Китовая песнь

Ночи в Аркадии Бэй невыносимо душные. Такие, что на коже появляется испарина и неприятные капельки текут вниз по пояснице, такие, что скомканное одеяло валяется на полу, такие, что окна в их маленькой квартире на распашку. Противные, душные ночи Аркадии Бэй, не в городе они будто, а на болоте, что зарастает тиной. Макс ворочается, говорит во сне. Сны у неё беспокойные. Поэтому Нейтан и не спит. Бдит. Ждет, когда наступит время отогнать её очередной кошмар. Смотрит на неё из-под полуопущенных век. Изредка улыбается, изредка же выходит на балкон покурить, но затем поспешно возвращается в комнату и в кровать. Боится оставлять её одну. Потому что Максин Колфилд обладает охренительной особенностью притягивать неприятности. Эту способность Нейтан считает просто отвратительной. Он-то притягивает всякое дерьмо, потому что он мудак и с головой у него не все в порядке, а рассудительная Максин влипает в истории просто так. Макс не спится. Она разлепляет веки и смотрит мутным, полусонным взглядом на него. Макс Колфилд. С ним в одной постели. Кто бы, блять, мог подумать. И они даже не трахаются, практикуя секс на почве взаимной ненависти, как это принято сейчас. Вернее они трахаются, но не так. То, чем они занимаются, имеет несколько иное название. Смешно сказать, но с Колфилд у него не было ни одного «незаслуженного» секса. Макс нельзя напоить и затащить в койку, нет. Рядом с ней даже мыслей таких не появляется. Она приходит дико уставшая после того как промотается по всему городу, готовя экспонаты для своей будущей фотовыставки, пытаясь сделать удачные фото. Но конечно будут обсуждать не её навыки фотографа, а как всегда — её драму в прошлом, и в каждой фотографии будут искать скрытый подтекст, связанный с её душевными травмами. Ебаные журналисты. И когда Макс возвращается, ей только и хватает сил, что рухнуть на постель. И Нейтан вынужден быть нежным. Очень нежным. Носить чай ей в постель, разминать уставшие ноги, читать вслух. Он теперь знает большинство произведений Байрона наизусть. Еще в вазе всегда стоит свежий букет цветов, а в шкафчике в ванной всегда припрятаны ароматические свечи. Это, конечно, кажется глупостью несусветной, но Максин нравится. Нравится, когда все правильно. Когда нормально. Правда, потом посреди ночи приходится бежать в ближайшую аптеку, потому что в тумбочке не оказывается презервативов. Иногда Нейтан думает забить на защиту, и тогда Макс услужливо напоминает, что от этого появляются дети. Прескотт только усмехается, усмехается по началу, а потом от собственных мыслей ржет в голос. Он бы посмотрел. Посмотрел на личинку, которая бы получилась от Макс феми-наци и обдолбыша Прескотта. Боже милостивый, он выложил бы добрую сотню долларов, чтобы посмотреть на это. И вот Макс снова бодрствует посреди ночи и смотрит на него. Дурацкий у неё цвет глаз. Небесно-голубой. И взгляд, как у плачущего кита. И эта девчонка с китово-небесно-голубым взглядом заставляет его чувствовать себя очень херово. Очень. Наверное, с самого начала эта была паршивая идея — жить с Колфилд. Но у них было общее прошлое. Тогда Нейтану этого казалось достаточно. Сейчас — нет. Но у него слишком много причин, чтобы оставаться рядом с Макс. Хотя бы потому, что она не дает ему сорваться: у них дома нет никаких таблеток, кроме противозачаточных и таблеток от головной боли. Или потому, что ему чертовски нравится кусать её шею, хоть Максин и приходится носить легкие шарфы после этого. Или потому, что на его фотографиях перестали появляться мрачные картины реальности. Но есть полуголая Максин на рассвете. Есть кошка на соседском крыльце, после того как он её фотографирует, он всегда приносит ей молоко в блюдце и сосиску, с которой снимает фабричную пленку. Он не хочет с ней разъезжаться хотя бы потому, что Макс делает его хоть капельку лучше. И не считает его ебаным монстром. Это уже что-то. Но идея все равно была паршивая. Наверное, сначала стоило сводить её на тридцать свиданий и познакомиться с её родителями. С её родителями он, правда, познакомился, но спустя полгода. А потом познакомил её со своей сестрой. Она Кристине понравилась, Кристина ей тоже. А мнение отца его не интересовало. Нахуй Шона Прескотта. Нахуй этого сраного сноба. — Думаешь об океанариуме, да? — тихо спрашивает она. — Вообще не вспоминал об этом, пока ты не спросила, — бурчит он. Океанариум. Конечно же. Проект его папочки, который он воплотил в жизнь для него. Вспомнил, надо же. Хер старый. Вспомнил, что его сынишка любит китов и всякую прочую морскую живность. Построил вот. Там даже есть касатки, красивые безумно, с черными боками, блестящими на солнце. Интересно, если бы Нейтан сказал, что простит его, если тот завезет в этот сраный океанариум сраного серого кита, папочка бы разорился на такую дорогую живую игрушку? Нейт отчего-то думает, что да. Как Нейтан взялся за ум… нет, как у Нейтана появилась Макс, а он появился у неё, Шону Прескотту вдруг стало не плевать на него. Нейтан становится известным. Макс становится известной. Они становятся чем-то вроде Анджелины Джоли и Брэда Питта в мире фотографов, только без прицепа из десятка детишек. Нейтан держится подальше от наркотиков, правда время от времени напивается, а Макс только и делает, что раздает интервью о Марке Джефферсоне и ходит к психотерапевту. И когда он становится приемлемым членом общества: с подружкой из приличной семьи, с неплохими рекомендациями для работы и с нормальным дипломом, который он заслужил собственным потом и кровью, а не папочкиными деньгами, вот тогда Шон хочет наладить с ним отношения. Суть в том, что срать Нейтан на него хотел. Не он же вытаскивал его из выгребной ямы жизни. Макс вытаскивала. А он - её. Вот такое взаимовыгодное сотрудничество. Симбиоз. — Мы же пойдем туда, правда? — так же тихо спрашивает Макс. — Может быть. Когда-нибудь. Спи уже, Колфилд. Может быть. Когда-нибудь. Через тучу лет. Но, конечно же, Нейт тащит её туда на следующее утро. В океанариуме два этажа. Один наземный, а другой ведет в другой мир, где в любую секунду стекла могут лопнуть, а они с Макс — захлебнуться под толщей воды. Но какие там киты. Боже милостивый, в которого, впрочем, Прескотт никогда не верил, какие там киты. Хотя Нейт знает, что касатки на самом-то деле дельфины, но их все равно принято называть китами-убийцами. Они удивительные. То выныривающие на поверхность, чтобы показать очередной трюк, то подплывающие к самому стеклу, осознающие, что за ними наблюдают. Еще тут есть трио белух, радостно остающихся на поверхности и резвящихся. Одинокий нарвал, вальяжный и ленивый. Отчего-то напоминающий Нейтану отца. В своем хреновом одиночестве. А из колонок — не привычные объявления о представлениях. Песня китов. Грустная. Печальная, такая, что появляются слезы, душащие изнутри и вызывающие спазм в горле. Раздирающая на части песня. Совсем как их с Макс жизнь. Но красивая больно. Нейтан перехватывает ладонь Макс и крепко держит в своей: — Только попробуй перемотать этот момент и сделать так, чтобы его не стало, Колфилд. Только попробуй.