнала, что обращаются с ними по-прежнему гуманно, но в крайней степени издевательски. Крохотная по сравнению с даже самой тесной одиночкой строгого режима камера карцера вмещала в себя шесть жильцов. Там же у товарищей располагались туалет и душевая с раковиной, которые им никто не был намерен менять. И тут, само собой, нашлись естествоиспытатели, в первый же день своей изоляции изуродовавшие и санузел, и раковину до неузнаваемости. С потерей раковины они могли смириться, но перспектива гадить в душ их сломала уже на второй день и они взмолились металлическим тюремщикам, но те были неумолимы. Только когда остальные заключённые всем блоком попросили Катализатора пожалеть этот секстет безобразников, им восстановили всю сантехнику, но, как сказал сам Катализатор, в виде единственного исключения. Впоследствии только раковины ещё ломали, но и это вскоре прекратилось. Остальным же арестантам были вручены материалы, инструменты и инструкции, после чего им предоставили выбор: оставить разрушения как есть или своими руками всё починить. Заключённые всё починили, ибо всем разрушенным они непосредственно пользовались. После четвёртых восстановительных работ бунтовщиков твёрдо воспринимали уже не как героев, а как вредителей. Пятый бунт был уже какой-то жалкой кучкой, которая толком ничего не сделала, и история мятежей в Чистилище-Клинике закончилась на четвёртом. Теперь всё стабильно было чисто.       Лица встречающихся женщине людей выглядели расслабленно и удовлетворённо, совсем не так, как в начале. Ни следа угрюмости, уныния или злобы хотя бы внешне. Своими благами жнецы купили если не любовь и уважение, то хотя бы послушание заключённых. Полтора дня назад в тюрьму отважилась заявиться проверка в лице уполномоченного лица от Альянса. Пока это яйцевидное со впалыми щеками и проседью в висках лицо с солидной гримасой осматривало каждый закуток тюрьмы, сопровождающие его любопытные арестанты выведали, что у самого Альянса в тюрьмах немногим хуже решительно всё. Мол, там и нет никого из пленных, так что многие тюрьмы закрыли. Почти все заключённые померли. Финансирование оставшихся тюрем урезали, а за меньшую плату с персонала и спрос меньше. Всё это инспектор говорил со злорадством, но всё же искренне. От этого некоторые жители тюрьмы даже высказались, что лучше отбудут срок в Клинике-Чистилище. На что тут же получили решительный отказ под предлогом большой затратности данного мероприятия вообще. А инспектор в свою очередь обещал начало судебных процессов через два месяца, так что ждать Памеле оставалось недолго. Уж лучше тюрьма Альянса, чем ссылка у жнецов на астероиде.       ‎Ставший для Памелы привычным путь уже почти был покрыт полностью. Осталась позади вереница коридоров, напичканных камерами наблюдения под завязку, лифт вознёс её на третий из трёх громадных этаж, и она уже видела перед собой пропускной пункт в виде одиноко стоящей широкой двери. Умудрённая опытом она знала, что на неё смотрят десятки камер. Людей здесь не было вовсе, она была одним из, наверное, десятка всех заключённых, что взяли моду странствовать между блоками. Всё, что в свободном доступе существовало в блоках мягкого и среднего режимов, в черте блока строгого было воспрещено. Никаких развлечений, игр, книг, сообщение с внешним миром в виде доступа в Экстранет регламентировано, как и встречи с коллегами и друзьями. Теми, кто был в тюрьме, разумеется, другие посетители сюда не летали. Жнецы не так уж строго ограничивали досуг в блоке жёсткого режима, просто совершенно не собирались его обеспечивать и настаивали на том, чтобы их имущество осталось там, где они его расположили. Жители строгого блока обеспечивали досуг тем, что у них было в карманах в момент, когда их пленили.       ‎Если вход в блок Памелы начинался с красочного прогулочного двора, при виде которого глаз радуется, то здесь кабинки досмотра скрывали за собой голую и скромную по размерам площадку, от которой в трёх направлениях тянулись всё новые коридоры, расползаясь сетью. Памела знала, что они имеют свои ответвления, и уже там расположены скопища камер с заключёнными. Знала она и местные жизненные устои. Каждая камера — карцер, и правило "нарастающего наказания" котировавшееся в двух других блоках, здесь не работало. Там мятежный узник карцера сначала сидел пять дней, после чего выпускался при условии, что в следующий раз ему добавят два дня сверху. Здесь в "карцерах" сидели все и сидели почти круглые сутки, лишь в дневное и вечернее время выходя на часовые прогулки по тесным пустым площадкам. Таково было избирательное правосудие жнецов. ‎— Я на встречу с заключёнными, — не дожидаясь дежурного вопроса механического голоса из ниоткуда, проговорила Памела и тут же перечислила три нужных ей имени. — Дорогу знаю, сопровождение не требуется.       