Имя судьбы

Имя судьбы Всё перемешалось. Как смешиваются на столе одним небрежным движением рукИ капитана карточки с разноцветными картинками. Здесь, в комнате всё словно чуть дрожит от пронзительной тишины, в которой лейтенанту кажется оглушительным стук собственного сердца. А где-то снаружи – звездное небо… и солнце в зените. Цветущая сакура и осенние листья. Раскаленная серебряно-золотая пустыня – и сверкающий лед на берегу океана, иссиня-зеленые волны… Какой-то немыслимый сад, наполненный запахами невиданных фруктов. И всё реально, и всё возможно – надо только выбрать. Выбрать. Что-то одно. Тогда оно оформится, уплотняясь, обретая четкие контуры… И – сложится-сбудется. А все остальное развеется призрачными снами. Только Кира, кажется, не умеет выбирать. Боится. Боится прогадать, ошибиться – или просто принять на себя ответственность. И предпочитает не думать об этом. Ничего не знать. Ввериться своей Судьбе. Отогнать от себя подальше все такие мысли и ощущения. Нереально – недостижимо. Иногда – помогает просто уйти и тренироваться до изнеможения. Повторяя как заклинание: «Я – солдат… Ну хорошо, я – офицер. Я сделаю что нужно – только и всего…» Старательно не задумываясь, ЧТО ИМЕННО придется сделать. Не пытаясь заглянуть за пелену одинаковых дней – в тот, какой-то, который будет НЕ ТАКИМ. – Все равно доживем, и всё случится. Куда торопиться-то? Но иногда – не уйти, не заставить себя. Вот как сейчас. Он просто стоит возле капитанского стола и смотрит. И, вроде, ничего особенного – вокруг стЕны и предметы их общего кабинета в Третьем отряде, всё здесь до оскомины привычно и знакомо… кроме странных карточек, которые Ичимару раскладывает на столе. Но при этом у Киры четкое ощущение, что всё вокруг неуловимо изменилось. Что они с капитаном здесь – и в то же время совершенно не здесь. Что все границы сдвинулись, а все законы перестали действовать. Что за стенами – не территория отряда, а какие-то неведомые миры… все сразу. Что, если выйти в дверь, то попадешь в одно какое-то место… а если выскочить в окно – то совсем в другое. А если выйти в ту же дверь минутой, секундой позже – то в третье… Это и жутко, и так волнительно-прекрасно… И Изуру не смеет пошевелиться, он дыхание затаил и как завороженный следит за руками Гина. А для Гина – словно всё опять не всерьез. Он посмеивается, укладывая карту к карте, наклоняет голову, щурится, хмыкает… снова перекладывает карты… покачав головой, поднимает руки, сплетя пальцы у себя на затылке – и откидывается на спинку стула. - Мдааа… - Что там? – решается спросить Изуру. - Аа… Всё как обычно: чья-то зависть и чья-то глупость, и напрасные хлопоты, и нежданная удача… И казенный дом – да нам весь Готэй один большой казенный дом, разве нет?.. И какие-то приобретения, и какие-то потери… И любовь, как всегда… Наверное, это ты, Изуру? Ты ведь любишь меня, верно? Кира заливается жарким румянцем, опуская глаза – и упираясь взглядом в карту, на которой изображен кто-то белокурый и в светлом. Вокруг него рассыпаны чаши и кубки – то ли семь, то ли восемь… А рядом – другая карта, на ней - несколько мечей и некто с завязанными глазами. Изуру кажется, что он – скорее вот, на второй. Он сам бы не смог сказать, почему ему так кажется, но от взгляда на эту, вторую, карту болезненно сжимается сердце. - А впрочем, всё ерунда!.. – смешок, взмах широкого рукава, и половина карточек слетает со стола на пол. Кира вздрагивает, ему кажется, что так нельзя… что это почти опасно… - Изуру, да не относись ты к этому так серьезно! Тоже мне, страшная черная магия! - Но… Вы же… Вы же можете видеть по картам будущее, капитан. Разве нет? - Могу. Могу иногда и без карт его видеть. Только знаешь, что я тебе скажу? Мне это давно не интересно. Изуру хочет спросить, как же так. Он много чего хочет спросить, в том числе и про эти карты – но каждый раз не решается. Он почему-то смутно опасается их – хотя Гин, и правда, что гадательный расклад делает, что просто пасьянс какой – одинаково непринужденно, с одинаковой усмешкой и словно от скуки. И Изуру каждый раз пытается убедить себя в том, что его ощущения, ну, что в эти минуты неуловимо меняется мир, – это только его больные фантазии. – Почти получается. ПОЧТИ… Кира растерянно смотрит на рассыпавшиеся по полу картинки. Ичимару тихо фыркает, медленно встает, потягивается, как кот… и молниеносно оказывается возле своего лейтенанта, близко-близко, так, что их одежды соприкасаются. - Изууурууу… Тихий, тягучий, чуть насмешливый голос. Кира покорно прикрывает глаза – он знает, что сейчас будет. Горячее дыхание на чувствительной коже шеи, потом прикосновение губ, языка… Теперь-то точно все миры за пределами комнаты пускаются в бесконечный хоровод… и это хорошо – о них можно больше вовсе не думать. Никто не войдет. – Никого больше не существует. Кира каждый раз уверен в этом. Вроде бы, это так неудобно – то у стены… то на столе… а то прямо на полу, подстелив разве что свою же черную форму, которая словно сама собой соскользнула с тела… Безумие. Безумие, имя которому Ичимару Гин; безумие, которому бесполезно пытаться сопротивляться; безумие, в которое хочется проваливаться и проваливаться. Не слыша и не видя ничего вокруг. Изуру не чувствует, что пол под ним такой жесткий. Он не чувствует, что в комнате довольно холодно. Его голова запрокинута, его волосы разметались, его губы закушены, чтобы сдержать не то всхлипы, не то стоны, его пальцы вцепились в плечи Гина, словно хотя бы так можно удержаться где-то на грани этой реальности. Какое там… Наслаждение становится невыносимым, лейтенант кричит чуть не в полный голос, он не может больше – думать, сдерживаться… - Тихо, Изуру, тихо… Какой же ты у меня страстный!.. Кира открывает глаза, встречается взглядом с Ичимару. Облизывает пересохшие губы. Медленно осознает, где он. Черт, всё как обычно. Ну почему бы – не пойти к кому-нибудь из них, не лечь в нормальную постель? И – хоть раз – никуда не торопиться? Почему – опять вот так? Почему каждый раз он совершенно перестает соображать, когда Гин просто подходит к нему, обнимает, дышит в шею? Почему иногда, вдруг вспоминая об этом во время работы с какими-нибудь документами, он словно в тот же момент испытывает всё это заново – и на миг перестает понимать, где находится? Это так сладко. Это так горько. Сейчас, когда всё уже, вроде бы, кончилось, ему хочется смеяться и плакать одновременно – но он просто молчит. Прижимается к разгоряченному телу Гина – и молчит, потому