однажды в сказке

Построили башню из камня и яда, Без доброго слова, без доброго взгляда, – Озлобленный сдобен, кусачий укушен (Гулять по ночам всяко лучше снаружи).

Чонгук плюётся черешневыми косточками в сложенную кульком ладонь, лёжа на боку, растянувшись во весь подоконник и подперев голову локтём. Тэхён в бешенстве — очередной рыцарь оказался пустышкой. Правда, надо отдать ему должное — ведёрко черешни принёс. — Долго ты еще собираешься меня терроризировать? — Не моя вина, что тебя приходят спасать одни извращенцы. Чонгук лениво ковыряет ногтем в зубе. Тэхён чуть слышно бубнит, осведомлённый, что драконы слышат мышиные шаги на несколько миль: — Они и то лучше тебя. — Что? — Что слышал. И не прикидывайся глухим, мистер я-случайно-спалил-двенадцать-деревень. Чонгук морщится. — Не преувеличивай. Всего-то один раз было... — Зато сколько людей погибло! — Ой, вот не начинай, а. Там жили только девяностолетние старушки. — И они приносили мне пирожки по весне! На это Чонгук не нашел, что ответить. Да, пожалуй, обидно. Но не его вина, что он — дракон. А все драконы, как известно, извергают пламя. И всё же как-то чертовски неудобно получилось — впервые за двести лет простудился и, пролетая мимо, умудрился стереть с лица земли мирно стоящую у подножья скал деревеньку. Одним чихом. Остаётся надеяться, что бедным старушкам намного лучше там, где они сейчас. — Эй, наверху! Мин Юнги на белом коне и с бравым войском за плечами — что-то с чем-то. Вообще-то это уже третья его попытка. И третий батальон спартанцев. Человек триста — не меньше. Чонгук считает. За неимением богатырской силы, Юнги расходует стратегический ум и лицензию на убийство. И пытается уделать дракона количеством. Чонгук хмыкает, глядя на просиявшего Тэхёна: принцесса такая предсказуемая. — Ему самому рыцарь не помешает. — Заткнись. Тэхён враждебно тычет в него пальцем. — И не высовывайся, понял? Пусть хоть этот попытается забраться в башню. Чонгук скалится: — А что мне за это будет? — Даже не знаю, — приторно тянет Тэхён и распахивает бежевые створки шкафа, чтобы достать новенькое платье, — за столько лет мучений и препирательств. Тяжёлый выбор. Хм, ничего? Чонгук показательно цокает языком. Тэхён его нисколечко не уважает — совсем от рук отбился. Ну да, они вместе с тех пор, как его — мальчика двенадцати лет с наивным взглядом больших оленьих глаз, — привёл в башню король-отец. “Теперь это твой дом, сынок, а этот красивый юноша — дракон, который будет тебя защищать до тех пор, пока однажды храбрый рыцарь не нарушит неприступность твоей башни”. Так гласила легенда. Крайне, стоит сказать, устаревшая её версия. И, разумеется, в присутствии отца Тэхён не позволил себе ни единого поперечного слова, но стоило воротам закрыться: “Если ты и вправду дракон, то где же тогда чешуя и крылья?” Чонгук впал в ступор; с первого взгляда он был сражён. Трудно не признать, что по прошествии шести лет Тэхён сильно изменился: вытянулся и окреп, хотя фигура как была, так и осталась женственно-стройной, тёмные волосы отросли, из-за чего он вечно требует привезти ему новые ободки и заколки, а перед сном, после водных процедур, подолгу расчёсывает вьющиеся концы гребнем и убирает за уши. Что касается голоса — тон стал в разы ниже, словно гудящее эхо, тягучий, медовый баритон. Одним словом — вся мужественность потрачена впустую, на внешность ничего не осталось. Но Тэхён безумно красивый. Если бы это было не так, ни одна живая душа не стала бы прорываться к их замку через непроходимые леса, кишащие чудищами, болота доригов и мёртвые горы, где частенько встречаются великаны. В лучших традициях без заклятья тоже не обошлось. Что-то там и бла-бла, “покуда поцелуй любви вид истинный вернёт”. Под истинным видом понимается, что Тэхён каким-то только магии известным способом превратится в девушку. То есть, принц или парень в доспехах, которому он достанется, должен лояльно относиться к сексуальным меньшинствам и быть готовым чмокнуть симпатичного юношу, переодетого в платье. И жить с ним, — вернее, уже с ней, — долго и счастливо, пока смерть не разлучит их. Бред. Ну бред же. Чонгук не понимает, почему Тэхёну обязательно нужно менять пол. Они ведь продвинутое королевство, так почему бы не начать заключать однополые браки? Заклятие наверняка можно каким-то образом отменить. А принцесса — Чонгук бросает на ворчащего юношу ласковый взгляд и улыбается краешками губ — так и останется принцессой. — Ваше величество. Тэхён оборачивается с выражением полного невыражения на лице, а-ля “пшёл отсюда, недостойный”, но так и замирает со стянутой рубашкой в руках, в одних