Выслушав посетительницу, кабинка раскрылась со стороны блока, пропуская её вперёд. Десятки раз проделанный путь прочно засел в её тренированной согласно требованиям должности памяти, и она совершенно не терялась в однообразных помещениях, где над камерами даже не висели таблички с именами жильцов, как в её собственном блоке. Жнецы в них надобности не видели. И правда, сами они точно не потеряются, самим арестантам блока походы в гости не положены, а единичных посетителей из других блоков и проводить можно.       Дверь поднялась, обнаружив за собой другую. Вместе они образовывали простой шлюзовой механизм. Наконец мисс Зиммер вступила внутрь блока, где проходил дневной час прогулок и некогда самые светлые умы "Цербера" развлекали себя как могли. Одни беседовали, другие просто скучали, но почти все свой нехитрый досуг справляли в движении. Минимум бродили от площадки к площадке. Некоторые поклонники активного образа жизни совершали нечто среднее между зарядкой, гимнастикой и фитнесом. На одной площадке кучка заключённых собралась в кружок и склонила головы, и было слышно, как гремят по полу пластмассовые кости. На другой площадке происходил турнир по игре в карты с неизвестным призом.       До ближайшего собеседника мисс Зиммер добралась, преодолев четыре "двора". Генерал-лейтенант Гавранек горячо спорил с офицерами о целесообразности устройства современных турелей. В прошлом служащий Альянса, а после телохранитель по найму с солидным стажем, он осуществлял руководство обороной станции «Аверн». Нанят Призраком он был сравнительно недавно, сразу после учинённого дефектными адъютантами погрома, и принял на себя обязанности по организации внешней и внутренней обороны. Конечно, о том, чтобы сдержать натиск флотилии жнецов, не могло быть и речи, однако он имел солидный стаж и не раз сам Призрак хорошо о нём отзывался. Ввиду полного нежелания хоть сколько-нибудь возиться с уходом за волосами, и старательно культивируя бритый налысо образ жизни, он удобно выделялся среди других арестантов. — Добрый день, генерал, — протиснувшись среди слушателей, поприветствовала Памела. — Генерал! — Вот поэтому им нуж!.. Оу, здравствуйте, Памела, — увлечённый своим рассказом, он не сразу заметил собеседницу. — Генерал, нам нужно поговорить, — произнесла женщина многозначительным тоном. — Прошу простить, продолжим наш спор позже, — поспешно раскланявшись, тот галантно, но с ироническим размахом подставил ей локоть. — Прошу в мою резиденцию.       Апартаменты генерала, которые он обычно делил с ещё тремя сожителями, сейчас пустовали. Собеседники присели на одну койку, и Памела внимательным взглядом проверила окружение, чтобы удостовериться, что рядом никто не греет уши. Она не боялась, что её планы сдадут, однако лишние слушатели вполне могли увязаться следом, а на такую авантюру можно рискнуть лишь в окружении доверенных персон. — Кристоф, — наклонилась она поближе. — Мы должны признать, что игра в героев нам не поможет. Чтобы выбраться отсюда как можно быстрее, мы должны помочь жнецам.       Она была уверена, что генерал за одну идею одарит её взглядом а-ля «враг народа». Но нет, он лишь тихо и протяжно выдохнул. — Да, Кристоф, увы. Наше право никто не отстоит, мы должны это сделать. — Я понимаю, — призрачно кивнул тот. — Я и сам об этом подумывал. Просто... я не шпион, Памела. Я бы с радостью, но я не хочу ставить вашу миссию по удар своей некомпетентностью. — Вам и не придётся, генерал, никто из нас не актёр. Кроме, пожалуй, мистера Мэнсона. — Того предателя? — чуть вскинулся генерал. — Я тоже так думала до недавнего времени, — хотя они и говорили еле слышно даже друг для друга, Памела зачем-то поманила генерала пальцем ещё ближе. — Но он просто начал наш спектакль раньше, чем мы. Я общалась с ним вчера, и он рассказал мне, что затеял всё это ради возможности нам выбраться отсюда. Иначе неизвестно, сколько мы тут просидим, и чем это кончится. Тюрьмы Альянса пустуют, как и всё остальное, работников не хватает. — Или он выманивает из тени потенциальных соперников, — задумчиво пробормотал генерал. — Что, простите? — на секунду отвлёкшаяся на шум, переспросила Зиммер. — Может, это спланированный ход, — чуть громче зашептал опытный вояка. — Ситуация по всей галактике нестабильная, а это благоприятная среда для таких уголовников как мы. Сбежать легче, возобновить дело легче. Особенно против этих. А ваш Мэнсон поджидает, пока мы бросимся ему в объятья, а потом сдаст с потрохами жнецам.       