что боится сказать что-нибудь не то… хотя ему так нужно сейчас высказать то, что он испытывает. И хочется так вот и лежать, долго, - хотя лучше бы, конечно, не на полу, - лежать, чувствовать рядом Гина, ощущать их близость, верить, что они нужны друг другу… а не что для капитана это всё – так, развлечение… как те же карты. Красивая затейливая забавная игрушка. Капитан любит игрушки… Капитан редко к чему-нибудь относится всерьез. - Одевайся, Изуру. Нам пора, рабочее время давно закончилось. - Капитан… Вы… - А, да, я ухожу. Мне нужно сегодня вечером встретиться кое-с-кем. Не грусти, мы расстаемся всего-то до завтра. Кира пытается подавить вздох. Только что он чувствовал себя абсолютно счастливым – но как же мимолетны эти ощущения. Что останется? Ждать (и бояться) следующего такого же раза. Когда сначала ты радуешься, что тот, кого ты так безнадежно и безысходно любишь, снова хочет тебя – а значит, ты всё же нужен ему, не надоел, не наскучил… но потом, очень скоро, ты снова остаешься один – и уже ни в чем не уверен… ни в том, что нужен, ни в том, что будет следующий раз. Можно ли в этой жизни вообще хоть в чем-то быть уверенным? - Карты сказали, что сегодня благоприятный день… для одного важного для меня дела. Что ж, попробую. Ну, не будь таким унылым, Изуру – тебе это не к лицу. Ичимару уже одет. Это он, Кира, все еще сидит, обхватив руками колени, на своем же черном косодэ - и сейчас в полной мере чувствует и жёсткий деревянный пол, и пробирающий насквозь холод. Он даже не смотрит на Гина – не может смотреть. Тот пожимает плечами – и выходит. Всё – как всегда… Изменится ли что-то? Когда? Что для этого нужно сделать? Может, карты сказали бы… Гин смеется-смеется, но порой их всё же слушает. Вот, и сейчас. Собрался и ушел куда-то. - А про чувства они тоже могут рассказать, Изуру знает. Может, попросить самого Гина погадать?.. Не говоря, на кого. Да а хоть бы и сказав! Заодно и посмотреть, что капитан тогда будет делать и как себя вести. Хотя, скорей всего, его и это – развлечет… Его ведь всё обычно только развлекает. Изуру, наконец, одевается и выходит на улицу. Прозрачные синеватые сумерки окутывают его, и это почти спасение: в сумерки каждый раз чувствуешь себя словно на границе нескольких миров, и та реальность, которая только что была для тебя такой ощутимой – и болезненной, словно меркнет. И снова возникает она, эта иллюзия того, что вот сейчас, именно сейчас можно что-то изменить – только нужно выбрать правильный мир и шагнуть в него, и в нем встретить завтрашний день… Но – опять, раз за разом – почти страшно ошибиться… промахнуться… сделать только хуже. Нет уж, пусть остаётся хотя бы как есть! Нет, Кира не трус. Он не чувствует страха, когда сражается, он не боится применять сложнейшее кидоу. Но это все – понятно и уже естественно. А здесь… какая-то другая неведомая магия, магия самой жизни, бытия… и надо, наверное, мнить себя немного демиургом, чтобы решиться на что-то такое. Он, Кира, не может. Для него это слишком серьезно. Возможно, уже серьезнее, чем собственная жизнь… Вот Гин – он, кажется, может, да. Со своей неизменной улыбкой, словно нехотя, или словно шутя – он будто бы действительно способен изменять течение любых событий по своему усмотрению. И всё всегда выходит так, как удобно Гину. Погода, стечение обстоятельств… Он всегда знает то, что хочет знать – нужная информация словно сама приходит к нему. И нужные люди – приходят сами или встречаются по дороге, когда он идет куда-то по совершенно другим делам. Всё у капитана Ичимару всегда будто складывается само собой. Но лейтенант Кира не верит в совпадения и случайности. Что-то такое умеет этот Гин… которого не зря за глаза называют хитрым кицунэ – и которого многие боятся. И есть ведь, наверное, за что. Лейтенант Кира не боится своего капитана. Ему смешно даже думать об этом. Хотя, он видел его не раз и в гневе, и в ярости. И в бою… и в некоторых других обстоятельствах. Он знает, что Ичимару Гину под горячую руку лучше не попадаться. Он представляет, на что тот способен. Но только все равно не боится его. Потому что… Потому что любит. Во-первых. А во-вторых, верит, что капитан никогда не причинит ему зла. Вольно или невольно – нет, это абсолютно невозможно. И эта вера часто помогает Кире жить. Когда вот так вот заканчиваются вечера, когда от тоски хочется взвыть, когда начинает казаться, что ни в чем нет смысла… Тогда Кира, сжав зубы, гордо вскидывает голову и идет себе один по сейретейским улицам, бездумно глядя по сторонам – и повторяя про себя: «Завтра будет новый день… и, может быть, что-то все же изменится. А если и не изменится, - что ж, мне не на что жаловаться: тот, кто дорог мне, снова будет рядом… долгие часы… Он ведь не отталкивает меня! И мы будем разговаривать, работать и пить чай, сидеть рядом или рядом сражаться, мы будем улыбаться друг другу, смотреть друг другу в глаза… Это ведь – так много… Надо уметь радоваться тому, что есть!» Надо радоваться тому, что есть. А если тебе постоянно хочется большего… Ну что ж, это – исключительно твои проблемы, Кира Изуру. Хочется – большего… Ночь за ночью в одиночестве. Часто без сна. Лучше не думать, где в это время Гин. И - один ли… Просто капитан очень не любит что-либо усложнять. И еще – не любит торопиться, это Кира давным-давно понял. Те, кто не торопится, зато обычно как раз всё и успевают. Что же, он тоже не будет торопиться. Хотя теперь почему-то порой ему кажется, что времени у него уже не так много. И что оно медленно, но верно истекает. День за днем и ночь за ночью, в которые снова ничего не происходит. И когда эта мысль в очередной раз приходит к нему, от странной тоски и неприятного предчувствия сжимается сердце. Глупое, непослушное сердце… «Он ведь - только играет… Я это знаю почти наверняка. А я… Я же – люблю?.. Вот же угораздило!.. Всегда считал, что и без этого прекрасно можно обойтись. Холодное сердце – трезвый рассудок. Общение с кем-либо строго в пределах мне же удобных границ. Никто ни от кого ничего не ждет, никто не разочаровывается. Не о ком беспокоиться, и никто не беспокоится о тебе. Так лучше – так проще. Страх за свою собственную жизнь я однажды испытал – и перерос это, как те полудетские ученические синие хакама. А бояться до боли за кого-то другого… Нет, я не мог этого себе позволить – я же шинигами. Так я решил. Это был мой собственный выбор. Все вокруг крутили романы, или безответно по кому-то страдали – а я учился, тренировался… делал первые