Blinded by the light

      Кику – хороший студент. Он никогда не получает плохих оценок. Прибыв из далёкой Японии, он отлично – почти без акцента! – разговаривает по-английски. На самом деле у Кику много друзей – Людвиг, например? Но никто никогда не видел, чтобы он шёл домой с кем-то. Каждый день Кику выходит из университета и садится в пыльный автобус с жёлтой полоской, надевая наушники и глядя в окно всю дорогу. Путь предстоит далёкий, Кику живёт на самой окраине – прямо у леса. Однако каждый день Кику подёргивает плечами и срывается с места на три остановки раньше. Водитель – милая рыжая женщина с уставшими глазами давно запомнила сгорбившегося студента с чёрным потёртым портфелем в руках. Она не знает, что Кику едет на этом никому не нужном автобусе не туда, где он сходит. Она и представить не может, что Кику исправно потом проходит пешком до дома – конечной остановки пыльного автобуса с жёлтой полоской.       И сегодня – по прежнему маршруту, Кику садится на знакомый автобус, занимая место у окна. Мимо проносятся смешанные единым мазком кисти безумного художника трава, небо и деревья. В наушниках играет его любимая мелодия. Палец Кику касается окна. Водитель улыбается. In the town where I was born Lived a man who sailed to sea. And he told us of his life In the land of submarines.[1]       Наконец, остановка, которая Кику совсем-не-нужна. Зачем он сходит там? Он едва ли знает сам. По дорожке, усеянной по краям цветами и жухлой травой, выстукивая печальную мелодию каблуками туфель – наверх. А там на холмике, поросшем серой травой, возвышается печальной глыбой мрачное здание.       Небольшая табличка у входа гласит: «БОЛЬНИЦА». А у Кику никто не болен.       Он приходит туда, разговаривает с пациентами – чаще всего это одинокие люди и старики. Это доставляет ему… странную форму облегчения. Будто бы котёнка приласкал. Хотя вслух Кику такого не говорит, в душе, впрочем, понимая, что просто любит чувствовать себя значимым.       Живя без родителей, он понимает, что значит одиночество. Хмыкая и вынимая наушники из ушей, японец открывает дверь и входит внутрь. Весенний ветер приятно обдаёт лицо в последний раз перед прикосновением холодного сырого воздуха больницы. Он будто хочет забрать тебя сюда, не давая возможности проститься с кем бы то ни было. Было бы ещё с кем, - усмехается про себя Кику.       Здороваясь поочерёдно с каждой из медсестёр, имён которых невозможно запомнить, он проходит вдоль по коридору. Удивительно, как униформа обезличивает людей. Все эти девушки в халатах для кого-то значимы, а Кику видит в них одинаковые белые спины и небрежно лезущие в карманы руки.       Проходя в палату, он разговаривает со старичками и людьми, к которым никто не пришёл. Вытаскивает из чемоданчика цветы и разносит на каждую тумбочку по шоколадке – он делает это украдкой, стыдясь того, что его однокурсники покупают себе новую одежду и красивые яркие телефоны на деньги с работы, в то время как он почему-то не видит в этом необходимости, засовывая старый обшарпанный плеер в нагрудный карман и проверяя почту на простеньком телефончике. В день он обходит одну палату. Благо, больница здесь небольшая, и палат всего двадцать.       Наверное, помогать другим – неблагодарное дело. Но Кику не видит в этом ничего плохого. Он замечает на кровати в углу, которая всегда пустовала в этой палате, чьё-то тело. Тело лежит неподвижно. Голова повёрнута к мутному окну. Мешковатая одежда выдаёт острые черты тощего парня. На подушке розами застыла ярко-красная – насыщенная кислородом – кровь.       Кику завороженно подходит ближе. Парень остекленевшим взглядом уставился на фестиваль весны за окном. На пляску бабочек и шелест травы, на птиц – таким странным отчаявшимся взглядом, что Кику замирает от болезненного чувства укола в сердце.       