По ту сторону

Когда-то давно, когда я была маленькой, мои родители купили большой новый дом, подальше от города, чтобы я могла все свободное время проводить на природе и дышать свежим воздухом. Места в этом доме было намного больше, а вокруг и вправду был чудный лес, и я часто гуляла в нем, когда мне наскучивали уроки, книги и знакомые, которые жили поблизости. Я очень любила этот дом, а в особенности любила чердачную комнату, в которой читала дни и ночи напролет. В этой комнате меньше прибирали, и она пахла пылью и сыростью после дождей, в ней было совсем небольшое окошко с прелестными кружевными шторками и мягкий диван, на котором я читала книги. Однажды родителям подарили большое зеркало в пол, но, к сожалению, оказалось, что его негде поставить в доме и зеркало перетащили ко мне на чердак и поставили рядом со шкафом. Зеркало было в большой золотой раме и когда его принесли, я почти весь день разглядывала завитушки и узоры на раме. Я разглядывала свое отражение и корчила рожицы, меня забавляло мое отражение в тусклом свете из маленького окошка чердачной, и я весь день провела у зеркала. Когда начало смеркаться я свернулась калачиком на полу и, глядя в слабое отражение зеркала, начала засыпать. Но шутка ли была, увидеть в отражении зеркала пару зеленых глаз со вниманием разглядывающих тебя? Но он правда был реален. Я всегда в это верила. В тот вечер на меня смотрел мальчик. У него были нежно-розовые волосы, растрёпано стоящие в разные стороны и внимательные зеленые глаза, следящие за каждым моим движением. Он не был сном, он правда смотрел за мной, когда я приходила на чердак, и правда улыбался, когда я рассказывала что-то смешное. Я долгое время не знала кто он и откуда, потому что я не слышала того, что он пытался мне сказать. Но мы научились общаться, вырисовывая слова поверх своего дыхания. Увы, он не знал, почему он в зеркале и как долго это длится, но мне всегда казалось, что он был духом этого таинственного куска стекла в обрамлении золотой рамы. И по мере того как шли года, а зеркало старело, и рама теряла былой цвет, мальчик тоже рос. И я этому радовалась. Мне нравилось, что мой лучший друг тоже меняется, ведь его внешность, была единственным, что происходило в его мире. Его внешность и я. Я рассказала, как перешла в среднюю школу и хвасталась ему своей новой школьной формой, я рассказала, как впервые заняла первое место на литературном конкурсе, или как мне впервые признался в любви мальчик, которого я совсем не знала. Зато Нацу знал. Он знал почти все, что со мной творилось. Я могла подолгу рассказывать ему свои мысли и события минувших дней, делилась сокровенным, а также всеми грустями и радостями. Он всегда преданно слушал и улыбался своей широкой улыбкой, когда это было нужно. И изредка что-то писал поверх своего дыхания.  — Как думаешь, Нацу, — сказала как-то я. — Мы ведь всегда будем вместе? Зеркало — единственное, что нас связывает и оно такое хрупкое, что я невольно боюсь, что кто-то может его разбить. И если это случиться, я не знаю, что со мной станется… Он не улыбнулся как обычно, а лишь долго смотрел на меня в упор. По его внимательным зеленым глазам я поняла, что ему стало грустно от этой мысли, и через какое-то время он вывел на стекле надпись: «Пожалуйста, не говори так»  — Прости… Это глупости конечно! — я попыталась улыбнуться. — Никто и ничто нас не разлучит, это зеркало будет жить вечно, а я вечно буду рядом с тобой. «Ты обещаешь?» — вывел он.  — Я обещаю. И в этих словах я хранила бесконечную надежду на то, что так оно и будет. Я не хотела думать, что будет потом, когда я вырасту и когда мне, возможно, предстоит съехать с этого дома. Как я буду перевозить зеркало, не повредят ли его, не поблекнет ли оно, не разобьется ли оно, не сломается ли рама, или что-нибудь еще в этом духе. Для меня оно было самым ценным в своей жизни. Шло время, и теперь на чердак к Нацу поднималась не ученица средней школы, а полноправная старшеклассника Люси Хартфилия. Да, мне исполнилось уже семнадцать лет, а зеркало все так же стояло на моем чердаке и тщательно мною протиралось. Это зеркало стояло тут уже одиннадцать лет, и я по-прежнему любила его. Нацу вырос и сильно вытянулся и возмужал, но его улыбка была такой же широкой, когда он меня видел, и светилась еще шире, когда на мой день рождения, я говорила, что мы с ним прожили бок о бок еще один год. Тогда на зеркале появлялась одна большая надпись: «Поздравляю» И я продолжала ему рассказывать о том, как живу и что делаю. Это было его единственное развлечение в этом зеркале, потому что другие люди сюда почти не заходили. Исключением были мои родители и знакомые, которые заходили за мной, чтобы проведать, но мы довольно быстро выходили, и я оставляла Нацу на какое-то время одного.  — Ты ведь не против, что тебя вижу только я? — спрашивала его я, боясь, что ему одиноко, но он мотал своей розовой копной волос и улыбался. Я надеялась, что так может продолжаться и дальше. Но видимо я ошибалась… В тот день я, ничего не подозревая, вернулась из школы и сразу же пошла на чердак, чтобы кинуть там школьную сумку, спуститься пообедать и вернуться. Но когда я вернулась с обеда, мама крикнула снизу, что ко мне гости. Я никого не ждала и сильно удивилась, когда ко мне наверх поднялась Минерва. Меня это сразу напрягло, потому что я не очень ее любила. Она пугала меня. Она была самоуверенной и дерзкой, а еще всегда находила, что сказать, чтобы уколоть тебя больнее. У нас не было никогда особых разногласий, но я боялась, что они появятся, и старалась слишком много с ней не общаться. Но в последнее время мы стали часто видеться в одной компании и довольно тесно начали общаться с друзьями друг друга. И я не удивилась, когда ее претензии начались именно из-за этого.  — Почему ты меня избегаешь? — тут же строго спросила она, стоило ей войти в помещение. — Боишься меня? Ты ведь знаешь, что я тебе скажу, я права?  — Минерва… — слегка попятившись, отозвалась я. — Что бы это ни было, ты не права!  — Я говорю о Стинге! — ее глаза метали молнии. — Сегодня он опять все время проводил с тобой, а на меня даже не смотрел. Ты же знаешь, что он мой парень, а не твой, разве это не понятно?  — Вы даже не встречаетесь… — начала было я, но это было ошибкой.  — И ты решила этим воспользоваться?! Я ведь ясно сказала не приближаться к нему!  — Если он с тобой не общается, тебе не кажется, что проблема в тебе, а не во мне? — решила перестать пятиться я и с вызовом посмотрела в глаза удивленной девушке, потерявшей дар речи от моей внезапной прямоты.  — Да как ты… — начала она, но я ее перебила.  — Ты просто вечно считаешь себя правой и ставишь выше других, хотя это далеко не так! Может пора принять тот факт, что не все люди тебе обязаны?  — Ты совсем рамсы попутала… — сердито нахмурилась та и отступила на шаг к двери.  — Уж я ничего не путала, Мин. Если что-то не нравится, выясняй это с Эвклифом, а не со мной, потому что я общаюсь, с кем хочу! Лицо Минервы побелело, а потом стремительно побагровело, и на меня внезапно высыпался целый шквал обидных и гадких оскорблений, часть которых действительно задела меня за живое. Я так давно не слышала ничего подобного, что забыла обо всей своей былой уверенности и теперь уже сама стояла опешившая от такого отношения. Я предприняла очередную попытку выгнать брюнетку, но та, кажется, и сама начала приходить в себя и в довершении своей тирады замахнулась на меня шкатулкой, стоявшей на комоде. Минерва, если бы ты знала, как мало значили все твои слова, но как много было в той шкатулке, которую ты кинула… Которая пролетела мимо меня, потому что я увернулась… И которая рассекла на множество осколков самое дорогое в моей жизни… Минерва, ты не знала об этом. Ты убежала, плача и злясь на весь мир, не понимая, почему тот высокий блондин больше не обращает на тебя внимания. Ты думала только о нем и о том, чем я лучше. И ты не видела, как с моего лица исчезли все эмоции, и умерла душа в тот самый момент, когда раздался звон разбитого стекла. Ты не видела. Но это было.  — Нацу… Я в ужасе обернулась и увидела своего розоволосого друга, с испуганным лицом, стоявшего по ту сторону зеркала. Посередине зияла огромная трещина, от которой шли миллионы других чуть меньше и корявее. А на полу валялась злосчастная шкатулка, на которую медленно, но верно осыпались маленькие осколки зеркала. Осколки Нацу. Осколки моего лучшего друга. — Нет, нет, нет, нет… Я подбежала к зеркалу, примкнув к нему руками и пытаясь вставить назад недостающие кусочки, но трещины, казалось, все росли и осыпались, хотя так не должно было происходить. Такого вообще не должно было случиться! Зеркало не должно было разбиваться, Минерва не должна была приходить! — Черт! Мои руки задрожали в попытках собрать осколки, но слезы подступающие на глаза сделали все вокруг туманным и расплывчатым и я ничего не видела. Кажется, я уколола палец и с него закапала кровь, но я этого не чувствовала. Ни одна физическая боль в мире не могла заглушить ту душевную, что сейчас проснулась во мне. Я хваталась за зеркало и стекла, и пыталась разглядеть испуганного Нацу так же примкнувшего ко мне. Мне казалось, он звал меня, казалось, что кричал, но через зеркало я ничего не слышала. Мои горячие обжигающие слезы застилали все вокруг. Осознавая случившееся я заплакала навзрыд. — Я же обещала, я же говорила… — сквозь слезы провыла я и уперлась лбом в зеркало, зная, что он делает то же самое. — Я же обещала, что зеркало будет вечным, и я вечно буду с тобой! Неужели вечность так скоротечна? Я приподняла свое заплаканное лицо и ужаснулась, видя, что почти все зеркало покрылось трещинами и что вот-вот все они осыплются до конца. Нацу стоял напротив меня на коленях и растерянно и испуганно смотрел на меня из-под своей розовой челки. Он был таким потерянным и несчастным, отчего новый приток слез тут же хлынул по щекам.  — Я вроде не виновата, но кажется, что все это из-за меня, — сказал мой подавленный голос. — Это я связалась с Минервой на свой страх… Пожалуйста, если можешь, прости меня… «Не плачь, пожалуйста» — написал он на оставшейся части зеркала, которой было уже не так много. «Ты — лучшее, что у меня было» — сказал он снова, но в ответ получил лишь мой заплаканный взгляд и шмыганье носом. «Люси» — его глаза искали поддержки от меня. — «Улыбнись ради меня»  — Это же… невозможно. — выдохнула я, замечая, как кусок зеркала отваливается и ему остается жить лишь жалкую минуту, не более. — Как я могу улыбаться, когда ты умираешь? Он смотрит на меня, и я все же пытаюсь выдавить улыбку, но у меня не выходит, и я только в бессилие прижимаюсь лбом к зеркалу, видя перед собой лишь его оставшиеся зеленые глаза. Сейчас исчезнут даже они. Даже эти прекрасные глаза и улыбка… Я зажмуриваюсь, потому что слезы и ком в горле снова нарастают и мне кажется, что еще немного и вместе с ним не останется и меня. Потому что столько слез и боли во мне не вызывало ни что в моей жизни уже очень давно. Я чувствую себя такой бессильной, что хочется упасть и никогда не просыпаться. Но этого не происходит. И я просто стою и плачу, прижимая к себе осколки, которые ранят мои руки и с которых капает кровь на пол и на мою одежду, но теперь это все, что у меня осталось. Потому что его больше нет. Просто нет.  — Нацу… Моего Нацу. Моего лучшего друга, самого дорогого, что у меня было. Нет…  — Я люблю тебя… В унисон с моим голосом раздался чей-то еще. И хотя я никогда не слышала его голоса, но он был прекрасен. Таким, какой он есть. Потому что он все еще был рядом. Шутка ли, увидеть пару зеленых глаз со вниманием разглядывающих тебя? Но он был реален. Я всегда в это верила. Я это знала.