успехи на службе… стал лейтенантом. И вдруг… Я не хотел, я правда ничего такого не хотел. Не искал, не ждал. Не за этим шел служить в Третий отряд. Но… И как после этого не верить в судьбу? А если есть Судьба – значит, можно узнать, что суждено?..» Сегодня смутных ощущений и смущающих мыслей как-то особенно много. Сегодня капитан был особенно стремителен и напорист, и ушел уж как-то тоже слишком быстро. С кем ему там срочно понадобилось встретиться? Что такое происходит где-то в недрах Готэя?.. Имеет ли к нему, Кире, это какое-то отношение, заденет ли как-то его?.. Почему всё тревожнее и тревожнее становится – и хочется порой, приходя в себя после бурных, но столь кратких «развлечений» в кабинете, цепко ухватить стремящегося каждый раз ускользнуть капитана за край белого хаори – и удержать, не пустить… упросить остаться, словами ли, взглядом ли, или более решительными действиями?.. Только ведь лейтенант никогда этого себе не позволит! «Изуру, ты ведь любишь меня, верно?..» Да, любит. Так уж вышло. Так вышло, потому что иначе, видимо, просто не могло быть. Только лейтенант Кира считает, что капитана Ичимару эта его любовь абсолютно ни к чему не обязывает. Любовь – это всецело личное переживание того, кто полюбил. И из факта наличия этого переживания совершенно не следует, что в ответ кто-то что-то становится должен. – Кира Изуру всегда так считал. В том числе поэтому он и не хотел ни в кого влюбляться. Но, раз уж случилось… себе самому и своим принципам он все равно не изменит. И вот Изуру у себя. Уже стемнело, но он не зажигает огня. Не раздеваясь, ложится поверх постели. Закрывает глаза. Он устал, но не чувствует усталости – он вообще почти ничего сейчас не чувствует. Он почти ничего сегодня не ел, но он даже не помнит об этом. Ему всё равно, и всё сейчас неважно. Сейчас нахлынут образы и воспоминания – его собственный набор ярких волшебных картинок, которые он будет тасовать в воображении так и этак… может быть, до самого утра. Цветущая сакура и осенние листья. И белоснежные сверкающие снежинки, и бабочки на ярких летних цветах. Всё это он видел много раз, всегда знал, что это красиво – но только когда в его душу вошло чувство к Гину, всё это заиграло вдруг настоящими красками. И теперь оно, всё единовременно, живет в нем, памятью о каждом мгновении, проведенном вместе с тем, кого он полюбил. И это – то, что останется с ним навсегда. То, что уже сбылось, так или иначе. – Чаепития на энгаве в тягучий душный летний полдень… Смутные чувства, которым не хотелось давать названия, но которые уже начали заявлять о себе. - Шуршание листьев под ногами ранней осенью, когда медленно брели они вдвоем, не торопясь возвращаться в отряд после общего собрания высших офицеров… Кира уже понял тогда, что с ним происходит – но всё оставалось несказанным, а значит, пока словно несуществующим… а потому не мучило еще, а только, наоборот, окрыляло. – Один зонт на двоих – и студёный ноябрьский ливень, под которым в итоге они промокли оба… И – первое осознанное объятие, а не случайные мимолетные прикосновения: но надо ведь было согреться… Пылающие щеки, охрипший голос… Нет, ничего так и не названо своими словами - но всё о чувствах Киры и так уже понятно. Обоим. - Первый снег… первый раз… и первая боль от осознания, что всё – как-то совсем не так, как, наверное, бы хотелось. – Зима, долгая, изматывающая. Белый снег, черные деревья. Белая бумага с черными строчками отчаянных стихов… чернеющая в огне, и снова становящаяся белой, превращаясь в пепел. Черная форма, белое капитанское хаори, белая повязка с лейтенантским шевроном. Черные тени на белых сейретейских стенах, когда Изуру идет по улицам за капитаном, не смея порой на него смотреть – и глядя из-под челки куда-то в бок. Резкий свет – резкая тьма, всё слишком резко, всё – словно лезвием по живому… Всё – откровенно и без полутонов. Безудержное чувство одного, сдержанная вежливость и очевидное отсутствие чувств у другого. Лейтенант так и не дерзнул тогда ничего СКАЗАТЬ своему капитану, ничего не спрашивал и не получал ответов, но он и так ВИДЕЛ, как обстоят дела. И он не посмел позволить себе считать, что капитан просто жесток. Он принял всё так, как есть – с истинно аристократическим достоинством, хотя чего ж аристократичного было в том, что им, по сути, просто пользовались… Но он это так не воспринимал. Он искренне и безоглядно отдал себя всего – принес самый дорогой дар, какой только мог. И его подарок приняли. Не оттолкнули и не посмеялись, хотя Ичимару-то, наверное, бы мог. И Кира ни о чем не просил и тем более ничего не требовал. Он не унижался и никогда не выглядел жалко. Он нес свое чувство как святыню – бережно, но с высоко поднятой головой. И Гин как-то… смягчился. Перестал быть таким отстраненным, холодным и даже колючим. У черного и белого появились полутона… а вместе с весной – и другие цвета и оттенки. - Цветущая слива, а за ней сакура. Опадающие лепестки. Немыслимый сиреневый закат. Они стояли среди деревьев и читали друг другу старинные стихи, но Изуру даже в тот момент не попытался с помощью чужих красивых слов поведать Гину о своих давно тому известных чувствах – хотя это было бы, возможно, так естественно! Он ничего не имел в виду – он просто наслаждался цветами и поэзией в обществе того, кто мог оценить и то, и другое. А если уж это оказалось, в то же время, общество глубоко ему небезразличного человека – ну что ж, просто, наверное, повезло… И если бы он решился тут же еще и объясниться в любви – то, наверное, умер бы от переизбытка чувств! Хотя, и верно: зачем объясняться?.. Гин и так ведь всё знает. Знает. - Вот и лето, очередное лето, вот и год прошел, сумасшедший год, год горького счастья… и настоящей, полной до краев ярчайшими ощущениями жизни, какую Кира теперь ни за что не променял бы на прежнюю, спокойную, ровную и почти без эмоций. Глядя на огромный букет пионов на своем столе, капитан покачал головой и тихо спросил без малейшей насмешки: - За что же ты так меня любишь, Изуру?.. Слово прозвучало. Сердце Киры пропустило пару ударов – но земля не разверзлась под ногами, и высокие стены Сейретея не обрушились им обоим на головы… Ничего не изменилось в окружающем мире, совершенно ничего. - Разве любят за что-то? – вспомнив, как дышать, спокойно ответил лейтенант, пожав плечами, и без смущения встретил озадаченный и чуть удивленный взгляд капитана. - Вот как… Наверное, мне просто очень повезло с тобой. - Возможно. Но вам часто везет, капитан. Разве