Неизведанные земли

<...> Обхватит властно смуглая ладонь О, эти игры так вошли в привычку... Горячей влаги ток разбавлю льдом Шепча о том, как Вы мне безразличны... Гедда Габлер

— Луи’! — Альфа выбегает из библиотеки и слышит звонкий смех, что отражается от стен сумрачных коридоров, такой манящий и легкий, чарующий, заставляющий сердце биться с огромной скоростью, ноги мчаться, переступая через несколько ступенек. Вверх, выше, прямо и направо. Гарри следует за голосом и звуком невесомых касаний обуви к мрамору, за шуршанием юбки и сводящим с ума “Месье! Еще немного — и я затеряюсь среди приведений!” — Луи’! — он бежит, заглядывая в каждый проход и каждую открытую дверь многочисленных комнат, которые еще несколько секунд назад были закрыты. Омега путает его, играет, дает неверные подсказки, обманывает даже своим запахом, за которым невозможно следовать, ведь он повсюду — чистый, невинный, нетронутый. — Ах, я слышал, Вы профукали крупную сделку в Германии, — удивленный, расстроенный голос скрывается за поворотом, и кажется, будто еще чуть-чуть, но нет, снова пусто, снова бездушные портреты на стенах и холод воздуха. — Как Вы могли, мой дорогой? Я считал Вас лучшим в этом! — Луи’, прелесть, остановитесь, — Гарри прислушивается, сбитый тишиной, что вмиг накаляется, предвещая встречу. Он видит приоткрытую дверь, надавливает на нее рукой, слыша рваное дыхание и слабый смех. — Луи’… — Месье, — шепчет в ответ Омега, прижимаясь спиной к стене, запрокинув назад голову, он хитро улыбается и протягивает руку вперед, прикладывая ее к груди сразу, как только мужчина хочет обернуть вокруг запястья свои длинные пальцы. — Вы не должны проигрывать в делах, понимаете? Вы… ах, — Луи чувственно выдыхает, когда мужчина обхватывает его бока и приближается вплотную, глубоко втягивая аромат, проводя носом по шее. — Вы лучший… во всем, не смейте… — он обнимает Альфу за плечи, немного отталкивая, выгибаясь навстречу для большего контакта, противореча самому себе. — Не смейте позволять кому-то делать из себя побежденного. — Никогда, прелесть, — Гарри звереет на глазах, сжимая тонкие запястья и заводя их за спину, легко кусая его шею, вырывая из уст Луи тихие стоны удовольствия, покорения и отдачи всего себя в руки победителя, ведь именно им чувствует себя мужчина, признаваясь себе в своем поражении перед Омегой, который играет с ним, обводит вокруг пальца, заставляет бегать за собой по огромному замку, искать и ждать встречи. Однако плевать, Альфе откровенно плевать на все эти капризы и причуды, он счастлив видеть их, счастлив терпеть и быть объектом для них, счастлив быть поверженным победителем, который завоевал, но не покорил, который пал на колени и приобрел Музу. — Мы не можем… — Луи упирается крохотными ладошками в широкую вздымающуюся от глубокого, быстрого дыхания грудь мужчины, пытаясь отстраниться, но тот только резко разворачивает его и прижимает к стене, целуя шею и оголенные плечи. — Почему Вы ходите в легкой одежде? — он проводит кончиком языка за ушком, в самом чувствительном местечке Омеги, из-за чего тот мелко дрожит и наклоняет голову вбок для большего доступа. — Ваша кожа ледяная… — Это все Вы, Месье, ах… — Луи чувствует, как по телу разливается тепло, несмотря на то, что он действительно замерз и только-только начал отогреваться в хорошо отопленных комнатах замка. — Это из-за Вас я превращаюсь в льдинку… — Прелесть, в чем моя вина? — Альфа развязывает ленточки, которые стягивают юбки у основания корсета, расслабляя их, вынуждая упасть к ногам большим, пышным облаком. — М-месье, — он корябает стену ноготками, оставляя следы на обоях с золотым рисунком цветов, который осыпается, покрывая волны ткани крохотными блестящими пылинками. — В чем я виноват, Луи’, скажите мне, — мужчина прижимается ближе, позволяя Омеге чувствовать свое возбуждение через ткань брюк и тонких трусиков, что сводят с ума снова и снова, а эти бедра, обернутые чулками с игривыми бантиками и кружевными оборочками, заставляют стонать от нарастающей боли в паховой области и нехватки кислорода, доступ к которому перекрылся еще в тот момент, когда Луи затеял эту игру. — Вы оставили меня одного, Вы дали всем вокруг возможность использовать меня и делать все, что хочет каждый из них, любой в этом мире! Они делают мне так… — он всхлипывает, не