Голубой вагон бежит, качается...

Поезд спешил. Тяжелые колёса с грохотом скользили по гладким рельсам, отчего закладывало уши. Вагоны мчались слишком быстро, опасно раскачиваясь в стороны, словно вот-вот сойдут с путей. Зелеными, серыми, голубыми и белоснежными пятнами проскальзывал, размывался зимний пейзаж в оконных стёклах. Снаружи холод, да и внутри немногим теплее. Коробки и ящики, сгруженные по углам одного из вагонов, гремели и слегка съезжали с мест, отчего часто приходилось их поправлять. Здесь же грелись около дюжины солдат, растирая руки, расхаживая по небольшому помещению. Ожидание тяготило, каждый хотел лишь побыстрее покончить с этим дерьмом и вернуться домой, подальше от вечного холода сибирских земель. Один из рядовых расстегнул нагрудный карман своей формы и достал оттуда серебристую фляжку. Открутив крышку, мужчина сделал глоток, и жгучая прозрачная жидкость обожгла его горло. По телу тут же пробежались мурашки, но теплее всё не становилось. Он был готов уже убрать фляжку обратно, но тут её выхватил мужчина старше и тоже сделал пару глотков. – Всё равно не помогает, – буркнул хозяин баклаги на русском, принимая её назад. – А ещё на задании запрещено пить алкоголь, если вы забыли, – раздался грубый мужской голос за их спинами. Солдаты обернулись. Брюнет лет тридцати говорил быстро и с акцентом и хмуро смотрел на них, сжимая в руке автомат, словно был готов испепелить их своим взглядом или расстрелять на месте. – Убери, – процедил он сквозь зубы. Рядовой шмыгнул носом и убрал флягу в карман, словно ничего и не было. Американец смерил их ещё одним недоверчивым взглядом и развернулся к ним спиной. Сделав пару шагов и оглядев комнату, мужчина хмыкнул. – А где Зимний? – заметил он, сдвинув брови. – Да он снаружи. Охлаждается, – послышался смешок. – Сумасшедший. Американец не ответил. Повесив ружье через плечо, он протиснулся к выходу и надавил на ручку. Металлическая дверь с трудом поддалась, в лицо тут же стеной ударил леденящий жилы порыв воздуха. Мужчина поморщился, выйдя наружу, и мгновением позже, растерялся. Хлопая глазами, он смотрел вдаль, потому что помимо горного пейзажа и невысокого ограждения он ничего перед собой не видел. Зимнего Солдата здесь не было, внутри – тоже. Брюнет огляделся, начиная волноваться, не могли же они потерять по пути своё главное оружие. А что если у него случился очередной сбой и он спрыгнул с поезда? Резко развернувшись, мужчина дернул за ручку двери, но тут же краем глаза увидел свисающие ботинки возле лестницы, ведущей с платформы наверх, а затем глянул на владельца обуви и расслабился. Зимний Солдат сидел на крыше вагона, болтая ногами в воздухе, как это делают маленькие дети. Только ребенок вряд ли будет сжимать в своих руках заряженный автомат, и смотреть на мир сквозь пелену боли, расстилающейся перед глазами. – Зимний? – Тот не отвечал. Да и не нужно было. Американец развернулся и оперся на ограждение, надеясь увидеть где-то там вдалеке то, что сейчас видел Солдат. Но у него всё равно бы не вышло. – Ну и где он? – Из-за двери выглянула взлохмаченная голова. В ответ мужчина указал пальцем вверх, и они оба посмотрели на Зимнего. – Он точно сумасшедший, – хмыкнул рядовой, поглядывая то вверх, то на командующего. – Скажи спасибо, что он тебя не слышит. Тот действительно их не слышал. Звук стучащих колёс и вой ветра заглушал их голоса, так что он их даже не замечал и продолжал смотреть за скатертью расстилающимся перед его глазами пейзажем. С невероятной скоростью скрывалось за горизонтом то, что секунду назад было совсем близко. Крупные хлопья снега мчались мимо, оставляя за собой хвост, словно брошенные копья, а некоторые сталкивались со спиной мужчины в черном костюме, где позже и оставались, пока их не сносило оттуда ветром. Снежные хлопья оседали на темных волосах и на металлической руке, но быстро соскальзывали и продолжали свой путь за горизонт. Ветки деревьев колючими иглами иногда задевали макушку Солдата, царапая голову, путая волосы, но он будто бы не замечал этого. Будто бы его здесь и не было. – Скатертью, скатертью дальний путь стелется… – подал он неожиданно голос, – … И упирается прямо в небосклон… – О, – воскликнул рядовой, вновь глянув на «сумасшедшего». – Что он делает? – Видимо, у него сегодня хорошее настроение, не трогай его, – пожал плечами американец и поежился от холода. – Войдём внутрь, иначе я останусь без пальцев. Они исчезли, и теперь Зимний точно был в полном одиночестве, на что ему уж точно было совершенно плевать. Профессиональный убийца, призрак прошлого и настоящего сидел на краю поезда и напевал песенку из детского мультфильма, который мельком видел раз или два. Гулкий ветер звенел в его ушах и трепал длинные немытые волосы. Темные локоны рвано вздрагивали и били по лицу, щекотали глаза и губы. Всё в округе стало каким-то смазанным и неясным, словно это было лишь коротким воспоминанием в голове, эфемерным