я один.

И вместе с рассветом повседневность, которой мы жили, исчезнет. Поэтому я выжгу все воспоминания со своей памятью о нашей жизни... О тебе и о нас... Когда наступит рассвет, я продолжу дышать как раньше, будто ничего не случилось. Я не буду плакать... Но почему же... у меня текут слёзы?

Курода задыхается от приступа ночного кошмара, который всегда предстает перед глазами ярким фантомом вперемешку с вкусовыми рецепторами и живыми эмоциями. А бинты на его шее только словно больше стягивают горло, не давая возможности сделать и вдоха. В его редких нежданных снах Тсукишима вновь и вновь бессмысленно распоряжается своей жизнью на глазах Куроды – совершает харакири в знак верности поверженному в войне клану. Показывает своё мужество перед лицом боли, но был ли этот поступок таковым на самом деле? И этот сон настолько реалистичен, что Курода чувствует привкус металлической крови Тсукишимы на своих губах, взгляд его изумрудных глаз на прожженном полотне своей души. В каждом сне Курода рвётся сквозь толпу к Тсукишиме, зовёт его по имени, просит остановиться, но каждый раз не успевает выхватить меч из его бледных худых рук, которые с бесстрашием вспарывают живот, рвут на куски не только плоть, но и душу. И Курода ловит виноватый взгляд его зелёных глаз, изумруд которого потухает вместе с багряной кровью, вытекающей сквозь мягкие губы Тсукишимы, вкус которых он успел испробовать их первой и последней ночью перед рассветом. Курода задыхается. Выпутавшись из мерзких рук кошмара, он обездвижено лежит в постели, рассматривая в темноте деревянный потолок. Курода обещал себе не плакать и никогда не давал волю слезам, кроме тех случаев, когда реальность снов вынуждала почувствовать горячие дорожки слёз, выдающие мужскую слабость перед самим собой. В такие ночи Курода просыпается с мокрыми щеками из-за острых воспоминаний, которые Тсукишима так и не забрал с собой. Обнаженная, бледная спина лежащего рядом юноши приковывает мутный взгляд Куроды. Лунный свет обнимает его хрупкие плечи, впивается серебром в его светло-коричневые волосы, собранные в небрежный высокий хвост. Где-то внутри разом обрываются нити, удерживающие до этого сосуд здравого рассудка. Тсукишима?.. Он готов назвать его по имени, но капля в разбитом осколке ещё удерживает мужчину, не давая оступиться и кануть в бездну безрассудства и сумасшествия, в пропасть сделанной собственными руками иллюзии. Темное кимоно окутывает величественную фигуру Куроды, скрывая под своей тканью бинты на широкой груди. Он всё ещё боится, что раны могут разойтись, он скрывает шрамы с войны под тугими затяжками – смотреть на них становится больно. Чтобы выйти на улицу, мужчине приходится пробраться через пыльную мастерскую со станками и полками, набитыми новыми отполированными куклами. Курода замирает на мгновение. Здесь, в созданной им собственной запыленной мастерской с тяжелым запахом и гробовой тишиной, он похоронил себя ещё тогда, когда сделал свою первую куклу – копию Тсукишимы. Ещё тогда Курода загнал себя в угол собственных чувств, продолжая прикрываться за маской безразличия, продолжая высмеивать Тсукишиму. И теперь это место до конца его дней стало ему могилой. Курода похоронил себя в пыльной мастерской, набитой станками и полками с куклами - гибридными детьми… А они, пока еще неживые, сидят и смотрят на своего мастера мертвыми, холодными глазами, ожидая своего часа. О чем думает Курода, когда полирует поверхность гибридных детей? Ни о чем. Он делает на этом неплохие деньги, продавая таких кукол богатым людям Японии, чтобы те исполняли их фантазии, отражали их желания… О чем думал он, когда делал своего первого гибридного ребенка? О Тсукишиме… Возможно, ещё тогда он пытался сделать себе замену, боясь раскрыть правду о своих чувствах лично ему в лицо. Или это было ради забавы, чтобы вновь позлить зеленоглазого? Он всегда злил его, высмеивал, издевался над ним и пытался задеть, но при этом любил так сильно, что каждый раз в тайне переживал за него, пытался оберегать и хотел сохранить ему жизнь ценой собственной. Всё прошло, и Курода сожалеет, что теперь никогда не сможет сказать Тсукишиме, что любит его… любит ни больше, ни меньше.. искренне, всем своим существом. Он никогда не сможет сказать ему: «Достаточно с тебя и меня слов», чтобы после при теплом огарке свечи сплести пальцы рук вместе с его – длинными, бледными, холодным. Ту