Шелковая тропа

Что может быть ужаснее смерти близких, буквально одного за другим? Возможно, только осознание того, что виной этому являешься ты сам, и уже ничего не можешь поделать. Слишком велик процент вероятности того, что тебя просто рассекретят раньше выполнения задания. Потому пути назад не было с самого начала. И даже не с того момента, как Итачи согласился выполнить это задание, и даже не с того, как его рука дрогнула над чашкой чая одного из своих родственников. Совсем нет… Все началось гораздо раньше, когда тот только родился, возложив себе на плечи звание гения Учих. Капля, две, три — этого вполне хватит, чтобы заставить умереть человека. Вообще, достаточно и одной, но скупиться на главной цели он не стал. Отец… Выполнение этой работы вызывало противоречивые чувства: любовь к отцу, не смотря на то, что тот не всегда справедливо к нему относился, и ненависть за испорченное детство. Нацепив на лицо искусственную улыбку, он взял чашку в руки, чтобы преподнести её своему отцу, который наверняка устал после целого дня работы. Ну ничего, он точно скоро отдохнет. От всего. Отец сидел спокойно в кресле, и разглядывал какую-то особо важную бумажку. Хотя, особо важным становился каждый клочок бумаги, который побывал в руках у главы клана. — Отец, — осторожно начал Итачи, — что-то случилось? Фугаку угрюмо осмотрел своего сына. Тот выглядел совершенно невинно, а в глазах читался неподдельный интерес. Хотя, весь этот наигранный вид отец сразу раскусил в своем сыне. — Убери маскарад, — махнул рукой Фугаку. Когда лицо Итачи снова стало привычно невозмутимым, а во взгляде не читалось ничего, кроме сомнительного участия, глава клана продолжил: — Будто сам не знаешь, что за последние пять дней умерло больше, чем пол клана, а сейчас в госпитале лежит твоя мать. Микото? Врачи утверждают, что у неё отравление. На это Итачи лишь махает рукой. Главное, чтобы не подумали на него. Отравление же, а не отравили. — Мне очень жаль маму, я так же переживаю за её здоровье и вчера ходил навещать её. Сейчас Итачи говорил это без каких-либо угрызений совести. Его не особо волновала участь родителей и других родственников. Главное — не допустить начало четвертой мировой, которая вполне могла начаться как последствие переворота. — А где Саске? — поинтересовался Фугаку, забирая из рук старшего сына чашку. Подождав, пока отец отопьёт хотя бы немного, Итачи ответил: — Он сейчас в Академии. В последние дни он усердно тренируется, чтобы добиться хорошего результата в области ниндзюцу. — Что же, он поступает верно, — вернувшись к изучению бумаг, пробубнил Фугаку. Подождав, пока весь стакан не будет опустошен, длинноволосый забрал чашку и сразу же вышел из комнаты, мысленно вычеркивая из списка последнего родственника, которого намеревался убить. В список должен был входить ещё и Саске, но рука точно не поднимется на этого ребёнка. Поэтому Итачи всячески оберегал младшего от того, чтобы тот хоть случайно не узнал о заговоре клана. Все, лишь бы не было причин убивать. На следующий день вся деревня узнала о смерти супругов Фугаку и Микото Учиха. Вот и все. Клана, можно сказать, как и не было. О его существовании сейчас напоминает разве что опустошенное здание полиции, десятки гробов на кладбище, семейный дом и всего лишь двое выживших. Именно этим днём клан Учиха потерял все своё могущество до конца. Спустя день после этого инцидента, были похороны главы клана и его жены. Многие жители Конохагакуре собрались тут, чтобы почтить память тех, кого знали. А некоторые же только из обязательств, чтобы честь собственного клана не втопталась в грязь перед жителями. Сами похороны прошли спокойно, без особых споров со стороны народа. Зато после них почти половина селения собралась у покоев хокаге, чтобы узнать, кто виноват в гибели всего клана, на что старик только мотал головой и говорил что-то про отравление, которое выявили слишком поздно. Впрочем, через некоторое время все снова встало на круги своя, стараясь не напоминать о клане Учиха. Саске, младший сын Фугаку, рос совершенно один. Не то чтобы у него не было друзей или знакомых, он просто не хотел с ними общаться. А единственный человек, с которым он имел удовольствие разговаривать, — его брат — вечно находился на заданиях, а по возвращению домой у него совершенно не хватало времени на собственного братика. Саске, конечно, его за это не винил, а только старался подражать ему. Он старался учиться лучше всех, быть сильнее всех, даже знать больше остальных в классе. В прочем, у него так и получалось: чуть ли не все знали мальчика в лицо, хвалили его, говорили, что пошел весь в брата, и точно вырастет таким же сильным. Но он-то понимал, что так не будет. Брат рос главным наследником, его тренировал отец, в восемь лет он получил шаринган, а в тринадцать вступил в АНБУ. Саске даже завидовал ему. А Итачи… После убийства родителей, он пытался оградить Саске от всякого рода получения