Русалочья дочь

Меропа всю ночь провела у постели матери. Холодными тряпками протирала ей лоб, вымученно улыбалась и клялась, что все будет хорошо. Непогода в эту ночь разыгралась особенно сильно: девочку колотило и сковывало страхом. Меропа сидела на стуле неестественно прямо и слушала вой ветра за хлипкими окнами.  Ей все казалось, что у двери стоит гостья в черном плаще и нетерпеливо стучит косой о порог. – Меропа, – тихо позвала миссис Мракс, – не злись на отца. – Я не злюсь. – Нет, не надо, – женщина глубоко вдохнула и попыталась облизать пересохшие губы, – он сам не знает, что творит. Меропа, помни, ты у меня… самая красивая девочка… Меропа кивнула, натягивая резиновую улыбку от уха до уха. Она видела, что мать держится из последних сил, видела, что уже ничего не будет хорошо, что исправить ничего нельзя. И в тот момент Меропа ненавидела отца больше всего на свете. Почему он допустил этот кошмар? Почему в эту страшную ночь его нет дома? Почему он не отправил маму в больницу? Почему он даже не захотел послушать дочь? Меропа почувствовала, как скатилась слеза, и попыталась незаметно стереть ее рукой. Но мама заметила. Она всегда все замечала. – Милая, не плачь. Я всегда буду с т-тобой... – Судорожный вздох. – Просто помни, что... есть в этом мире дорога, созданная только для тебя. Если найдешь ее... обязательно придешь и к своему счастью, и... к своей любви. – А эта дорога, – жадно спросила Меропа, – уведет меня от этой... лачуги?  Почему-то назвать это страшное место домом у нее не поворачивался язык. – Да, да, милая, конечно, уведет! – умирающая шептала быстро, словно боялась не успеть договорить. – Я люблю тебя, Меропа, и я всегда буду с тобой. Помнишь, да? – Девочка быстро кивнула. – Молодец. Просто... просто внимательнее смотри, и ты обязательно найдешь дорогу. И пусть ее застилает пепел, трава или земля с погоста... Ты ведь понимаешь меня? Ты все равно должна ее... найти... Меропа кивала, кивала и кивала. Она ничего не видела из-за слез, поэтому осторожно взяла мамину руку в свою, чтобы... не упустить. За окнами бесновался ветер, выстукивая в трубах жуткую мелодию, а смерть била косой о порог, и полз, покрывая землю инеем, холод. Меропа чувствовала, как заледенели ноги и как сильно ноет спина. Хотелось повернуться, пересесть, чтобы стало не так больно и неуютно, но она не смела. Боялась... не услышать.  Мама улыбнулась бледными губами и закрыла глаза, медленно и незаметно засыпая. Девочка видела, как равномерно вздымалась и опускалась грудь.  Она знала, что мама уже не проснется. Уж лучше бы лил дождь, бушевала гроза, и гром распарывал небосвод! Было бы чуточку легче. Меропа знала бы, что не одна встречает смерть. В прорези между шторами виднелось как назло усеянное звездами небо. Меропа слушала вой ветра, дыхание матери и смотрела на темно-синий бархат. «Когда-нибудь у меня будет платье такого же цвета!» – решила она. Ночь просачивалась в лачугу со сквозняком, проводила мягкой рукой по лицу умирающей женщины и осторожно гладила голову девочки, неосторожно задремавшей на стуле рядом с кроватью. Небо в окне подергивалось светло-серыми полосами – наступал рассвет.  