только льняных подштанниках. Чонгук возвышается над ним, полностью перекрывая путь от шкафа: одной рукой он держит дверцу, а другой вжимается в стенку рядом с чужим лицом. Близко, опасно близко — и взгляд такой, ничего хорошего не предвещающий. Зрачки тёмные, с мистическим огоньком внутри — Тэхён сглатывает, не моргая, попятившись и впервые, кажется, испугавшись того, что с ним может сделать дракон. Испугавшись разницы в силе. Чонгук хмыкает и переводит глаза на струящееся тёмно-синее платье, подцепляя его ногтём: — Надень это, если действительно хочешь поразить своего принца. Он отстраняется, так и не коснувшись запретного плода, а Тэхён слишком натянуто выдыхает, подрагивающими пальцами прижимая к груди рубашку, отгораживаясь ей, словно щитом. И отворачивается, бормоча: — Выйди. Я собираюсь переодеться, — и не дождавшись ответа, сквозь зубы цедит: — Пожалуйста. Чонгук хмыкает: ладно, как скажешь. Воля принцессы — закон. Во всём, что не касается пределов замка и очереди горе-женихов. Чонгук выходит из комнаты по старинке — через окно, и парит в небе до тех пор, пока мягкой посадкой не приземляется в паре шагов от очередного кандидата на руку и сердце красавицы. — Ты кто? — Дракон. — Типа тот самый? — Ну да. Тот самый. — Выглядишь не слишком-то устрашающе. — Сейчас исправим. Обычно трансформация занимает не много времени, но в этот раз Чонгук отвлекается на промелькнувший силуэт в дальнем окне благородного морского цвета, струящийся, как ручей сквозь пальцы, и усмехается — значит, Тэхён все же надел то самое платье, как он и просил. Кожа на руках твердеет и бугрится, проступая бороздками чешуи, пальцы обрастают когтями. Чонгук встаёт на четвереньки и фыркает, выпуская из ноздрей пар; радужка желтеет, зрачок вытягивается, как у кошки. Юнги, кажется, слегка в шоке. Спартанцы тоже — они принимаются кричать, вопить о помощи что есть мочи, разбегаются врассыпную, побросав щиты и копья, падают бесчувственными мешками наземь, дрожа от страха. Юнги, на лице которого из эмоций пробивается лишь липкая капелька пота на лбу, остаётся неподвижно стоять, устремив взгляд в небо, на огромное могущественное существо. Чонгук пытается вспомнить тот старый драконий анекдот про рыцаря-зубочистку, но быстро понимает, что выйдет не так уж смешно. Он бьёт по спартанцам хвостом, отбрасывая на несколько ярдов, и спрашивает с насмешкой: — Сожрать тебя сразу или по частям? В этот момент из-за спины рыцаря вырастает некто ростом метр девяносто, с волшебным посохом и в чёрном хиджабе. — Мерлин? — прикалывается Чонгук. — Ты ли это? — Почти, — лаконично отзывается маг. — Избавься от этой рептилии, — приказывает Юнги, — а я пока навещу принцессу. На входе в замок для тупых висят таблички: “не входить”, “закрыто” и “осторожно: высокое напряжение”. Считывая послание, Юнги высокомерно закатывает глаза и толкает дверь, отворяя, оказываясь на нижней ступени самой высокой башни. Этаж этак восемнадцатый — никак не ниже, и лифт не предусмотрен. Плюс один к испытаниям. Запечатав меч в ножны, рыцарь кряхтит, поднимаясь, ступенька за ступенькой, всё выше и выше, затрачивая немало энергии и сбивая дыхание. Тэхён уже готовится встретить его ударом сковородки в челюсть, стоя прямо перед дверью, переминаясь с ноги на ногу от волнения, когда чужая шершавая от сухости ладонь накрывает его рот. Принцесса в ужасе распахивает глаза, но, обернувшись, видит только взмыленного дракона. Тот показывает вести себя тихо, прикладывая палец к губам. — Почему ты здесь? — шепотом интересуется Тэхён, осматривая Чонгука на манер повреждений. — И почему в этой форме? — Придётся тебя огорчить, — хмыкает тот, покосившись на дверь, — этот маг-чародей на некоторое время заблокировал мою способность перекидываться в ящерицу. — И что теперь? В глазах принцессы — неуверенность и тревога. Возможно, он впервые задумывается над тем, что будет, если Чонгук проиграет. Они прислушиваются к отдалённым шагам. И матерщине. Юнги поднимается. Уже близко. Все решает минута или две. Чонгук гогочет: — Ваше величество, — Тэхён оживленно приподнимает брови, — полетаем? Но не дождавшись ответа, Чонгук закидывает его на плечо и прыгает с высоты восемнадцатого этажа, с высоченной, пропади она пропадом, неприступной башни, как раз в то мгновение, когда дверь комнаты распахивает измученный подъёмом рыцарь. Это просто случайность. Намджун просто насадил его на копьё. Больной ублюдок. Ему даже не больно — где это видано, где это слыхано, чтобы драконов смертельно ранили? Во всём виноват чародей. И армия хилых спартанцев. И белая сивка. И стратег минюнги. Чонгук падает на колени, смотрит