нет? - Хм… Можно и так сказать. - А возможно… возможно, это мне когда-то очень повезло с вами. - Ты о чем? - О том давнем-давнем случае, когда вы спасли мне жизнь. Такое ведь не забывается. И теперь она всегда принадлежит вам. - Ты… не перестаешь меня удивлять, Изуру. - Чем же? Считать, что твоя жизнь принадлежит тому, кто однажды ее тебе сохранил – мне кажется, что это так естественно! А еще – это легко. Почти легко. Потому что теперь можно отбросить сомнения и колебания и не беспокоиться больше ни о чем. По сути, вверив свою судьбу в руки того… того, кого любишь. Это ли не счастье? Безумное немного, но Киру вообще многие считают странным. А он теперь абсолютно спокоен – его жизнь принадлежит Ичимару Гину, его душа, его сердце, его тело принадлежат Ичимару Гину… Ичимару Гин, капитан Третьего отряда Готэй 13 – вот имя его судьбы. Гин, который умеет видеть будущее и подчинять себе настоящее. И от которого каждый день совершенно неизвестно чего вообще ждать. Позволит ли он всё же, наконец, приблизиться к себе? Или так и будет держать на расстоянии? Том самом, в пол-шага где-то за спиной, как когда они вместе ходят днем по Сейретею? Кира садится на своей так и не разостланной постели. Ночь прошла, серое утро сочится в приоткрытое окно. В комнате очень холодно. Но это неважно: ему здесь больше делать нечего, пора собираться на службу. И будет еще один день… и еще один вечер… эх. «Ичимару-тайчо… Что же вы такое делаете? Делаете же что-то, я чувствую! Но – осмелюсь ли спросить… Мне кажется почему-то: должен. Но как же это тяжело. Да, я хочу узнать будущее. Свое будущее, НАШЕ будущее. Только как же я боюсь… как боюсь узнать, что НАШЕГО будущего – нет. Что ничего так и не изменится, что мы никогда не станем друг другу ближе. Что не судьба… Что он никогда меня к себе так и не подпустит. Впрочем, это даже не столь важно. Просто – был бы рядом. Пусть всё даже остаётся так, как есть. Знать бы только, что не уйдет… не откажется… НЕ ОСТАВИТ. Хотя, - что за бред я несу??? Ну куда тут можно уйти? А я для него – весьма удобная вещь, которая всегда под рукой. Ками-сама… Кажется, я уже медленно схожу с ума!..» Надо бы хотя бы выпить горячего чая… хотя, это всегда можно сделать уже в отряде. Изуру умывается, приводит себя в порядок, делает несколько глотков холодной воды и покидает комнату, которая выглядит уже почти нежилой. Он думает, что идет сегодня на службу слишком рано, и решает немного прогуляться, пойдя не самым коротким путем. Он почему-то даже не удивляется, когда в одном из переулков его окликает сверху до боли знакомый голос: - Изуууру… Он останавливается, поднимает голову, смотрит на ближайшую крышу. - Что вы там делаете, капитан?.. - Да вот… Сижу, курю… - привычно усмехаясь, отвечает Гин. Да, действительно: нервные длинные пальцы крутят тонкую трубку… Как непривычно! - Давай сюда, лейтенант, у нас еще чертова уйма времени. «Времени ДО ЧЕГО?» - почему-то думает Кира, послушно забираясь наверх к капитану. Почему-то ему кажется почти наверняка, что речь сейчас идет совершенно не о начале рабочего дня… - Будешь? – Гин предлагает ему трубку. - Эээээ?.. Нет, благодарю! Изуру почти в шоке. Он в первый раз видит Гина курящим… хотя, это его личное дело, конечно… но чтоб тот еще предложил трубку – ему?!? «Я точно сегодня ПРОСНУЛСЯ?..» - Изуру… У тебя такой вид, словно ты собираешься сделать что-то категорически недозволенное! – Гин смеется, как всегда… хотя Кира отмечает про себя, что он сегодня какой-то… озабоченный и встревоженный, что ли. Впрочем, никто посторонний наверняка ничего бы и не заметил. - Почему это? – Кира смешно морщит нос и чихает. Ксо, да что он там такое курит, его немыслимый капитан! - Ну, мне-то откуда знать! Просто – ты так выглядишь. И, кстати, ты вообще причесывался сегодня? - А? Нет… - Изуру запускает пятерню в волосы. Если капитан сейчас еще и предложит ему расческу… он точно поймет, что спит. Но капитан не предлагает расчески. Он только снова затягивается, выпускает густой сладкий дым… - Да ладно, Изуру. Забей. Тебе и так неплохо. И Ичимару Гин протягивает руку и убирает челку с бледного лица своего лейтенанта. - Капитан… Что-то случилось? - Ммм… Нет. Пока… «Пока… Во что же вы так старательно стремитесь ВЛЯПАТЬСЯ, Ичимару-тайчо?» Сейретей перед ними кажется сейчас каким-то ненастоящим… Как просто красивая картинка. От странного табака в трубке капитана начинает чуть кружиться голова, и Изуру вдруг, наконец, решается: - Я хотел… хотел попросить вас… То есть, вы можете мне и отказать, конечно… - Да, Изуру? - Ваши карты... Они у вас сейчас с собой? - Карты? Ну да… Ичимару чуть озадаченно смотрит на Киру, потом, как фокусник, достает из ниоткуда свою разноцветную колоду… Из рукава всего лишь, конечно… Но это все равно выглядит почти волшебством. - Я хотел попросить… А вы не могли бы… Не могли бы погадать – мне? Я хочу знать, что меня ждет в ближайшем будущем. И – могу ли я… на что-то рассчитывать. Это звучит как-то… почти отчаянно. Кира тут же жалеет, что попросил. Ему кажется, что всё слишком уж прозрачно – и слишком глупо. А его капитан не любит глупостей, и может даже разозлиться. - Мммм… - нет, Гин не разозлился. Но он выглядит сильно озадаченным. – Видишь ли, Изуру… Я почти никогда не гадаю никому, кроме себя. - Но почему? - Потому что каждый все равно слышит не меня… а лишь то, что он хочет услышать. Изуру опускает голову. Да, не надо было просить. - Но… тебе-то я ведь не могу отказать! Изуру почти испуганно вскидывает глаза. Нет, Гин не смеется над ним. Гин невозмутимо и умело тасует колоду. - Что именно ты хочешь узнать? - Ну… - Кира внезапно заливается краской. Ичимару, хмыкнув, отводит взгляд и заявляет: - Ладно, - мне на самом деле без разницы. Давай начнем с простого: я достану карту, скажу тебе значение… а интерпретируй уж тогда сам! Идет? - Ээээ… Давайте попробуем. И перед носом Киры оказывается картинка: всадник на белом коне, с кубком в руках. - Что ж. Одна из «карт Двора», Рыцарь Кубков. «Вам сообщат приятные новости, относящиеся к вашей любовной жизни, семье или дружеским связям. Возможно, это будет известие о рождении ребенка, бракосочетании, или приглашение на вечеринку. Новости будут очень важными и будут касаться ваших самых близких людей». Или – эта карта просто характеризует тебя самого, Изуру: «Вы эмоциональны, способны на большую любовь, чувственны и сексуальны, вас ожидает поездка, путешествие, возможно, вместе с вашим возлюбленным». Изуру становится