Тихо скрипнула дверь – в лачугу вошел Марволо. Его не беспокоила смерть жены – совсем. Ему было плевать, что дочь вынуждена была справляться в одиночку. Он просто пришел проверить. Посмотреть. И это, как Марволо уверял себя, единственная причина. Однако он пришел не один. Стоило ему открыть дверь, как гостья, почти всю ночь простоявшая у порога, тенью скользнула в комнату, прямиком к кровати. И пока Марволо шагал к жене, стараясь не шуметь, смерть поцеловала миссис Мракс в лоб. И забрала ее. – Меропа, – девочка подскочила на стуле, впервые в жизни услышав, как отец зовет ее по имени, – отойди. Она не понимала: зачем отходить? Мароволо наклонился к жене и, кое-как схватив ее поперек туловища, закинул на плечо. Меропа почувствовала, как выскользнула из ладоней едва теплая рука матери, и словно ожила: кинулась к отцу и закричала, чтобы тот оставил маму, не уносил ее!.. Марволо не слышал. Оттолкнул дочь и даже не обернулся на шум упавшего стула, плеск воды и дребезжание таза. Он вышел из дома, прихватив с собой тонкое одеяло, и направился в сторону леса. Опешившая Меропа вскочила из лужи ледяной воды и рванула за ним – но не успела. Марволо зашел в лес – не очень далеко, но и не остановился у кромки. Расстелил на холодной земле одеяло, положил на него, как ненужную вещь, тело жены, накрыл ее лицо и встал. Меропа появилась как раз в эту минуту и услышала, как отец, сплюнув, процедил: «Чтоб ты сгнила поскорее».  Она слышала, как удаляются его шаги, и, наверное, впервые в жизни осознавала, что этот человек всегда был для нее чужим. Меропа упала рядом с телом матери, принялась гладить холодные руки, а сама почти не чувствовала ног. Мокрые волосы, откинутые за спину, покрылись инеем, ресницы слиплись. Она была совсем не против лечь рядом с матерью и замерзнуть. «Раз она ушла туда, значит, там лучше». Когда-то давно мама рассказывала Меропе, что люди, чьи тела не были вовремя преданы земле, не могут обрести покой, вынужденные бродить в Подлунном мире и портить жизни живым. Поэтому девочка поднялась, укутала маму в одеяло и побрела обратно к дому на негнущихся ногах. Когда Меропа доставала лопату из сарая, она боялась, что отец поймает ее и запрет дома. Она старалась не шуметь, и впервые у нее хоть что-то получалось.  Меропа едва-едва нашла место, где лежала мать, опустилась на землю и заплакала. Плач был долгий, надрывный и сухой – почти без слез. Начинало светать. В чаще леса раздавались странные звуки: не то рубили деревья, не то в доски вбивали клинья. Но это всего лишь Меропа вспарывала замерзшую землю огромной лопатой. Она переживала, как бы замерзшие пальцы не прилипли к древку, ведь иначе она не сможет уложить мать в могилу... Холод она почти не ощущала – только как ныла спина и болел живот. Но это ничего, думала она. Это – пройдет. Неглубокая яма, выкопанная неимоверными усилиями, страшным зевом смотрела на девочку. Меропа засомневалась – а стоит ли доводить задуманное до конца? "Нет, – решила она, – если взялась, нужно закончить". Она осторожно подошла к грязно-белому свертку. Мать, закутанная в тонкое одеяло, наверняка улыбалась... Так думала Меропа, стаскивая тело в зев. Рука неудачно вывернулась, и девочка увидела тонкую белую кисть матери, выехавшую из-под одеяла. В груди словно застрял камень. Меропа так и застыла на месте, чувствуя, как текут слезы по щекам, и понимая, что это все по-настоящему. Первые лучи солнца осветили небольшую горку земли. Сверху лежал букетик жухлой травы, неумело перевязанный какой-то тесемкой. Едва заметные детские следы на мерзлой земле вокруг. И медленно удалялась прочь тонкая, сгорбленная под тяжестью лопаты фигурка. Ее скрыли раскидистые ели, а ветер, всколыхнувший ветви, не дал разглядеть, куда она свернула.