неверящими глазами на расплывающееся пятно красного и слышит, как Тэхён вскрикивает совсем рядом. Выглядит это довольно смешно: принцесса вырывается из рук своих спасителей, брыкается и вопит, не даёт себя увести, царапается и кусается. Дальше Чонгук уже плохо соображает, но, кажется, по ощущениям, Тэхён падает перед ним на колени, немилосердно пачкая роскошное синее платье в пыли и грязи, а руки — в крови, и вцепляется стальной хваткой: — Не уйду, — всхлип, — без него не уйду. Вы меня не заставите. “Боже”, — Чонгук мысленно усмехается, мысленно гладит Тэхёна по волосам, утешая, шестым чувством знает, что тот сейчас ревет над ним, как девчонка. Они вместе с тех пор, как Тэхёну исполнилось двенадцать, с тех незапамятных пор как их обоих — две странные странности, мальчика-девочку и перевертыша, коих тысячелетия не видел свет, — заточили вместе в пустующем замке, — “кончай быть таким милым”. Серьёзно. Это же жуть какая-то. Ведь он дракон, а по легенде рыцарь должен убить его, не иначе, спасти принцессу и сорвать прекрасный первый поцелуй. Смерть — дело для одного, и вовсе не такое страшное, как говорят. Совсем другое — принцесса, его губы цвета вишни, мягкие волосы, вьющиеся на затылке, ночные кошмары, заколки и гребешки, обезоруживающая хулиганская улыбка. Есть что-то в том, чтобы он оставался таким вот мальчишкой. Чонгук падает в забвение — бульк, — отчаянно вспоминая, сколько раз он мог поцеловать Тэхёна и снять это чертово проклятье. — Он умер? — Вряд ли. — Но он не дышит! — Спокойно, леди, его создала магия, а значит он не может умереть от обычной раны. — Тогда какого хера ты раскроил ему живот? — Проверял. Короткое молчание. — Ай! Да твою ж!.. Эй, кто-нибудь, заприте принцессу в башне! Чонгук откашливается, приподнимаясь на локте и стягивая с лица влажную холодную тряпочку. Рана исцелилась — кто бы мог подумать, что на всё про всё ему понадобится лишь несколько часов крепкого здорового вырубона. Лучшее лекарство от похмелья, ей-богу. Что до остального — картина с этого ракурса открывается на редкость дивная: Тэхён — уже не в платье, а в белой рубашке и коричневых штанах, жилетке в тон и высоких, по колено, сапогах — носится за Юнги с ночным горшком, угрожая вонючей расправой, а Намджун — волшебных дел мастер — любовно разглядывает какие-то скляночки. Место действия: комната Тэхёна на уровне с небом. Спартанцы, судя по звуку, куда-то подевались. Впрочем, имея в виду магические фокусы Намджуна, можно предположить, что их и вовсе не было. — Он действительно станет девушкой, если его поцеловать? — скептично выгибая бровь, спрашивает маг. Чонгук хмыкает: — Не знаю, не пробовал. — Так чего ты ждёшь? Легко сказать: в легенде чётко прописано наличие рыцарских чинов или благородных кровей, а у него — ни того, ни другого. Что будет, если он поцелует принцессу? Осуществится ли пророчество или заклятье не оценит подвигов? Намджун ухмыляется, видя его сомнения: — Не волнуйся. Мы никому не расскажем. Юнги как раз пролетает мимо, рассыпаясь в проклятьях, а следом за ним и Тэхён. Чонгук ловит его за запястье — ночной горшок взмывает в воздух и повисает там, на безопасном расстоянии, Тэхён падает к нему в руки, прямо рождественский подарок, взъерошенный, запыхавшийся, потрясающий, и роняет с улыбкой: — Ох, ты очнулся. Чонгук хмыкает в своей манере, смыкая объятия вокруг его талии. Тёплый свет на секунду окутывает их, согревая, длинные девичьи ресницы Тэхёна подрагивают, когда он прикрывает оленьи глаза, мягкие губы податливо размыкаются, встречая поцелуй ответом, и внутри Чонгука крошится вся его хваленая драконья броня. Юнги кекает: ну, дела. Сгребает Намджуна за краешек плаща и вытаскивает из башни, из замка, напоследок подбирая в сокровищнице пару рубинов размером со спелое яблоко. Не сработало. Заклятье не сработало. Чонгук против воли слышит, как они скачут на сивке, и ещё долго провожает их перемещения по болотам и скалам. А Тэхён за это время льнёт ближе, прижимаясь всем телом, и Чонгук переворачивается, подминая его под себя, попеременно проглатывая то стоны, то всхлипы. Словом — отыгрывается за все капризы, прихоти и мучения. Наверное, это любовь. И была она — с самого начала. Просто Чонгук — идиот, и никто ему не сказал, что в легенде маленьким шрифтом внизу есть подпись под звездочкой, что драконы тоже могут вступать с принцессами в законные браки и жить долго и счастливо. Тэхён любит его, а он любит Тэхёна — свою неловкую принцессу с гудящим басом и оленьими глазами, и их сказка вне времени и пространства, за пределами башни и замка и без всяких рыцарей-извращенцев только начинается.