Затёртые наушники исправно играют мелодию, которая едва ли долетает до слуха японца. You show the lights that stop me turn to stone, You shine them when I'm alone, And so I tell myself that I'll be strong, And dreaming when they're gone. Cuz they're calling, calling, calling me home Calling, calling, calling home[2]       Он в каком-то полуобморочном состоянии прикасается к руке парня и чувствует ледяной холод. Обеспокоенно смотрят на него остальные пациенты. Кику трогает его мягкие волосы, задевая нежную бледную кожу, мысленно сравнивая его волосы с выгоревшей до угля древесиной, чувствуя, что волосы незнакомца заплетены в высокие хвост, полуинстинктивно ослабляет его.       Отнимая руку от его головы, замечает кровь на своих пальцах. Солнце, просвечивая сквозь занавески, сверкает в этих алых каплях. Кровь стекает вниз, на запястье. Незнакомец вдруг поворачивает голову как-то медленно и слабо, протягивает руку к лицу Кику и проводит пальцем по его щеке. И японец замечает повязку на его лице, перекрывающую безобразный шрам. Один глаз опух настолько, что едва ли открывается, а второй покрыт кровавой коркой и синеватостью ушиба.        - Это ты? – хрипло спрашивает парень, смеясь и оставляя на лице Кику кровавые отпечатки собственных пальцев.               - Я не знаю, кого вы хотите видеть. Но это не тот человек. Мне очень жаль, - тихо бормочет японец, потрясённо вглядываясь в лицо парня. Бесконечно красивое и такое изуродованное сейчас. И едва видную янтарную радужку. И чудесные мягкие волосы. И дыхание с едва уловимым ароматом каких-то особенных сигарет. Или… чего-то похожего.       Гладя незнакомца по голове, Кику кричит: - Быстрее, доктора! Тут че-ло… век… умирает…       Кровь капает с тонких пальцев на желтоватую больничную простыню. Всё здесь пропахло кровью, слезами и лекарствами. Противный особенный запах, без которого это место не пугало бы так сильно.       На следующий день Кику идёт в две палаты – восьмую и седьмую. Но в седьмой ему нужен лишь один пациент. Его зовут Ван Яо, и у него действительно красивые волосы.       И руки.       И голос приятный.       Через неделю Кику начинает бояться сам себя. Он пишет хокку и торопливо выбрасывает их в окно. Хокку повествуют о мальчике с длинными чёрными волосами – настолько длинными, что он делает из них хвостик. И иногда этот хвостик покрывается кровью…       Боже, Кику. О чём ты только думаешь.       Через две недели Яо встаёт с кровати по ночам и ощупывает воздух перед собой, ища Кику. Его сильно ударили тогда, он сам не может понять, что движет им. Но не находя японца, он ложится назад, обнимая одеяло. И становится немного грустно, когда лунный свет падает на изголовье кровати. Яо плачет, согнувшись и опустив плечи, своими «уродливыми» глазами, покрытыми шрамами – врачи не разрешают ему снимать повязку больше.        - Тебе не кажется, что это нечестно – я ни разу тебя не видел? – осторожно усмехается Яо, ощупывая руками лицо японца.       Кику пожимает плечами. Он не знает. Но вовремя вспоминает, что Яо не может видеть его небрежного жеста.        - Я не знаю. Честно. Ты звал кого-то. Возможно, ты будешь совсем не рад, когда увидишь, что это… всего лишь… я.       Яо улыбается.        - Как тебя зовут?        - Кику Хонда, - хмурится японец. – Я говорил это сотню раз за последние три недели.        - Мне нравится, как это звучит. У тебя необычный голос.       Конечно же, парень с повязкой на глазах не может видеть, как японец краснеет, пытаясь понять то чувство смущённости, какого он не испытывал никогда раньше.       Вообще-то, обычно он очень боится слов с буквой «л».       А Яо ругается на него, когда он говорит ему, что он красивый. Японец не знает, как Яо ненавидит своё отражение, даже не видя его. Till it happens to you, you don't know how it feels, how it feels, Till it happens to you, you won't know… It won't be real (how could you know?) No It won't be real (how could you know?) Won't know how I feel…[3]       Китаец резко вскакивает, пугая Кику до смерти. Он начинает тяжело дышать и сжимать руку японца, пока тот не стал красным, как помидоры в коробочке с ланчем улыбчивого однокурсника Кику Антонио.        - Они били меня так, что кровь хлестала ручьём… они говорили, что я красивая девушка… они начали раздевать меня… - в полубреду шепчет Яо. В такие моменты Кику больше всего боится, что Яо похож на того незнакомца – побитого и помятого, как истоптанная роза, - как никогда. А он не хочет, чтобы Яо снова стал для него незнакомцем. – Они сказали, что выдерут мне глаза, сказали, что я похож на девчонку, что меня нужно отодрать, что я ужасен, что я противен… обещали сравнять меня с землёй!..       В такие моменты Кику больше всего боится себя. В душе у него загорается страшный уничтожающий огонь. И он сжигает его. Кику боится сжечь всё, что так дорого ему, всё, что так хрупко…       Он обнимает рыдающего Яо. И кровавые его слёзы вскоре покрывают его плечи и спину. Никто не удивляется уже. Ни плачущему Яо, ни Кику с лицом разбитой надвое кукольной маски.        - Не хмурься, не хмурься, пожалуйста, - в полубреду шепчет Яо, вжимаясь в Кику.       Тот не спрашивает ничего. Яо может видеть его и с этой дурацкой повязкой. Ему не нужно зрение, чтобы понимать сердцем.       Сегодня он уходит домой с тяжёлым сердцем. Яо уснул у него на плече. А Кику не может разобраться, что же это для него значило. I'm gonna fight 'em off A seven nation army couldn't hold me back They're gonna rip it off Taking their time right behind my back And I'm talking to myself at night because I can't forget Back and forth through my mind behind a cigarette. And the message coming from my eyes it says leave it alone.[4]       Сегодня особенный день. Прошло полтора месяца. Яо обессиленно лежит на кровати – Кику стоит рядом, не зная, что китаец притворяется. За окном лето. Кику сокрушается, что не может пойти с этим парнем в парк.       Сокрушается, разумеется, про себя…       В палате сейчас никого нет. Только он и Яо. Кику полагает, что китаец мирно спит, потому наклонился к его лицу, обнимая его и шепча что-то глупое.       Яо сдирает повязку. Она прилипла к глазам, он снимает её вместе с корками застывшей крови. Всё внезапно – мир будто замирает, позволяя ему привыкнуть. Китаец моргает – свет неприятен ему с непривычки – в глаза ему бросается паутина в углу, зрение скачет. Он не может сфокусироваться, чувствуя, что его руки обхвачены ладонями удивлённого парня с чудесным голосом и холодной кожей.        - Привет, - он часто моргает.        - Дурак! Без врача нельзя!       Китаец наконец останавливает взгляд на испуганном встрёпанном парне, нависшем над ним.        - Так вот… ты какой. – Яо улыбается, моргая.       Японец молчит, стушевавшись, пытаясь оправдаться, мямлит что-то и краснеет.       Яо проводит пальцем по его щеке, приподнимаясь на локтях. Кику не понимает, чего хочет китаец, а тот мягко берёт его за подбородок и нежно целует, выхватывая его губы своими.       Их волосы буквально растрепались в спешке, а щёки горели, - где-то краем сознания оба понимали, что их губы уже саднят. Но не останавливались, углубляя поцелуй. Всё… дальше из этого ужасного места, пропахшего дешёвыми духами медсестричек и лекарствами.       Кику – хороший студент. Он никогда не получает плохих оценок. Прибыв из далёкой Японии, он отлично – почти без акцента! – разговаривает по-английски. Он не знает, почему он оказался в объятьях этого странного парня, почему ему хочется приласкать его и целовать целую вечность, пока она не закончится и больше того.       Но он больше не собирается оправдываться. Suddenly, I'm not half to man I used to be, There's a shadow hanging over me. Oh, yesterday came suddenly.[5]       Сегодня в пыльном автобусе с жёлтой полоской едут двое, прижавшись друг к другу и деля одни наушники.