Не рассуждавшая в таком ключе Памела нахмурилась, потом вскинула брови. Не найдя что сказать, она в замешательстве осталась молча сидеть подле единомышленника и осмысливать его слова. Репутация Эдварда была очень хорошей, и его измена идеалам «Цербера» очень удивила Памелу. Разочаровавшись, она не стремилась докопаться до истины, ей хватало простой ненависти к предателю, но она явно была бы не против получить от него достойное оправдание. Вчера после ужина, незадолго до отбоя она получила и радостно за него ухватилась. А правильный ли это был шаг? Мысли Памелы застряли в мёртвой точке. Из прострации её вывело настойчивое касание генерала за запястье. — Полагаю, — изрёк он, наклонившись к её уху. — Это наш единственный способ как можно скорее оказаться на свободе. Остальные знают о том, что мы намерены делать? — Большинство. Кормака я сейчас уведомлю.       Гавранек одобрительно потряс указательным пальцем в сторону женщины, будто говоря «вот именно», а после дал отмашку, которую Памела поняла как прощание. Ей и правда не стоило задерживаться, потому она встала и направилась к местам обитания других единомышленников. Чем быстрее у неё получится скоординировать всё это, тем лучше.       Вторым индивидом был профессор Кормак. Он жил всего в паре дворов от генерала, ведь весь блок был спроектирован весьма компактно. В составе небольшой группы упражняющихся, тридцатичетырёхлетний биохимик развлекал себя гимнастикой. Прямо в той повседневной одежде минималистичного фасона, что скроили жнецы для всех заключённых как комплект сменной одежды. — О, Памела, — приветливо улыбнулся он, разгибая спину после очередного наклона к носкам ботинок. — Поупражняйтесь со мной. Зная вас, вы едва ли давали своему телу полезной нагрузки сегодня.       Женщина поначалу замешкалась, посчитав разговор в такой обстановке неудобным, но вскоре включилась в ритм. Её разговор с генералом показался ей слишком привлекающим внимание, и нужен был антураж получше. Говорили они на наклонах, пока покачивались и тянулись руками к носкам своей обуви. — Какие новости? — всецело отдаваясь телом упражнению, вопрошал Кормак. — Винсент, я говорила с генералом. Мы присоединяемся к Мэнсону в его сотрудничестве. Это шанс для всех нас. — Вот как. Что ж, с врагами больше не враждуем? Пусть так. Эдвард, конечно... — он прервался, чтобы ещё раз выпрямить спину и наклониться вновь. — Эдвард – человек чересчур увлечённый своим видением идеального мира. За ним нужно приглядывать. — Это может быть охота на потенциальных противников, — спроецировала Памела мысли генерала, которые почему-то почувствовала необходимость озвучить. — Может и так. Но нельзя всё знать наверняка. Так нас ждёт только тюрьма. А раз есть шанс, надо за него хвататься. — Верно. Я была уверена, что вы будете против. Вы же не очень любите Мэнсона. — Не то чтобы не люблю. Считаю опасным перенимать идеи. И находиться рядом теперь. Мэнсон – безнадёжный мечтатель, но не безобидный, а с мозгами и ресурсами. Любой жизни он предпочтёт механический её аналог. А теперь подумайте, куда может зайти его союз со жнецами, если они пойдут в разнос? Вы не представляете, сколько бесчеловечных поступков совершалось под эгидой высшего блага. И не дай Бог нам с вами попасться в такое время в руки таких, как Мэнсон. — Так вы с нами или нет? — заблудившись в мыслях собеседника, тряхнув головой, шепнула напрямик женщина. — Теперь по обстоятельствам, — качнул головой на очередном наклоне Кормак. — Что думают мисс Лянь, Эстер и мистер Новицких? — Они с нами. — А Гавранек? — И он. — Ну, тогда и я. В вашем блоке, к слову, отличный зал. Вы туда заглядываете? — Кормак смерил женщину оценивающим взглядом и чуть задержался на талии. — А стоило бы. Работать пришлось бы немного, но она бы вам пошла на пользу. Руководствуясь женским инстинктом сохранения собственного достоинства, мисс Зиммер гневно вздёрнула нос и собиралась было как следует осадить проявившего неучтивость собеседника, но прочитала на его лице такую доброжелательность, что решила проглотить вспыхнувшую гордость и смолчать. И, покосившись на свои окружности, в мыслях ещё раз ругнула себя за увлечённость шоколадом. Увы, строга она могла быть только на работе.