договаривая, и закрывает лицо ладонями. — Еще и отец… они… а Вы… Вы такой же! Вы ничем не отличаетесь! — Луи разворачивается и отталкивает от себя Альфу, который только и успевает, что удивленно наблюдать, как младший бежит, точно по сцене балерина, к кровати и падает на нее, зарываясь в подушки, приглушая плач. — Прелесть… — растерянно зовет мужчина, двигаясь в сторону содрогающегося тела Омеги, и мысли о его соблазнительных формах, лишенных защиты одеждой, отходят на второй план, ведь он понимает, что сам уподобился тем людям, которые сделали и продолжают делать Луи больно. — Я Вам не прелесть, — сдавленно отвечает он, хватаясь за края одеяла, пытаясь достать его из-под себя, чтобы спрятаться, скрыть слезы и слабость. — Я не… Луи’… — Гарри садится сбоку и тянется рукой, желая дотронуться, помочь. — Не прикасайтесь ко мне! — Омега срывается на крик и резко садится, убивая мужчину разозленным взглядом, в глубине которого плещется обида и разбитость. — Вы не имеете никакого права! Я не Ваша игрушка! Все эти подарки и подачки с Вашей стороны, они ничтожны! Они не стоят и капли моего уважения! — он сдергивает с шеи тонкий шелковый шарфик и начинает рвать его, желая избавиться от тяжести и гнета дорогих камней, что нанизаны поверх, создавая прекрасное сочетание черного с зеленым. — Вы мне омерзительны! Вы только и умеете, что выдавать свои поступки за благие, а на самом деле просто рисуетесь! Вы настоящий павлин! — Луи злится еще больше, когда ткань не поддается его усилиям, когда острые уголки изумрудов царапают кожу рук. Он застывает в шоке, стоит только Гарри отобрать у него украшение и в два счета разобраться с ним так же, как и с браслетами на левой руке, камни с которых летят на пол и отбиваются, разлетаясь в разных направлениях. — Я готов сжечь этот замок со всеми драгоценностями в нем, со всеми подарками для тебя и ненужными вещами, которые являются лишь пустой атрибутикой, ведь если не ты находишься здесь, если не ты носишь на себе все лучшее, что есть в этом мире, то мне все равно! — Альфа повышает голос, он не кричит, но и не пытается себя успокоить, запуская пальцы в волосы и оттягивая их, выдавая свое волнение. — Мне плевать на все состояние, на жизнь, если не ты будешь рядом, если не ты будешь моим… — Я никогда не буду Вашим, — громким шепотом отвечает Луи, не сдавая позиции, не поддаваясь сердцу, которое трепещет от откровенного признания, что заполняет каждую частичку его сознания. — Ты будешь моим всегда, прелесть… — Только в Вашем воображении, Месье, — Омега гордо вскидывает подбородок и добавляет, — ну а теперь сожжем этот замок? Ведь… я не собираюсь больше ни носить все, что Вы там уготовили для меня, ни находиться здесь. И если все и решили растерзать меня на кусочки, что ж, я готов! Вам осталось только порвать мою душу, так же, как и это ожерелье, она все равно никому не нужна… Так сожгите же меня вместе со своим замком! — Вы невыносимы, — Гарри притягивает к себе Луи, который не успевает осознать, что с ним делают, и целует его сначала напористо и жестко, желая успокоить вырывающегося из рук Омегу, который толкается и бьет кулачками по груди мужчины, не отвечая на поцелуй. И только после того, как он обмякает и расслабляется, отдается в руки Альфы, ослабленный и задохнувшийся усиленным ароматом, таким приятным и насыщенным, Гарри сбавляет обороты и чуть отстраняется, почти не задевая приоткрытые губы, нежно касаясь их своими, сминая и едва облизывая кончиком языка, чувствуя, как Луи тает и откликается на действия, обхватывая тонкими ручками шею мужчины, притягивая его к себе и шепча: “Это ничего не значит”. — Конечно, нет, прелесть, — отвечает Альфа, улыбаясь и стирая большими пальцами следы от слез, целуя покрасневшие щеки и линию челюсти, затрагивая ушко, прикусывая мочку, наслаждаясь тихими, приглушенными его плечом стонами и изящно выгнутым на его коленях телом, что “не его” и никогда им не будет. А сейчас… это ничего не значит, но Гарри не будет самим собой, если не докажет этому несносному, своевольному Омеге обратное. Он аккуратно развязывает ленточки корсета, расслабляя его, наслаждаясь невероятным усилившимся запахом Омеги, задыхаясь от тонких холодных пальчиков на своем теле, что проворно расстегивают нижние пуговицы рубашки и дотрагиваются до оголенного торса, посылая