малинового цвета и думает, что сейчас, наверное, просто свалится с крыши. Ему ничего пока непонятно – но как же всё теперь понятно О НЕМ! - Хотя… возможно, ты и сам заметил… вытянутая мной карта – перевёрнута. И это означает, что «либо вам не сообщат новости, относящиеся к вашей любовной жизни, семье или дружеским связям, либо эта новость вовсе не будет приятной. Возможны переживания и стрессы, вызванные неприятными событиями в семье либо во взаимоотношениях с любимыми и друзьями. Развод, ссора, расставание». Рыцарь Кубков, лейтенант Кира, любит откладывать серьезные дела «в долгий ящик» и зачастую бывает нечестен. Теперь Изуру бледнеет… и еле находит в себе силы произнести: - Что ж… Всё это вполне похоже на правду, капитан… Затем он все же заставляет себя посмотреть Гину в глаза: - Только… семьи у меня нет, вы же знаете. - Да. «И самый мой близкий человек – это вы. И это вы тоже знаете… И… я все равно ничего не понимаю!» Ичимару задумчиво перебирает карты. Затем говорит негромко: - Карты Двора обычно обозначают и характеризуют людей, а не предсказывают события. Если ты хотел узнать, ЧТО БУДЕТ, следует, очевидно, вытащить еще хотя бы одну карту. А еще – ты, видимо, так и не сформулировал толком свой вопрос. Да. Не сформулировал. Просто Кире уже казалось, что он и сам – весь – один сплошной кричащий вопрос. Но, видимо, с картами нужно общаться четко по установленным правилам! «Вопрос… Ну, пусть будет так: СМОГУ ЛИ Я СТАТЬ ВАМ БЛИЖЕ, МОЙ КАПИТАН?» - Готов? – карты летают между пальцами Гина, словно живые. - Да… - Мда. Шестерка Мечей. «Я делаю правильный выбор в вопросах, касающихся моих проблем или неприятностей. Искушение уходит или остается, и я не пасую перед неприятностями или трудностями, возникающими на моем пути. Я должен сам решать свои проблемы. Взаимоотношения, не приносящие пользы. Не позволяйте окружающим принимать решения за вас. Недостаток информации. Депрессия. Психическое напряжение. Поиск сил внутри себя. Уделите внимание здоровью». У тебя действительно какие-то проблемы, Изуру? - Нет. Да. Черт… - Кира опять опускает голову. И вздрагивает, когда Гин осторожно берет его за подбородок и заглядывает в глаза. - Что такое? Может, расскажешь? - Капитан… Видимо, моя просьба была плохой идеей! Наверное, нам лучше прекратить… - Хм, я так не думаю… - Гин неожиданно обнимает Изуру за плечи и прижимает к себе, придвигаясь вплотную. У Изуру сердце ухает куда-то вниз, и он тут же думает, что еще немного – и они оба свалятся с этой дурацкой крыши. О том, что им обоим следует уже давно сидеть не на этой дурацкой крыше, а у себя в кабинете, он даже не вспоминает. - Изуру, ты, как я понимаю, не очень представляешь, как именно «работают» карты. Они редко дают конструктивные ответы… и никогда не дают готовых решений. С их помощью можно попытаться взглянуть на ситуацию несколько под другим углом, заметить что-то, что ты до этого упускал… Можно попытаться лучше разобраться в себе. Но они не сделают за тебя выбор! Выбирать, как именно поступить, все равно придется тебе. - Да, капитан… Но… - Ты с чем-то не согласен? - Иногда у нас нет выбора, мне кажется. Есть только судьба. Ее-то… я и хотел бы узнать… - Это не так. Выбор есть всегда. - Разве? Кира сжимает руку в кулак, ногти впиваются в ладонь. - Я же… не выбирал, у кого мне быть лейтенантом! Просто, наверное, не могло быть иначе? Гин издает неопределенный звук. Изуру, почти оправдываясь, быстро продолжает: - Нет, я ни минуты, ни секунды не жалею… о том, что есть, и о том, что было… Но я ведь – не выбирал! - Может, здесь и не выбирал – потому что за тебя выбрал кое-кто другой… - Изуру вздрагивает, но Гин только прижимает его к себе еще крепче. И говорит, очень тихо, почти шепчет: - Но дальше… Придется же… когда-то. - Вот я и хотел бы узнать… Или – пока не время? - Может, и так. Время для многого наступает не тогда, когда этого ждешь… - рука капитана соскальзывает с плеча лейтенанта… и спускается тому на бедро. Поглаживает. У Киры глаза лезут на лоб: Гин что, хочет заняться сексом прямо здесь, на крыше, посреди Сейретея?!? - Расслабься, почему ты такой напряженный? - Я… окончательно запутался. А думал получить какие-то ответы. - Так часто бывает. Привыкай… Это, наверное, опять вовсе даже не о картах? Но, словно чтобы убедить Киру в обратном – а на деле как раз только подтверждая его мысли – Ичимару продолжает: - Карты не назовут тебе, за редчайшими исключениями, ни конкретного времени, ни конкретного места… И уж вовсе никогда не назовут тебе конкретного имени. Как же ты хочешь узнать по ним Судьбу? Слишком наивно. Можно ДУМАТЬ, что ты ПОНЯЛ – и при этом ОШИБИТЬСЯ… - Но… Как же так? - Да вот так! Смотри. «Кто он, тот человек, который скоро совершит ошибку?» – И ловкие пальцы выхватывают карту… это та самая, которую Кира отметил еще накануне в большом раскладе на столе капитана – восемь обнаженных мечей висят в воздухе вокруг человека с завязанными глазами. Он, не зная куда идти и не смея шевельнуться, замер между ними, лицо его напряжено. - Кто это, Изуру? Ты можешь сказать? А ведь ты точно ЗНАЕШЬ этого человека. Может, это ты сам. А может, это я… А может быть – Момо Хинамори, или Абарай-кун… или его капитан Кучики Бьякуя. Кто угодно. Если бы я сейчас вытащил «карту Двора», было б немного легче – но не сильно. Даже там Паж или Рыцарь не всегда означает именно мужчину… и не надо обольщаться ни цветом волос, ни примерным возрастом того, кто изображен на картинке. Просто ты должен уже и так представлять свою ситуацию в целом… и тогда, зная, кто в ней задействован, можешь делать какие-то выводы. И – все равно они могут оказаться неправильными, или просто всё через несколько дней переменится, потому что кто-то уедет, кто-то умрет, а кто-то примет какие-то другие решения. Такая вот увлекательная… игра. Как и сама жизнь, в общем. Игра. Игра без имен. Но он, Кира, ведь знает по крайней мере одно имя… и только этот человек его, в общем, и интересует. Этот человек в его собственной судьбе. - Пусть так. Но могу я тогда спросить… - Меня? Или карты? - Да и вас, и карты! Могу я спросить: ЧТО Я УПУСКАЮ? Гин, усмехнувшись, убирает ладонь с бедра Изуру, чтобы двумя руками снова перетасовать колоду… и затем предлагает: - А вытащи, пожалуй, карту сам. Кира смотрит на него с таким видом, словно ждет какого-то подвоха. Но Гин спокоен, совершенно спокоен. И Изуру резко тянет – и случайно вытаскивает две. Гин тут же забирает их, и Кира успевает увидеть только верхнюю: мужскую