За жизнь

- Что ж, это здесь? - Господи, как холодно! - Это…этот камень… За стенами пещеры бушевала вьюга. Злой ветер взметывал в небо тысячи снежинок, играл с ними, кружил, бросал в лицо. В такую метель невозможно было двигаться дальше. Буря остервенело рыдала, силясь прорваться к путникам и проглотить их, но этот закуток спрятал их от ее злобы. Дикий ветер изредка врывался в эту обитель, взрываясь воем под сводами пещеры, но он не мог нанести им вред. Он лишь пугал детей, впервые попавших в лапы нелюдимого севера. В самом центре этого грота, прорубленного прямо в скале, стоял необтесанный камень. На нем была высечена надпись – имя и две даты. Свирепая северная ночь, не знающая пощады и жалости, загнала несчастных путников в холодную грудь скалы, в обитель вечной скорби…в чей-то склеп. Ветер вновь без стука влетел в пещерку, полоснув ледяным ножом по стенам и потолку, и разметал длинные рыжие космы человека, стоящего у могилы. - Учитель, почему вы молчите? Вы…вы знали человека, который здесь похоронен? – спросил ребенок, вытягивая шею и пристально глядя на мужчину в дубленой куртке. Человек полуобернулся, отводя в сторону упавшие на лицо волосы. Правая сторона его лица была почти полностью скрыта повязкой. Его левого глаза не было видно, а по этой мертвой пустоте черной ткани ничего нельзя было прочесть. - Да, Элиот, - ответил человек безмятежным голосом. – Я знал его. Когда я был еще молод, он был моим… другом. - Но…но разве настоящему Историку положено иметь друзей? – ребенок неуверенно втянул голову в плечи, боясь, что сказал глупость. - Нет, Элиот. Не положено, - тем же ровным голосом согласился мужчина, вновь поворачиваясь к могиле. Он тихонько провел рукой по надгробию – жест, подобный прикосновению к живому человеку. Жест, слишком теплый и дружеский для этого безответного, холодного камня. Человек надеялся, что дети не заметят этого. Но человек ошибся – любопытство ребенка не пересилит даже страх затрещины. - Вы… учитель, вы дорожили своим другом, да? – несмело пробормотал мальчик, еще глубже забиваясь в уголок. - Я с тобой согласен, Элиот, по поводу друзей, - игнорируя вопрос и слегка повернув голову к ребенку, продолжал человек. – Но именно поэтому я сказал, что не подхожу вам как учитель. Я не настоящий Историк. Я лишь слабый человек, Элиот… Мужчина присел у камня и грустно улыбнулся уголком рта. - Но даже так, я должен жить. Жить и записывать историю. Потому что, кто-то должен рассказать вам, детишки, о героях, которые заботились о нас. О тех, которые хотели, чтобы вам светило солнце с мирного неба… О тех, кто лег костьми за нашу победу. Человек вновь отвернулся к надгробию и прикрыл единственный глаз. - Нужно помнить тех, кто сражался за то, чтобы мы сейчас жили – пробормотал он в плотный шарф. – Потому что это… единственный способ сказать им «спасибо». Человек низко склонил голову, и рыжая шевелюра вновь отделила детей от их учителя. - И я говорю тебе спасибо, Аллен Уолкер. Спасибо…за все те жизни, которые ты защитил. Дети не могли увидеть слез, капающих из здорового глаза человека. Северная ночь все стенала на приволье, лишь изредка затихая. Ветер безутешно рыдал, разбиваясь о мертвые скалы. Но где-то там, за серебристым горизонтом, постепенно выплывал из темных глубин огромный сияющий диск. Его чуть виднеющийся свет сулил надежду, веру, новый день. И призрак светоча с каждым часом все больше набирал силу, грозясь вот-вот взойти на небо и прогнать колючую ночь. Где-то там, за недоступным горизонтом, занимался рассвет.