В сторону розовых лепестков

Листы комкаются в руках, пачкаются чернилами и окровавленными камнями падают вниз, на пол, на пронзительно белую в темных кляксах горку камней-листов. Душа печальна, глаза – смеются. Истерично и горько. Беззвучно. В одиночку, окруженные лишь белоснежными в черных кляксах комках. Сильнее делает все, что не убивает. Как убить мертвого? С кончика тонкой кисти капают на стол чернила, стены белеют вокруг, так же, как бумажные сугробы под ногами. Раздвинуты ведущие на улицу хрупкие бумажные седзи, ветер – неизменный спутник вечности, легко раздувает смоляные волосы и играючи вплетает в них белые и розовые лепестки сакуры. Судьба отмеряет каждому свой срок. Почему ты прожила так мало? Каждую весну умирают миллиарды маленьких нежных цветков, как те, что когда-то вплетались тонкими пальцами в шелковистые цвета воронова крыла пряди, ярко выделяясь на их фоне неповторимым цветом своих лепестков. Вскоре весна умирает, чтобы возродиться вновь, как феникс возрождается из груды пепла. Она возвращается с первыми распустившимися цветками. Почему же ты не вернулась с ней? Постепенно оскорбительно яркое голубое небо, пронизанное мириадами солнечных лучей, темнеет как раз до оттенка знакомых глаз. В нем четче просматривается чернильная синева, словно принесенная ветром в утешение. Только для гордости утешение непозволительно. Гордость не примет подачек. Ненавидеть весну, раз за разом наблюдая за цветением сакуры. К чему забвение гордости? Тихий шорох бумаги режет устоявшуюся в комнате тишину. Время улетает, как унесенные ветром опавшие лепестки, надежда погибает раздавленными цветками в исступленно сомкнутых ладонях. Вера умерла в тот момент, когда навсегда остыла в тонких пальцах узкая чужая ладонь. Моя весна навсегда умерла вместе с тобой, ты была первыми опавшими лепестками. Теперь я жду попутного ветра, который унесет меня в нужную сторону.