мурашки вниз по позвоночнику, которые тугим узлом стягиваются в паху, заставляя застонать от желания. — Sweety, — Альфа пропадает в ощущениях, сдерживая в себе животные инстинкты, что твердят наброситься и овладеть податливым маленьким телом, трепещущем в его руках. Однако одного только взгляда на вмиг ставшего послушным и открытым, на того, кто не побоялся показать свои чувства, раскрыл эмоции и бросил их к ногам мужчины, мол, делайте, что хотите, хватает, чтобы выстроить в затуманенной голове примерный план действий. Хотя это скорее не план, а вектор направления, который гордо указывает на нежность и легкость, которые непременно должны доминировать сегодняшней ночью. Не пары минут или часов, а именно ночи, ведь Гарри не отпустит Омегу от себя, не позволит ему перебраться в другую комнату и уснуть там, он намерен доставить ему столько удовольствия, что тот, обессиленный, в послеоргазменной истоме, только и сможет рухнуть на простыни с блаженной улыбкой на губах, что сейчас бесстыдно исследуют тело мужчины, впервые за всю свою сексуальную жизнь. Луи откровенно наслаждается, думая, что управляет Альфой, забравшись на него сверху, целуя кубики пресса и косые мышцы, что призывно прячутся в брюках, пуговицы на которых Омега расстегивает с помощью язычка и зубов, сводя мужчину с ума, вынуждая его зарыться пальцами в свои волосы и оттянуть их, дабы уменьшить уровень возбуждения, что совершенно не срабатывает, ведь Луи не останавливается и только по-хозяйски стягивает одежду и кусает губы, разглядывая обнаженное подтянутое тело. Неопытность Омеги, его желание опровергнуть это, игривые взгляды и нерешительные касания к мужчине, перед которым он не хочет выставить себя в неприглядном свете, заводят Гарри еще больше, будоражат его сознание и завладевают мыслями — он уверен, что никто не смог бы устоять перед таким Луи, невинным и чистым, который сейчас пытается доказать обратное, робко проводя острым кончиком языка по выступившим венам крупного члена, который пальцы не могли обернуть целиком, а возможности открытого рта оказалось едва достаточно, чтобы вобрать внутрь. Гарри чувствовал, что еще чуть-чуть, и его нужно будет увозить в место для душевнобольных и умалишенных, так как понимал, что явно станет помешанным, нуждающимся в этом Омеге и том, как он поднимает свои яркие, светящиеся похотью глазки и смотрит вверх на лицо мужчины, втягивая щеки и высасывая, казалось, душу через орган, испытывая ведьминское наслаждение, когда из уст Альфы вырывается протяжный стон, бедра дергаются вверх, а руки ищут опору на простынях и плечах Луи, который едва ухмыляется и выпускает плоть изо рта, обнажая зубки и проводя ими по головке, заставляя ноги Гарри дрожать от дикого блаженства. Он не выдерживает этой пытки, окутанный тяжелым ароматом Омеги, который ерзает на постели в желании получить хоть какое-то трение для дырочки, что сочится смазкой. Альфа подтягивает Луи к себе, наблюдая за его покрасневшими губами и румянцем на щеках, потянутыми дымкой глазами и трепещущими ресничками, снова и снова проклиная и боготворя тот день, когда повстречал это чудо, которое поддается на любое движение, охотно отвечает на касания, ластясь к телу напротив, отдаваясь в сильные руки, и безропотно разрешает руководить собой. Что Гарри и делает, укладывая Омегу на постель, раздевая его, оставляя только белые прозрачные чулки, тяжело сглатывая от бантиков и кружева, что обхватывают бедра, дрожащие в томлении. Глубокий поцелуй, спертое, рваное дыхание, наэлектризованный воздух и призывно раздвинутые ножки, по которым хаотично двигаются крупные ладони и останавливаются на круглой попе, раздвигая ягодицы в стороны, вынуждая Луи хвататься за широкие плечи и шептать в бреду просьбы заполнить его. — Прелесть, sweety, — Гарри проникает языком в раскрытый рот Омеги вместе с движением внутрь членом, вводя его на всю длину, прижимая к себе выгнутое в удовольствии тело за талию, кусая открытые ключицы и шею, любуясь тем, как Луи тонет в наслаждении, откидывая голову назад и кусая губы в попытке сдержать стоны. Движения медленные, чувственные, полные нежности и ласковых касаний друг к другу, поцелуев и сладких звуков, что не может подавить в себе Омега, отзываясь на каждое давление рук мужчины, который, словно управляет безвольной куклой, заставляя того