представлением картины. Бегущий поезд… Выстрелы… – Каждому, каждому в лучшее верится, катится, катится голубой вагон… Глаза слезились. От мороза, наверное. Или нет. Он видел пропасть. Видел снег, искрящийся на солнце, видел тьму под ногами. Он чувствовал скорость, опасность, страх. Вместе с тем он каждой клеткой чувствовал надежду, слышал мольбу в своей голове. Кто-то кричал внутри, рвался ввысь, но Зимний не знал этого человека, и он точно не мог быть им. Убийца не знает страха, даже смерть не пугает его. А тот человек всё отчаянно тянулся, верил, словно кто-то протягивает руку помощи, до которой осталось совсем немного…Смазанное лицо... Крик… – Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди…. И хотя нам прошлого немного жаль… Падение. Ощущение невесомости. Небо затягивается мраком. Увидеть ничего невозможно, грудь пронзает оглушительный вопль, а затем пустота и тьма. Казалось, что застрял где-то посреди бесконечности, без выхода, без пути назад. Сколько времени прошло? Минута? Две? Час или года? Уже потерян счет и забыто всё то, что было раньше, до того как наступила боль. Но боль же лучше, чем ничего. Боль означает жизнь. Боль означает существование. Только есть ли смысл в подобном существовании, когда впереди не видно ничего, кроме этой самой боли. – Лучшее… лучшее… – Зимний запнулся и тряхнул головой, смахивая слезу. – Конечно впереди… Поезд остановился, и Солдат едва ли не слетел с крыши вниз. Он ухватился за выступ и легонько спрыгнул на платформу, поправляя форму, разминая руки. Он сжал кулак левой руки, и по всей длине до самого предплечья залязгал металл, словно до этого момента конечность была отключена и ждала своего часа приступить к работе. Стиснув покрепче автомат, он что-то шепнул себе под нос и дернул за дверную ручку. Пора… *** По квартире гулял аппетитный запах только что пожаренных тостов и яичницы. Баки проснулся раньше, чем обычно и от скуки занялся завтраком. Примерно с пятой попытки ему всё же удалось правильно разбить яйцо, не запачкав себя и ещё полкухни. И, неужели, в этот раз яичница от Барнса будет без сюрпризов в виде хрустящих скорлупок? Мужчина надеялся на это. Он насвистывал себе под нос детскую песенку из старого советского мультфильма, успевая попутно наводить ужасный бардак. – Может мы обидели кого-то зря, календарь закроет старый лист…. К новым приключениям спешим, друзья…. Эй, прибавь-ка ходу, машинист! Кстати, о календаре. Баки взглянул на число и был приятно удивлен, потому что май подходил к концу, и уже через неделю наступит лето. Это было любимое время года Барнса с самого детства, в его воспоминаниях ещё остались осколки тех дней, когда они со Стивом целыми днями пропадали на улицах Бруклина, ввязываясь в неприятности. Точнее Роджерс ввязывался в неприятности, а Барнс его спасал и отговаривал от всяческих глупостей. Что бы Стив делал без своего друга... Яичница была готова и разложена по тарелкам, чайник закипал, оставалось только заварить кофе. Баки достал пару чашек с верхней полки, насыпал в них по две ложки растворимого кофе и залил кипятком. Затем он еле нашел последний пакет молока в холодильнике. – Медленно минуты уплывают в даль, встречи с ними ты уже не жди, – продолжал тихо напевать Барнс, но резко прервался, едва не выронив молоко из рук. Его словно током пробило. Воздух выбило из легких, а руки задрожали. Он видел перед глазами железнодорожные пути, горы, а затем кровь. Слышались выстрелы. Хвойный лес и снегопад. Трупы. – Баки? – послышался голос Стива. Блондин стоял в дверном проеме, обеспокоенно глядя на мужчину. – Что за песню ты напеваешь? Ты что-то вспомнил? Брюнет не отвечал. Он тяжело дышал, в его глазах мерцал страх. Казалось, что он вот-вот упадет в обморок. Его руки заледенели, а губы тряслись, словно мужчина хотел что-то сказать, но не мог. Стив в два шага преодолел расстояние и слегка коснулся пальцами плеча Барнса, отчего тот вздрогнул. Тряхнув головой, он обернулся посмотреть на блондина. – Что-то случилось? – крайне обеспокоено спросил Роджерс, крепче сжимая плечо мужчины. – Всё в порядке, – ответил тот и протянул ему чашку с кофе, не забыв налить туда молока. – Я приготовил завтрак. – Эта песня... она была на русском? – Ага, – выдохнул Барнс, потянувшись за тостом. – Мультфильм такой был про крокодила и... ох, я не знаю, как его назвать, – улыбнулся брюнет. Блондин всё еще недоверчиво смотрел на него, пока тот продолжал бегать по кухне и мычать мотив этой детской песенки. Но Баки улыбался, а это не могло не радовать Роджерса. Может быть, сейчас всё наконец-то будет хорошо? После всего того, что они оба пережили? Стив не знал этого, но он расслабился и вздохнул. Потому что он верил Баки, а если тот говорит, что всё хорошо, значит так и есть. – И хотя нам прошлого немного жаль... – с выжидательной паузой Барнс подошел к Стиву и слегка приподнялся на носочках, чтобы чмокнуть блондина в лоб. – Лучшее, конечно, впереди...