Колечко

Жанна с непроницаемым и торжественным выражением лица, приличествующим тем, кто всё на свете знает, вещала: — Мы всегда получаем то, что хотим. У Вселенной есть всё, и ей ничего для нас не жалко. Главное, правильно сформулировать. Вот ты, Людка, чего хочешь? Практичная Людка задумалась. — Туфли клёвые, — наконец сказала она. — Чтоб подходили к платью. Тому, сиреневому, с кружевами. — Тогда слушай!  — изрекла Жанна, воздевая к потолку палец, отягченный прабабушкиным магическим перстнем, купленным прошлой весной на распродаже в Стамбуле. — Тебе надо найти в журнале или в каталоге подходящие туфли, вырезать картинку, наклеить на холодильник, и утром, как только его открываешь, смотреть на картинку и повторять: «Эти туфли для меня». — И чобуит? — захлопала ресницами Людка. — Не пройдет и месяца, как получишь свои туфли. Людка прищурилась — то ли недоверчиво, то ли в предвкушении, а Жанна обернулась к Ларисе: — Лялька, а ты чего хочешь? Лариса была влюблена. Она вот-вот ждала предложения руки и сердца, и то, чего бы она сейчас хотела из вещей, было обручальное кольцо. Остальное так или иначе она имела. А кольцо с бриллиантом-капелькой — такая редкость. Но очень хочется. — Обручальное кольцо, — со вздохом призналась Лариса. — Такое, с брильянтиком… Теперь, через двадцать с лишним лет, Лариса не могла вспомнить, какой совет давала ей увлекавшаяся всякой эзотерикой Жанка, и делала что-то из того она или нет… Память в последнее время обнаруживала изрядные сбои: что-то всплывало, будто было только вчера — блистательные экзамены в универе или тот скандал на кафедре, когда она их всех, крохоборов, урыла и вышла с прямой спиной, из гордости даже не истерически хлопнув дверью, а основательно, плотно и бесповоротно её прикрыв, — а что-то никак не давалось, не улавливалось, хоть плачь. К примеру, Лариса с трудом находила вещи, которые сама накануне спрятала. «Всё чертова больничка, — думала Лариса, посылая в форточку сигаретный дым. — Накололи всякой дрянью». Она никак не могла вспомнить, куда дела полученные вчера документы. Всё же папка пластиковая — не иголка. Зато в выборочности Ларисиной памяти были свои плюсы. Лариса теперь никогда не вспоминала еще одну бывшую подругу, которая тогда тоже сидела с ними у Жанны и объявляла, что она хочет — тоже ерунду какую-то, — и даже немедленно пыталась распотрошить журнал мод и вырезать из него картинку… Дальше не только исчезал звук, но угасало изображение, и последним кадром в Ларисиных воспоминаниях был лишь этот изрезанный журнал. Что за журнал-то хоть? Небось, «Бурда» какая-нибудь… А самое главное, Лариса не помнила деталей последнего разговора с тем, в кого была влюблена, и кто потом женился на вот этой девице, кромсавшей журнал маникюрными ножницами. Ничего не помнила. И если бы черт знает почему не всплывал время от времени эпизод с кольцом — вообще забыла бы всё напрочь. Но вспоминается этот разговор у дуры Жанки и вспоминается, крутится ярким кинофильмом. И стоят перед глазами тогдашние бутерброды с сыром на жостовском подносе, и кофе с молоком, и конфеты «Белочка» в низкой хрустальной вазе. Господи, как есть-то хочется. А уж рюмочку бы… Одну. Да. Теперь ничего лишнего. Одну — и шабаш. И поесть бы хоть супа какого или картошки с квашеной капустой. Лариса обшарила все ящики, все полки, коробки, шкатулки — никакой денежной заначки и ничего, что можно было бы быстро продать. Все давно продано. Даже старый пылесос. А остальное — такое барахло, что по-быстрому не сбудешь даже за копейки, да еще поздним вечером. Надо выйти прогуляться, решила Лариса. Голод не тетка, но хоть от усталости можно будет заснуть. Лариса немного постояла на крыльце подъезда, примериваясь к почти полночному времени и пространству, а потом пошла под старыми липами через свой двор, повернула в соседний, неторопливо двинулась вдоль новой многоэтажки, иногда позволяя себе с любопытством заглянуть в распахнутые по случаю майского тепла окна. За ними смотрели телевизор, звякали посудой, вяло переругивались, пьяно смеялись… И вдруг что-то пронеслось в воздухе и со звоном ударилось об асфальт. Звук был легкий, нежный и чистый. Лариса замерла. Померещилось? Нет, чего-чего, а галлюцинаций с ней трезвой никогда не случалось. А трезвая она уже будь здоров — месяца два как. Голова работает не хуже кабинета министров. Лариса осмотрелась — ничего особенного. Присела на корточки и стала методично ощупывать ладонью плохо освещенный асфальт. И вскоре ее пальцы наткнулись на что-то небольшое металлическое. Сначала казалось, что это ободок брелка для ключей. Но когда Лариса зацепила неопознанный предмет пальцами, придвинула поближе и взяла в руку, то разглядела, что это было. Это было обручальное кольцо, с очень маленьким, но внезапно остро сверкнувшим в луче электрического света, камешком. Золото. Брильянт. Лариса, поддаваясь безотчетному порыву, зажала в кулаке свой трофей и немедленно отступила в тень. «Спокойно, спокойно, — говорила она себе. — Это может быть подделка… Кто же его бросил? Откуда? Из какого-то окна? Сейчас должен… должна… должны…выбежать следом. Ого, я так просто не отдам! Пусть накормят чем-нибудь, сволочи, раз кольцами разбрасываются». Но ничего не происходило. Никто не выглядывал в окно, не выбегал из подъезда — напротив, замирали звуки, уплотнялась тишина. А кольцо всё так же ощутимо и гладко упиралось в Ларисину ладонь. Наконец она решилась рассмотреть его получше в свете фонаря. Напряглась, прищурилась, нашла пробу. Да, золото. И кольцо явно носили — чуть-чуть потускнел ободок и есть тончайшая царапинка. Очень сомнительно, что подделка. «К Мишке Курортнику, — решила Лариса, пряча кольцо в карман. — Он скупает такие находочки. И среди ночи примет. А потом в кафе — тут, недалеко, есть круглосуточное. И салатик «Каталонский»…Нет, к черту салатик… Стейк «Миньон», вот что… Нет, салатик тоже… На все хватит. И пачку макарон куплю. Две пачки… И сыр… Хватит, хватит на всё!»