фигуру, висящую вниз головой на дереве. Мужчина подвешен за одну ногу, вторую он при этом непринужденно согнул, и руки его закинуты за голову… словно он не на дереве висит, а лежит где-нибудь на пляже. Хотя ситуация для него явно должна быть категорически некомфортной! Очень странный рисунок. - Ох… Какой же ты жадный… Две карты разом! - смеется Гин, задумчиво разглядывая картинки. Но смех его – явно невеселый. - Ну, так что же там? - Да уж, вытащил так вытащил. «Повешенный». Специфическая карта… «Обязанности, долг перед семьей или друзьями. Принесение себя в жертву ради желаний и стремлений окружающих. Время для углубления в себя и обретения веры в собственные силы. Иллюзии и фантазии, не подкрепленные реальностью. Возможно, ваши убеждения ошибочны. Вас очень легко сейчас обмануть». Эх, Изуру, какое внезапное предостережение! Но – видишь, я же тебя не обманываю… Как на духу – рассказываю все, что говорят карты… - Вот оно как… Нерадостная перспектива. Впрочем, возможно, «я сам обманываться рад…» , - шепчет Кира. Ему становится вдруг грустно и одиноко – здесь, рядом с Ичимару… который, кажется, так и не воспринимает их разговор всерьез. - Обманываться не надо. Ты вполне способен принимать реальность такой, какая она есть. Уж в этом-то я не сомневаюсь! – голос Гина звучит вдруг неожиданно резко – и Кира чувствует себя словно внезапно протрезвевшим… или проснувшимся. - А?.. - Вторая карта, которую ты вытащил, нравится мне гораздо больше. Смотри. На картинке изображены мужчина и женщина, позади них – дерево с плодами. «Это что – хурма?..» - устало думает Изуру. Всё это уже утомило его, и начинает чуть побаливать голова… Разговор все время кружит вокруг да около нужной темы – но у Киры нет ощущения, что ему что-то становится яснее. Всё, действительно, еще только больше запутывается… а он при этом выглядит каким-то нытиком и фантазером. А капитан Ичимару не любит иллюзий, не любит вздохов и соплей… Кажется, капитан им несколько недоволен… Будет ли у него возможность как-то «реабилитироваться» в ближайшее время? - Это карта «Влюбленные», - говорит Гин. Смотрит на Изуру. У Изуру начинают краснеть уши. - Нет, это несколько не то, что ты думаешь. Эта карта всегда обозначает выбор. Между добром и злом, между двумя путями… Она также означает то, что ты делаешь свой выбор осознанно, видя все предоставленные возможности. Хорошая карта. Жизненная, реалистичная. Она подтверждает то, о чем мы только что говорили. Тебя ожидает впереди необходимость выбирать, Изуру. Никто в твоей жизни ничего не может решать за тебя. Сейретей перед Кирой перестает казаться картинкой. Он более чем реален, он – единственная реальность, с какой стороны ни посмотри. О чем это говорит Ичимару?.. Он ведь о чем-то ОПРЕДЕЛЕННОМ говорит?.. Он, Кира, последнее время весь был по уши исключительно в своих чувствах… но, кажется, тут всё куда существеннее и серьезнее! А он… и правда чуть что-то не упустил. Изуру чуть отстраняется, заглядывает Гину в лицо и тихо и очень спокойно спрашивает: - Вы ничего не расскажете мне, капитан? Нет? Вы мне в чем-то не доверяете? Но, я ведь уже говорил: моя жизнь принадлежит вам. Я пойду за вами куда угодно. Ичимару, как веер, распускает и собирает колоду своих карт. Его улыбка застывает на лице, словно маска. Кира внутренне весь сжимается, чувствуя, что перешел какую-то грань… но он не собирается отступать! И он продолжает чуть исподлобья упорно смотреть на капитана. - Куда угодно, лейтенант Кира? А если… если придется, например, предать Готэй?.. Глаза Изуру широко раскрываются. Что?!? Предать Готэй? Капитан смеется над ним? Подначивает? Да нет, не похоже: лицо Гина сейчас неожиданно серьезно, улыбка внезапно вовсе сошла с него… И чуть прищуренные глаза пристально наблюдают за Кирой. - О господи. Капитан… О чем вы говорите?.. - Я? О том, о чем ты меня спросил. Разве нет? Кира старается больше не смотреть вниз. Теперь у него действительно начинает кружиться голова. Сейчас он ясно как никогда ощущает себя где-то на невидимой границе нескольких миров, нескольких реальностей… и нужно сделать шаг. Осознанный. Влево или вправо. Он медленно протягивает руку и робко сам, без предложения Гина, вытаскивает еще одну карту из колоды. На ней изображен мужчина с двумя большими не то дисками, не то монетами в руках. Он словно жонглирует ими – хотя, ничего ведь нет трудного в жонглировании всего двумя предметами… если сами предметы не тяжелые. В легкости тех, что изображены на картинке, Кира как-то не уверен… - Двойка Пентаклей. Двойственность, дуальность... - Ичимару комментирует карту, словно читает Устав по памяти. Монотонно и без эмоций. Кажется, что он тоже внезапно безмерно устал. – Эта карта говорит о том, что ты гибок и склонен рассматривать варианты, и поэтому тебе в принципе ничто не мешает с легкостью управлять своей повседневной жизнью. Ты обладаешь способностью энергично действовать, выполняешь много дел и все их делаешь хорошо… тебя на все хватает. Знаешь толк, так сказать, и в работе, и в удовольствиях – хотя не всегда демонстрируешь это. Но в плане дальнейших событий эта карта символизирует бесконечную переменчивость мира, непрерывную его игру с нами в «чет» и «нечет». Двойка Пентаклей – вроде бы карта денег, но предвещает нестабильность, либо финансовую, либо в отношениях. Может также говорить об изменениях в информационной сфере – могут открыться какие-то детали, которые перевернут всё с ног на голову. Кроме того, эта карта тоже предупреждает о возможности оказаться пешкой в чьей-то чужой игре. - Пешкой… Все мы только пешки. Мы в армии – и выполняем приказы… Кира запрокидывает голову и смотрит в пронзительно голубое небо Сейретея. Что только уже под этим небом ни происходило… и сколько всего еще, видимо, произойдет. А он что-то слишком расслабился. Впрочем, он исправится. - Чтобы не быть пешкой в чужой игре, Изуру, нужно вести свою собственную игру. Других «рецептов» тут нет. - У меня нет способностей к этому. - Мне кажется, ты ошибаешься. И – как же твоя гордость? - Гордость… При чем здесь это? Я, к тому же… не испытываю никакого желания играть во все эти игры. - Никого не спрашивают о желании. Игры уже идут. Или ты игрок… или тобой играют. Правда, не всегда даже можно быть уверенным наверняка в своей собственной роли. Но – хочется ведь выиграть! Хочется же? - Не знаю. Я не азартен. - Ты… чего-то испугался, Изуру? Глаза Киры сверкнули, в них почудился блеск стали. - Нет, капитан. И если будет нужно… Если