Я не уйду

Громкий хлопок открывающейся двери объявил о появлении на кухне ещё одного члена семьи. Миссис Максимофф поспешно повернулась, отвлекаясь от готовки желая узнать, кто же поднялся в такую рань, когда на часах нет и половины седьмого. На пороге стоял Пьетро, взволнованный, с взъерошенными волосами и в своей помятой любимой пижаме. — Что случилось, милый? — Удивленно спросила она, положив поварёшку. Мальчик сжимал кулаки, и смотрел на мать чуть ли не с мольбой о помощи. Решив не терять времени на разъяснения, он схватил женщину за руку и потащил к комнате. По пути он все же подобрал слова, которые вкратце описывали ситуацию, но не смог произнести их спокойным голосом. Он слишком переживал, от чего голос предательски дрожал: — Ванде плохо. Уже через минуту женщина стоит у кровати дочери. Ванда спала, скинула с себя одеяло и свернулась калачиком, лицо закрывали темные пряди густых волос. С первого взгляда все как обычно. Максимофф посмотрела на сына с подозрением — неужели он решил разыграть её? Так низко, использовать с своей шутке ни в чем невиновную спящую сестру, но… Судя по виду Пьетро действительно сильно переживал. Переминался с ноги на ногу, потом присел на край кровати сестры, откидывая её волосы назад. На маленьком личике огнем горели щеки, к влажному лбу прилипли прядки волос. Веки дергались, а девочка все больше поджимала губы. Мама притронулась к лбу Ванды, а после отдернула руку и в спешке начала искать лекарства. Пьетро потребушил девочку за плечо, зовя её по имени, чтобы та проснулась. Младшая Максимофф приоткрыла глаза и сонно посмотрела на брата. Он чувствовал. Чувствовал, как тяжело ей дышать, как ком в горле мешает сказать хоть слово. Но сейчас можно обойтись и без них, они ведь понимают друг друга с кроткого взгляда. Так было всегда. Рука брата крепко сжала мягкую ладошку Ванды. Ванда думала — ничего серьезного. У Пьетро в голове лишь просьба — не бросать его одного. Один он не справится. Просто потеряет веру в себя, как и часть своей души. Мама очень быстро вернулась. Дала таблетки, напоила теплым молоком, вытерла пот со лба. Близнецы всё это время держались за руки, брат что-то говорил, рассказывал, обещал, но женщина не смогла ничего разобрать — они словно говорили на собственном языке. Перешептывались, как цветы. Когда Ванде полегчало и она снова уснула, миссис Максимофф накрыла её одеялом, а сыну принесла теплый чай, поставив его на тумбочке рядом с кроватью. — Пьетро, не сиди близко, тоже заразишься. Мальчик не сдвинулся с места. Как он может уйти сейчас? А что если ей станет хуже? Нет, лучше здесь, поближе. Хотел бы я сейчас забрать твою боль на себя. — Я никуда не уйду, — ответил он матери, а потом повторил шепотом, смотря на тихо посапывающую младшую сестру, — Я никуда не уйду…

***

— Тебе не стоит так переживать за меня, это лишь легкая простуда. Пьетро лежит на кровати, смущенно улыбаясь сестре. Как он, такой здоровый мужик может слечь из-за какой-то простуды? Лучше бы занялся делом, а там как-нибудь само прошло. Да только Ванда всё заметила: и круги под глазами, и заложенный нос, и кашель и запретила ему ходить по дому, чтобы инфекцию не разносил. Старший Максимофф хочет встать, но снова начинает кашлять. При этом активно кивает головой, мол все в порядке, и за него не стоит беспокоится. Девушка тяжело вздыхает и улаживает его обратно, подавая платок. — Хотя, признаю, мне ужасно приятно твоё внимание, — договаривает он, после того как полностью прокашлялся. — Ты слишком много болтаешь, — Ванда садится рядом, прикладывая ладонь к его щеке. Пьетро довольно трется об руку, которая сейчас в жар ему казалась спасительно прохладной, — Тебе принести одеяло? Может болит что-нибудь? Мужчина откидывает голову на подушку и недовольно мычит. Он ведь не маленький ребёнок чтобы о нем так заботились. Недолго он просто пялится в потолок, а потом снова переводит взгляд на сестру. От её взволнованного взгляда Пьетро вспоминает, как когда-то таким же смотрел на неё. Ещё тогда, когда не знал, что он простуды не умирают. — Голова. Но если поцелуешь, станет легче. Ванда ухмыляется. Совсем никакой серьезности к своему здоровью. Петро блаженно прикрывает глаза, когда её мягкие губы касаются его лба. Сегодня он будет глотать горькие таблетки и пить отвары не для себя. Для неё. Чтобы ей не приходилось чувствовать его головную боль и слушать кашель. — И всё тело ломит… Сейчас помру, — он театрально закидывает руку на голову. — Пьетро, — укоризненно вздыхает ведьма. — Ладно, понял. Ванда берет его ладонь в свои и бережно сжимает. Она больше не будет ничего ему говорить, не будет отвечать на его шутки и вопросы, в надежде, что вскоре он сдаться и немного поспит. Но она и сама не заметила, как уснула на его груди. Брат же так и лежал с открытыми глазами, поглаживая её волосы, пропуская их сквозь пальцы. Заправив выбившуюся прядь за ухо, Пьетро расплывается в улыбке похожей на детскую, искреннюю. Руку, которой сестра продолжала держать его за ладонь, он подносит к губам и целует в знак благодарности за заботу, стараясь не уколоть мягкую кожу щетиной. — Ничего не меняется… И ничего не изменится, пока их двое, пока они рядом.