информации на тему гибели родителей. Первые пару дней после уничтожения клана, старшему Учихе дали отсрочку, и он все свое время проводил в поместье, чтобы избавиться от бумаг отца, в которых был прописан план, и поддерживать Саске, который даже первые дня три после смерти любимой мамы отказывался ходить в академию, замещая уроки в классе одиночными тренировками на заднем дворе дома. Зато потом времени на Саске у него не хватало совсем. Казалось, что как только он приходил с миссии, так его тут же отправляли на ещё одну, более сложную. Сражения, боль, ссадины и раны — все это уже стало до боли привычным, и, очередной раз замахиваясь кунаем над противником, Итачи не особо размышлял о том, будет ли ему больно, будет ли он кричать — это просто его работа, которую он должен исполнять совершенно, без единой ошибки, чтобы не запятнать свое имя. А приходя домой, он заходил в комнату Саске, чтобы очередной раз удивиться, как он вырос. Казалось, что ему совсем недавно было пять лет, а теперь… а теперь, он уже не помнит, сколько братику лет. Потерял счет времени. Этот счет пропал вместе с той кровью, которую он проливал каждый день раз за разом. На кухне Итачи ждали неумело слепленные рисовые шарики, которые Саске пытался приготовить всякий раз перед приходом брата. Интересно, сколько он уже их выкинул? Наверняка много. На завтра у Итачи не было никаких миссий: хокаге сам выдал рапорт о паре выходных дней, чтобы дать старшему Учихе возможность провести больше времени с братиком. Сейчас Итачи уже стал джонином, оставив службу в анбу пару лет назад из-за слишком перегруженного графика. Проверив, что Саске спокойной спит, Итачи направился к себе в комнату, и, наконец, с удовольствием устроился на футоне. Впервые за месяц ему дали отдохнуть. — Братик! — радостный голос прозвучал над ухом, заставив старшего Учиху проснуться. Тот, похоже, уснул так и не переодевшись, и наверняка испачкал весь футон грязью, и немного кровью, только не своей. — Как давно ты вернулся? Разбудил Итачи, как оказалось, Саске, который сейчас радостный сидел возле брата. — Ещё ночью, — устало отозвался Итачи, поднимаясь на ноги. — Ты спал. — А почему ты меня не разбудил? — удивленно поинтересовался мальчик. Разбудил? Итачи только про себя усмехнулся, а ни лице лишь изобразил умилительную улыбку. Разбудить Саске, такого маленького, только ради того, чтобы сказать, что пришел домой? Глупости. После того, как братья позавтракали, Итачи обрадовал младшего тем, что свободен от миссий пару дней и вполне может потренироваться с ним. Саске на это широко улыбнулся, и бросился к себе в комнату, чтобы найти пару кунаев и сюрикенов для тренировки. — Братик! Что ты так долго?! — возмутился Саске, который уже был на тренировочной площадке. Итачи от самого дома шел медленно, не спеша, умудряясь ещё помочь паре людей. Зачем он это делает, мальчишка не понимал, да вроде как и не хотел этого делать. А старший Учиха специально шел как можно медленней, чтобы наконец насладить долгожданным отпуском. Последние пару месяцев стали загруженными, как никогда. Мало того, что в последнем сражении с деревней Звука Коноха понесла немалые убытки, так ещё и заданий стало больше. — Уже иду, — успокоил младшего Итачи, подходя к площадке. Пара столбов, мишеней и пустое поле — идеальное место для тренировки. — Смотри, как я могу! — воскликнул Саске, становясь напротив мишени на довольно большом расстоянии. Взяв в руки один из самых острых кунаев, мальчик прицелился и запустил его прямо в середину мишени. — Я тоже так могу, — вздохнул Итачи. Он конечно понимал, что он старше брата, а тот лишь пытается добиться уважения, и из-за этого добавил: — Правда, в твоем возрасте, не помешает ещё что-нибудь уметь… На это Саске лишь хмыкнул, продемонстрировав технику катона, и заодно чуть не спалив дерево, которое росло рядом. Тренировка длилась довольно долго, по мнению Итачи, но младший Учиха казался таким же бодрым как и пять часов назад, когда они только сюда пришли. Ничему новому Саске научить сегодня не удалось: тот все время показывал какие-то недавно выученные дзюцу, которые, конечно, были не самыми сильными, но то, что их может использовать ученик академии, уже вызывало уважение. — Пошли домой, — вздохнув, сказал парень, теребя младшего брата по голове, -у меня ещё дела есть. — Ну, брат! Мы же только пришли! Смотри, на улице даже ещё не потемнело! — Зато через минут десять уже будет темно. Пошли домой. Назад они возвращались с той же скоростью, что и шли на площадку, разве что Саске больше не ворчал по поводу того, что можно добраться до дома в считанные разы быстрее. Как только Учихи вернулись домой, как и ожидалось, начало темнеть и уже через полчаса на улицах зажгли фонари. — Братик, скажи, ты всегда будешь рядом? — перед сном поинтересовался мальчик, смешно наклонив голову в бок. — Конечно, Саске. Иди спать. Через год, Саске будет заканчивать академию… Он уже такой взрослый.