ВАМ будет нужно… - Мне? А – Готэю? Кира отворачивает голову. Он, конечно, принимал присягу, когда вступал в Готэй 13… но, с другой стороны, у него сейчас есть конкретный командир… и это для него важнее. Так его, аристократа, воспитали. Командир есть командир, и даже личные симпатии и антипатии тут уже вторичны. А уж если эти симпатии есть… Он, Кира Изуру, верен идее, но если эта идея чем-то не устраивает его непосредственное руководство – значит, он сможет ей поступиться. Наверное… - Я… пойду ЗА ВАМИ, Ичимару-доно. Это - мой выбор. Гин спокойно кивает головой – так спокойно, словно ничего другого и не ожидал услышать: - Хорошо. Я буду помнить об этом… Они некоторое время молчат. Все, о чем можно бы было мило поговорить, сидя на крыше в рабочее время, кажется теперь таким несущественным. Но Гин не был бы Гином, если б он так и остался сидеть с серьезной миной. Искоса взглянув на лейтенанта, капитан улыбается почти ехидно – и невинно спрашивает: - Но ты ведь, все же, про что-то другое очень хотел подробности выяснить?.. Про что? Так уже теперь мне и не скажешь? Занятый совсем другими мыслями Изуру растерянно поворачивается к нему: - А? Что? Я?.. Вопрос оказывается совершенно неожиданным и застает его врасплох. Ичимару смотрит на ошарашенное лицо Киры – и, не выдержав, начинает смеяться. А Кире не смешно. Потянув неосторожно за ниточку, он распустил целый клубок, и, действительно, основательно в нем запутался – теперь ему есть, о чем подумать. А та, самая первая, ниточка кажется теперь такой тоненькой и ни на что не годной… Да вот только от этого – больно. Больно и тоскливо. И лучше бы Гин даже и не напоминал! - Это уже… неважно, капитан. - Разве? Ты уверен?.. А мне вот почему-то кажется… Ну, это если я верно догадался. Изуру вздрагивает – и тут же поджимает губы. Нет, это уже слишком! - Для вас это точно неважно. А для меня… Вы правы, у меня все-таки есть гордость. И, простите мне мое занудство, но не пора ли нам все же наведаться на службу? Но Гин опять смеется. Тихим, каким-то незнакомым, серебристым журчащим смехом. - Ты такой забавный, Изуру… Хотя, конечно, сейчас я не должен был так говорить! Но, и я в этом уверен, дело в том, что ты не очень-то хотел действительно что-то УЗНАТЬ. Ты, как и все, жаждал услышать не предсказание – а только подтверждение тому, что нечто сложится так, как бы тебе хотелось. Если бы ты услышал другое… Ну, сказал бы, наверное, что все это какая-то ерунда. Но в то же время, услышать другое тебе казалось, как раз, более логичным – и ты именно этого очень боялся, почему-то. Словно то, что озвучено, может повлиять на течение событий, и… Это, знаешь, у многих вера в очень странную для меня «обратную зависимость». То есть, «не было бы плохого предсказания – ничего бы не случилось! Значит, лучше вообще не гадать». Вместо того чтобы, получив негативное предсказание, начать думать, что можно изменить в себе и вокруг, чтобы этого избежать. - Но… разве… можно изменить? - А, да, я уже забыл: ты же веришь в судьбу! И в «не судьбу», наверное, тоже. Кира мрачно кивает. И говорит тихо: - Вот свою-то судьбу я и хотел узнать. Если вы уж так хотите подробностей… - Гин машет на него рукой, - он же только шутил!.. – но Кира с отчаянной решимостью продолжает: - Вы знаете, как я к вам отношусь… А я про вас – ничего не знаю. Вы всегда только насмешничаете и отшучиваетесь… Иногда это, все же, слишком тяжело. И я хотел только… хотел узнать, что и как будет дальше… Точнее – будет ли что-нибудь… или для меня здесь всё вовсе безнадёжно. Вот. Вот и всё. Что ж, он все-таки сказал это – то, что столько времени держал в себе. Теперь он чувствует себя опустошенным, но ему стало гораздо легче. Уже не больно, только все равно тоскливо. Ничего, это пройдет. Он только что клялся своему капитану в верности – вот это важно. А всё остальное… Он глядит вниз, себе под ноги, поэтому не видит, каким взглядом смотрит на него Гин. И, потому что не видит, всё с той же мрачной решимостью очень спокойно повторяет: - Это всё больше не важно. Здесь идут какие-то серьезные и страшные игры… я это и сам чувствую. Вы не хотите рассказывать подробностей – что ж, наверное, это и правда не мое дело. Но мне и это неважно. Я – ваш лейтенант, и я – всегда на вашей стороне. Что бы ни случилось. Если вы, ЛИЧНО ВЫ мне скажете, что нужно умереть – я умру. - Нет уж. Ты мне слишком дорог, чтобы я приказывал тебе умирать. Обойдемся как-нибудь без этого. И я рад, что никого другого с таким приказом ты, видимо, не послушаешься… Кира не сразу понимает, что ему сказали. Медленно поднимает взгляд… и видит лучащегося довольной улыбкой Гина. Эта улыбка как-то настолько не вяжется с серьезностью того, что Кира только что говорил, что он чувствует себя опять совершенно растерянным. И тупо переспрашивает: - Я? Дорог вам? - Да. И вовсе не только потому, что ты такой замечательный и работоспособный лейтенант. Дорог. Очень. Хотя я, наверное, так совершенно и не научился этого показывать. Вот за это меня прости. - Я… - Изуру ошалело озирается вокруг, ничего при этом не видя и не замечая. – Капитан, я даже не знаю, что сказать… - Просто скажи… что любишь. Я хочу это услышать, наконец. Или у тебя так и не хватит на это смелости? Кира слабо улыбается. Он поразительно бледен сейчас, Ичимару и не знал, что возможно быть таким бледным. Кира встает, чуть покачивается – и теперь уже Ичимару думает про него, что он сейчас может свалиться с этой дурацкой крыши. Но нет, лейтенант вполне уверенно стоит на ногах. - Дело не в смелости, капитан… и не в гордости. Просто… Просто я был совершенно не уверен, что вы ХОТИТЕ это услышать. Скорее даже – был уверен, что не хотите. А я всегда считал, что свое чувство негоже никому навязывать. Вы ведь все это время держали меня на некотором расстоянии. Вы… Эх, даже каждый раз после того, как… ну, когда… - Когда я не мог уже выдерживать твоей близости и заваливал тебя прямо на столе или на полу, ты хочешь сказать. Ну, и что же? Кира густо краснеет. Это привычнее – пунцовый Изуру с пламенеющими ушами, и Гин перестает беспокоиться за его здоровье. - Не могли выдерживать близости?.. Но всё это было каждый раз так быстро … и вы потом так быстро уходили… оставляли меня одного… и – как раз близости-то мне так и не хватало. Только я считал, что вам это всё совершенно не нужно. Что вы… ну, не хотите усложнять… - Я не хотел совсем голову потерять. Потому что, черт возьми, я – капитан все-таки! А если бы еще и я начал ходить по