Тебе тоже страшно?

Когда яркие краски заката начинают тускнеть, чувствуя приближение ночи, Армин слабо подёргивает плечами. Вечерняя прохлада почти осязаемо скользит в воздухе, ледяными змеями заползая под одежду. Но физический холод не может испугать повидавшего ад солдата. От холода можно укрыться в тёплой казарме, можно выпить кружку горячего чая или завернуться в тонкое одеяло. Но ничто не может согреть душу. Душу, давно погрязшую во грехе страха и нерешительности, боли и отчаяния. Голубые глаза безо всякого интереса следуют за контуром летящей высоко в небе птицей. "Интересно, - думает Армин, - если бы я мог стать птицей, удалось бы мне преодолеть эти стены?" Мальчик медленно обнимает свои плечи руками, ёжась не столько от прохладного ветра, сколько от резко наступившей тошноты вперемешку с колющей болью в районе сердца. Перед его глазами по какой-то причине отчётливо вырисовывалась картина того, как Эрен изо всех сил держится в пасти титана, а потом исчезает в глубине тёмной глотки, сопровождаемый лишь потоками собственной крови. Армина опять выворачивает, уже в который раз, и он, совсем ослабевший, садится опять на деревянный помост, вытирает обветренные губы тыльной стороной ладони. Да, тогда всё обошлось. Сейчас Эрен, наверное, уже спит. Армин не может заснуть уже несколько недель. Липкий страх раз за разом пробирается в его сны, вынуждая просыпаться с криками в холодном поту. Поэтому, чтобы не пугать товарищей лишний раз, он решил отсиживаться здесь, иногда всё-таки погружаясь в дрёму, прислонив голову к деревянной стене. Армину хотелось, чтобы уличный холод пробрал не только внутренности, но и то, что таится намного дальше, чтобы он перестал чувствовать, чтобы воспоминания перестали раз за разом появляться в воспалённом сознании. Мальчик застывает словно каменное изваяние, стеклянным взглядом рассматривая покачивающиеся от лёгкого ветра травинки. За спиной слышится гул чьих-то шагов - Армин не реагирует, не придаёт этому значения даже тогда, когда неожиданный гость останавливается где-то в метре от него. - Ты простудишься, Армин, - в голосе Эрена нет заботы и тепла, это больше похоже на констатацию факта, чем переживание за друга. Однако тонкая ткань стащенного тайком покрывала всё-таки опускается на давно поникшие от жизненных трудностей плечи. Армин едва заметно вздрагивает, а грубая ткань неприятно колет чувствительную кожу. Он не думает, хочется ему сейчас говорить с Эреном или нет, он вообще ни о чём не думает, концентрируя внимание только на шелесте травы под ногами. Эрен садится рядом. Не очень далеко, но и не настолько близко, чтобы Армин мог почувствовать его тепло. - Тебе тоже страшно? - произносит едва слышно Армин. Эрен молчит долго. Может, он не знает, что ответить, а, может, не хочет говорить об этом. Армин почему-то пожалел о своём вопросе, словно он сказал что-то очень глупое. На улице окончательно стемнело. Огромный диск луны отбрасывал блики на форменных сапогах. Цикады затрещали слишком громко, от этой нескладной музыки заболела голова. Неожиданно Армин почувствовал грубые пальцы на своей щеке. Они медленно оглаживали истончённую кожу, иногда исчезая среди светлых прядей. В ночной тишине это незамысловатое движение могло показаться интимным, но в нём не было ни капли нежности. Просто Эрен не умел утешать, а Армин не хотел сопротивляться. Ночная бабочка опустилась на помост. Эрен сел чуть ближе, теперь Армин чувствовал его тепло, которое почему-то совсем не согревало. Пальцы друга всё так же кружили по коже, касаясь худой шеи, выписывая узоры на виске, и останавливаются на чуть подрагивающем от холода подбородке, поворачивая лицо мальчика к себе. На этом красивом лице нет ни тени эмоций, а во всех жестах нет ни капли чувства. Просто говорить им не о чём, а тишина слишком мучительна, просто Армину очень плохо, а Эрен чувствует долю раскаяния перед ним. Ничего не меняется даже тогда, когда Эрен придвигается совсем близко, когда их редкое дыхание смешивается. Они никогда не сидели так близко, между ними никогда не было ничего больше, чем могут позволить себе друзья. Однако момент, когда Эрен подаётся чуть вперёд и их губы соприкасаются, не вызвал у Армина никаких эмоций. Он не считал, что так должно быть, но он не чувствовал никакого желания сопротивляться. В этом поцелуе не было ни эмоций, ни тепла, ни нежности. Он просто был нужен, чтобы заполнить пустоту между ними. Эрен не стал углублять поцелуй: он должен был остаться поверхностным, остаться мимолётной слабостью... или влечением, как угодно. Эрен отстранился, заглядывая в глаза другу детства, надеясь увидеть в них хотя бы неприязнь или осуждение - его глаза не выражали ничего. Ночная бабочка вспорхнула с помоста, удаляясь в сторону горизонта. Армин так и не согрелся. Наоборот, ледяной холод прошёлся от кончиков пальцев до корней волос, коснулся нечаянно какой-то струны глубоко внутри, что отозвалось очередным приступом щемящей боли в груди. Между ними нет любви, Армин это знал. Им нельзя любить, смерть не щадит невинные души. Они помолчали с минуту, Эрен поднялся на ноги. - Да, страшно, - сказал он прежде чем исчезнуть в непроницаемой тишине вечера. А Армин прикрыл глаза, думая о том, что сегодня ему, возможно, удастся заснуть.