ночь Курода помнит от слёз Тсукишимы и молчания до последнего уставшего поцелуя в горячих объятиях друг друга среди раскиданных кимоно и развязавшихся бинтов. С наступлением рассвета Курода пообещал, что сожжет все воспоминания, не будет плакать, но осознав, что Тсукишима покинул его на рассвете, он не смог почему-то сдержать слёз… Всё, что у него осталось – чувство сожаления, воспоминания и неукротимая любовь, которая живёт и по сей день. Ночной прохладный воздух трепет темно-пепельные волосы мужчины, а цветущая сакура больше похожа на розовый туман среди серого дымчатого острова, к берегу которого прибило Куроду. Он курит длинную тонкую трубку, которую не выпускает теперь из губ, и вечно усталый взгляд голубо-серебряных глаз следит за тонкой струёй дыма, пока в голове звучит родной голос: «Я надеялся, что мы вместе пойдем смотреть цветение сакуры, но увы, не всегда получается так, как нам того хочется». Крепкие пальцы проходятся по сломанной ветке сакуры, лежащей на коленях. Розовый ветер бьет в спину, и Курода замечает – от красивого зрелища становится дико больно, будто лепестки сакуры – заточенные лезвия, вот-вот вспорют его. Но они по-прежнему мягко бьются в спину мужчины. И он невольно вспоминает при взгляде на ветвь сакуры, как когда-то Тсукишима подарил ему такую же – сломленную сильным ветром, зная, что Курода любит цветы. - Тсукишима…- любимое имя срывается горячим выдохом с сухих губ куда-то в поток розового тумана. Курода прикрывает влажные глаза и прислушивается к пению ветра, ласкающего темно-пепельные волосы, и слышит в ответ своё имя. -Ку.. Курода, я потерял тебя, хотя знал, где искать. Мужчина удивленно оборачивается на голос – перед ним стоит он. Хрупкая фигура, одетое в светлое кимоно, из-под длинных широких рукавов выглядывают худые бледные кисти рук, взгляд изумрудных глаз с тревогой смотрит на Куроду, а светло-коричневые волосы в высоком хвосту слегка всклочены от крепкого сна. Перед ним стоит Тсукишима… копия Тсукишимы, созданная руками Куроды. Это гибридное дитя совсем повзрослело. Выросло из неуклюжего ребенка, всюду следующему за хозяином, в прекрасного хрупкого юношу, потому что мужчиной назвать Тсукишиму у Куроды никогда язык не поворачивался. И эта копия всецело совпадала с оригиналом. Тсукишима, помедлив, садится рядом и бросает взгляд на сломанную ветку сакуры, повторяя сказанное однажды: «Отломленная ветка может распуститься». Светлая голова неуверенно прикладывается на широкое плечо Куроды, и мужчина огибает взглядом лицо гибридного дитя, убирая пальцами длинные прядки темно-русых волос со лба. Словно зеркало… не машина и не кукла. Всего лишь отражает чувства и желания своего хозяина. Курода знает, что вложил в своего гибридного ребёнка – всю любовь к Тсукишиме. - И, правда, смотреть на цветение сакуры лучше всего ночью – она действительно похожа на розовый туман, - губы юноши трогает мягкая улыбка, а взгляд зелёных глаз впивается в хмурое лицо мужчины. Курода распахивает свои серебряные глаза, когда чувствует прохладные губы на своей щеке. Всё замирает на мгновение. Нет, он не станет плакать, хоть и слёзы сжимают горло. - Курода, завтра приедет Ичи Сея. Не забудь. И не сиди здесь долго… ветер. Ветер сегодня холодный. Зеленоглазый юноша спешит покинуть сад, и когда он скрывается в темноте после скрипа низкой калитки, Курода опускает лицо в распахнутые грубоватые ладони. Горячие слёзы текут сквозь пальцы, окропляя собою лежащую на коленях ветвь сакуры. Курода навечно похоронил себя в пыльной мастерской с инструментами и полками, набитыми куклами – гибридными детьми, пока с ещё неживым блеском в глазах. Не куклы и не машины… Отражают чувства и желания своего хозяина. Курода придумал их сам, пытаясь сделать себе замену Тсукишиме, и теперь его же куклы приносят ему боль, вспарывая старые раны прошлого. Каждый день… Но всё в мире способно ломаться. И скоро его кукла с изумрудными глазами истреплется, отживет свой срок годности – износятся суставы, потухнет свет в глазах, голос станет тише. Но сколько бы Курода ни сделал таких гибридных детей, похожих на Тсукишиму, ни одна не будет способна заменить ему его - настоящего. - Тсукишима… -влажный шепот срывается с губ Куроды, а взгляд устремляется в небо сквозь обрывки розового тумана, - если ты слышишь меня, знай: не важно сколько прошло лет… я… один. Без тебя я всё еще один.