***

Зима обещала быть долгой. Меропа не хотела возвращаться домой. Она сидела на берегу реки и думала о своем, упершись локтями в колени. Девочка старательно прятала от своих же глаз следы недавно лопнувших мозолей. Она натерла их тогда, три недели назад, в предрассветный час в лесу. Три недели назад она убрала лопату в сарай, насухо вытерла пол и застелила кровать. Впервые сама приготовила ужин. За него же получила по шее от отца и в живот – от брата. Впервые сбежала из дома, была возвращена Морфином и им же впервые сильно избита. Залечивала раны сама, без помощи матери, и училась не плакать, заталкивать боль поглубже и держать там на привязи. Так, чтобы не выскочила – иначе не обойтись без синяков. Три недели назад у нее был самый кошмарный день в жизни. Она упустила момент, когда умерла ее мать, но зато смогла как следует ее похоронить... А потом не вспомнила, где находится могила. Она забыла, как улыбаться. Забыла, что такое любовь. Меропа больше не хотела вспоминать и не хотела возвращаться. После смерти матери отец и брат немного поутихли: возможно, сказывалось дыхание смерти, опалившее их затылки, а возможно, приход зимы. Волновались ли они о том, как им пережить три месяца снега и мороза? Меропа не знала.  Она ничего не знала, кроме того, что ей нужно найти дорогу. – Дорогу, которая приведет меня к моему личному счастью, – вслух вздохнула девочка. – Что, прости? – сзади раздался звонкий мальчишечий голос. Меропа дернулась и обернулась. – Я думал, ты закричишь. Так что за дорога такая? Совсем рядом стоял мальчик. И как он подобрался так близко? – Неважно, – буркнула Меропа, отворачиваясь. Он был немного старше ее, хорошо одет, умыт и даже причесан. В ее сад изредка забегали только оборванцы, словно вываленные в грязи. Этот был... другой. «Из богатой семьи?» – подумалось Меропе. – Мне интересно, знаешь ли.  Мальчик сел рядом с ней, и Меропа вздрогнула. Тогда она впервые подумала, что она, черт возьми, все же девушка, пусть небогатая, неизвестная и... некрасивая. – Моя мама говорила, что у каждого человека есть свой путь. Он выбирает его сам – своими поступками. И однажды человек оказывается на распутье тысячи дорог. Из всех он должен выбрать одну, свою. И она приведет его к счастью и любви, предназначенной только ему. – Ты все еще ищешь ее? – спросил мальчик, поднимая с земли какой-то камешек; пока он наклонялся, Меропа успела пригладить волосы. – Ищу. – Ясно, – мальчик кинул камешек в воду, и тот потонул, оставляя на гладкой серой поверхности ровные круги, – а я уже нашел. У меня есть и любовь, и счастье. Меропа кивнула и отвернулась. Ей, если честно, до этого странного мальчика нет никакого дела! Никакого!  Так она успокаивала себя. – Хотя знаешь, – вдруг сказал незнакомец, – после встречи с тобой я задумался. Что вообще есть счастье? Вот для меня одно, для тебя – другое. Есть ли... параметр, по которому можно измерять счастье для всех? – Параметр? – переспросила Меропа. – Признак, – мальчик пожал плечами и подобрал с земли второй камень. – У меня есть подруга. Она очень красивая. Для нее красота – это все. Так и должно быть. Каждая женщина должна ценить и хранить свою красоту. – Ну знаешь, – Меропа фыркнула, чувствуя горечь на языке, – для меня важнее честность. – Правда? Он повернулся к ней и окинул придирчивым взглядом. В тот момент Меропа особо сильно возненавидела свои тонкие крысиные косички, тусклые глаза, острые черты лица. Она как никогда стеснялась своего неброского сероватого платья, изодранного пальто и повязанного в спешке тонкого маминого платка. Она почти презирала себя за грубые ботинки со сбитыми каблуками и тонкие, несуразные запястья, которые открывали короткие рукава. – Знаешь, – признал он, – а ты по-своему прелестна. Меропа покачала головой. – Не веришь? Знаешь, я читал тут недавно одну историю. В одной деревеньке жила семья. Отец, мать и их дочка. Ее особо не любили из-за внешности. У нее были светлые волосы и почти прозрачные глаза, как у русалки. На самом деле она и была дочерью русалки, просто родители скрывали это. Они никому не говорили, что нашли ее на берегу в корзине, сплетенной из водорослей. Девочка росла, становилась красивее и изящнее. Она не боялась воды, не боялась дождя. Зато ее боялись все остальные, даже родители со временем стали избегать ее. Девочке было очень тяжело, и она ушла на берег океана. Ты напоминаешь мне ее. Ты тоже... как дочь русалки. Меропа слабо улыбнулась – потому что наконец-то встретила человека, умеющего читать. А вовсе не потому, что он посчитал ее прелестной! – Моя мама точно не была русалкой. Думаю, она была волшебницей. А что стало с той девушкой? – Кто знает, – мальчик вновь пожал плечами и встал, – я не успел дочитать. Меропе показалось, что он сейчас уйдет. Исчезнет так же внезапно, как появился, и она останется одна на берегу высыхающей реки – думать о том, что могла бы быть русалкой. Но мальчик не ушел. Он протянул ей руку и улыбнулся. Меропа недоуменно подняла взгляд... и не смогла отвести глаз. Он улыбался искренне и так, словно она, и впрямь, была чудесной девушкой из книги. Надо ли говорить, что Меропа тут же влюбилась – сильно и без оглядки? – Как твое имя? – спросил мальчик. – Меня зовут Том. «Наверное, он будет моим спасителем».