Сейретею с такими же как у тебя безумными глазами… Прости конечно, - но… В общем, думаю, нас обоих бы тогда отправили даже не к Унохане в Четвертый… а к Маюри в Двенадцатый. Но совсем к тебе не прикасаться я, действительно, просто не мог. Хотя каждый раз себе клялся: сегодня я просто уйду… попрощаюсь и уйду… Ага, как же! Но это же и правда невозможно!!! Видел бы ты сам себя – да ты бы сам на себя так же прыгнул, честное слово! (На этом месте весьма эмоциональной речи Гина Изуру начинает полуистерически смеяться…) Я был, возможно, слишком напорист, каждый раз… но – ты вроде не жаловался… и не выглядел недовольным… я даже стал думать, что, может, тебе так – нравится и вполне достаточно! Кира проводит рукой по лбу, словно пот после тяжелой физической работы вытирает. Он еще не может толком поверить в то, что сейчас здесь происходит. Значит, всё, что было… на самом деле было совсем не так?!? - Знаете, капитан… Честное слово… Если б не субординация, я бы сейчас вам бы сказал! - Ну, мне субординация не мешает, так что я сам скажу: да, мы год вели себя как два идиота! Это ты хотел сказать? - Ну… вроде того. - Вот видишь, как хорошо я тебя понимаю! Иногда… - Да. Иногда… Фууф. Ичимару-сан, я сейчас работать не смогу!.. - А, опять про работу вспомнил. Ответственный ты мой. А я, думаешь, смогу?!? Они смотрят друг на друга и смеются уже вместе. - Да ну это всё к черту! Бумаги, запросы, построение… У меня сейчас голова кругом, будто я всё это время не знаю что тут курил! А я вообще почти не курил: только трубку разжег, смотрю – ты идешь. Серьезный такой… И я еще думал: окликнуть? Не окликнуть? А вот оно как всё вышло. Пожалуй, лучше пойдем теперь куда-нибудь, поедим, выпьем… - Но как же… - Если что серьезное случится – нас и так где угодно найдут, не переживай. А пока все спокойно, третий и четвертый офицеры там как-нибудь справятся. Кира трет переносицу. К такой «дисциплине» он как-то не привык. Но, впрочем, не спорить же с капитаном! - Пошли-пошли. А то тебе, оказывается, общения со мной не хватает… Да ты еще взвоешь от общения со мной! - Не взвою, капитан, можете не беспокоиться. Некоторое время спустя они уже сидят в каком-то ресторанчике, хотя как и сколько они шли до него, Кира помнит очень смутно. Весь стол заставлен мисками и тарелками, тут же красуется большая бутыль саке. - А у тебя хороший аппетит, Изуру! - Простите, капитан… Просто я как раз пытаюсь вспомнить, когда нормально ел в последний раз. - Мда, вот до чего любовные страдания-то доводят! - Да я особо не страдал… Хотел понять только, может ли всё же быть по-другому… - Кстати, ты ведь мне так и не сказал… - Что? - Ну… Кира розовеет. Откладывает ложку и отодвигает миску с чем-то густым, липким и сладким. Произносит тихо: - Я никогда никому такого не говорил. Гин наклоняется к нему и с любопытством, хотя без малейшей тени недовольства, спрашивает: - А что, в принципе было, кому? - Нет. Честно: нет. И теперь я действительно хочу это сказать. Капитан Ичимару, я люблю вас… Гин тянется к нему и целует. Ему наплевать сейчас, что кто-то их здесь может увидеть – хотя, вроде бы, особо некому. Изуру смущен: он не привык так себя вести в общественных местах. Но тем не менее, отвечает на поцелуй. Его губы липкие и сладкие – а у Гина сейчас соленые от соевого соуса. Смесь получается адской – и они оба над этим смеются. - Ну вот, лейтенант… Теперь я закономерно хочу… хочу продолжить, скажем так. - Надеюсь, всё же не прямо здесь и не на столе?.. – чуть язвительно спрашивает Изуру. - Нет, тут можно заплатить за комнату и подняться наверх. Думаю, мы вполне можем себе это позволить. - И… Ох. - Что ты хотел сказать? - Ну… - Говори. - И вы потом никуда тут же не убежите? Ичимару обнимает Киру, прижимает к себе, шепчет: - Нет… теперь я не буду никуда убегать. Обещаю. Про себя же он думает, понимая, что не скажет этого вслух: «Я не знаю, много ли нам отпущено… Хотя, я-то кого пытаюсь обмануть: я знаю, что нам отпущено немного. Что меня уже очень скоро здесь просто не будет. И знаю, что, скорее всего, не решусь втянуть тебя во все это – именно потому, что ты мне слишком дорог. Я пытался удержаться… на расстоянии. Не тебя удержать – удержаться сам. Чтобы уберечь тебя... Но тебе так хотелось назвать все вещи своими именами! Поэт, - что ж с тебя возьмешь!..» Гину и грустно немного… и смешно… но это просто жизнь, и раз уж не получилось «не усложнять», то уж по крайней мере точно стОит «не драматизировать». Тем более, что сейчас есть куда более интересные и приятные занятия! Через пару часов, приникнув всем телом к Гину под тонким одеялом, замирая от медленного осознания того, что и как, наконец, тут происходило, совершенно уже обессиленный, но сияющий от нежданного счастья Изуру бормочет, вдруг вспомнив: - Кстати, вы же тоже так и не… - Что? - Так мне толком и не погадали. Мы всё говорили, говорили, говорили… По карте вытаскивать – это, все же, не то! А вы же обещали… - Да? Разве обещал?.. – удивляется Гин. – Ну, видишь ли, на крыше карты раскладывать не очень-то удобно. Улетели бы, собирай потом по всему Сейретею… Но ты же, вроде бы, узнал всё, что тебя, гм, интересовало! Или все-таки нет? Есть что-то еще? Я могу сделать тебе полноценный большой расклад, конечно. Если ты действительно так этого хочешь. Никому никогда не делал – но тебе сделаю. Но только мне кажется… мне кажется, что тебе это не поможет, а помешает. - Почему? - Ты решишь, что то, что сказали карты – это и есть судьба. Но это неправильно, понимаешь? - Но почему? Или, может, вы просто на самом деле гадать не умеете? - Пффф… Всё меняется каждый день, Изуру. А карты показывают то, что есть на настоящий момент. Хочешь, открою страшную-страшную тайну? Я ведь гадал на тебя… не то чтобы так уж всерьез, но… И тогда вышло, что ты вскоре уйдешь от меня. Зимой это было. Я, честно говоря, расстроился и стал пытаться от тебя как-то отдалиться, отстраниться… А ты, видимо, вообще не понимал, что происходит. А потом я узнал, что тебя, и правда, хотели в Тринадцатый к Укитаке лейтенантом перевести. Но он, к счастью, отказался. Ну и всё! Была возможность – карты ее показали. Но – не сбылось. Предсказания, как видишь, не всегда сбываются. - То есть… вы гадаете – и сами не верите в то, что выходит? - Мы всегда можем что-то изменить. Будущее не предопределено. Это – единственное, во что я верю. - А… в мою любовь? Разве вы в нее не верите? Гин смеется. - Верю… Но мне все равно нравится, как ты ее каждый раз доказываешь, Изуру.