двигаться в такт и теряться в нереальности ощущений, обвить ноги вокруг талии Альфы и переплести пальцы рук, позволяя завести их наверх за голову, все сильнее сжимая чужие, чувствуя, как нарастает пульсация внизу живота, что посылает вибрации к сочащейся дырочке, в которой все ускоряясь двигается Гарри, отдаленно думая, что хотел бы сойтись с Омегой в сцепке, провести с ним его первую течку, доставляя удовольствие несколько дней подряд, делая своим окончательно. Вот только понимание того, что его Луи никогда не будет, тяжелой волной проходится по всему телу, мешая концентрироваться и наслаждаться моментом, когда прекрасное, тонкое тело под ним выгибается с приглушенным поцелуем стоном, пальчики дрожат в ладонях мужчины, и, казалось, все существо Омеги сжимается вокруг плоти Гарри, заставляя его спустя несколько толчков кончить глубоко внутрь, содрогаясь от силы оргазма и вида изнеможенного Луи, который пытается вдохнуть и лишь захлебывается воздухом от чувствительности дырочки, где по инерции двигается Альфа, сгорая сам. ♡ ♡ ♡ Гарри добивается своего, заставив Омегу достичь пика наслаждения несколько раз подряд, не давая времени и возможности на передышку, теша свое эго, для чего достаточно одного взгляда на разбитого, сокрушенного, запутавшегося в своих желаниях прекратить и дотронуться до него еще, Луи, который вздрагивает от легких поцелуев в плечи и шею. — Куда Вы? — еле выговаривая слова, спрашивает Омега, сквозь опущенные ресницы наблюдая, как мужчина надевает светлые кальсоны с рядом пуговиц посередине. — Скоро вернусь, прелесть, — он выходит, тихо прикрывая за собой дверь, оставляя Луи одного, уснувшего за секунды, ослабшего в мягкой постели одной из, казалось, тысячи комнат замка. Гарри возвращается спустя минут десять с небольшим тазом в руках, в котором плескалась теплая вода и плавало тонкое полотенце, и ставит его на стул, подвинув его ногой к кровати. — Хэй, — ласково зовет Альфа, проводя рукой по влажным волосам Луи, — прелесть, давай повернись, я вытру тебя. — М? — Омега обессилено ведет плечом, не реагируя на слова до тех пор, пока с его спины и попы не убирают одеяло. — Что Вы делаете, — неслышно спрашивает он, пребывая во сне, не осознавая реальности, дрожа всем телом, когда по ягодицам проводят мокрым полотенцем, стирая следы оргазмов Гарри. — Все хорошо, милый, — мужчина споласкивает ткань в воде и снова проводит по нежной коже, бедрам и попе, пояснице, бокам — везде, где виднеются белесые капли спермы, чулки давно сняты и не мешают ему. Альфа наслаждается содроганиями тела Луи каждый раз, когда он проводит по покрасневшей дырочке, из которой медленно вытекает вязкое семя Гарри, он старается быть аккуратным и не доставлять боли, уверенный, что Омега стонет сейчас не от наслаждения, а пальчики его слабо сжимают подушку лишь от неприятных ощущений, что заставляет мужчину быстрее закончить с водными процедурами, задернуть тяжелые шторы, окончательно погрузив комнату в темноту ночи, и лечь справа от Луи, обнимая его и шепча на ухо пожелания доброй ночи. Которая для него самого еще не настала, ведь энергии, казалось, только прибавилось, будто Омега отдал всю свою, подарил часы наслаждения и возможности обладать, принимая любую позу, в которую ставил его Гарри, подавляя дрожь в ногах, что не держали после второго раза, когда он рухнул на подушки с громким криком имени мужчины, слетевшего с губ. Альфа улыбается, вспомнив, как Луи выстанывал просьбы войти в него глубже, хотя сам отстранялся, пытаясь уползти в обратном направлении, превращенный в пепел долгим контактом, сорванным голосом требуя большего, что и получил, окончательно потеряв себя в ощущениях. Мужчина же чувствовал, как его голова идет кругом каждый раз при отчаянном “Гарри”, сказанном с невообразимо прекрасным акцентом и мягкой “Р”, которая будто проникла внутрь него без ненужных “Месье” и “Вы”, что были постоянными в речи Луи, и поселилась в крови, будоража ее, вынуждая бежать по венам быстрее, не давая заснуть до рассвета, прижимая к себе хрупкое тело, которое льнуло, точно к спасательному кругу, прячась носиком в изгиб шеи, опаляя кожу горячим дыханием, посылая рой мурашек и волны счастья, что стало синонимом к такому исключительному Луи. ♡ ♡ ♡ Омега просыпается и блаженно улыбается, чувствуя, как отдохнуло его тело в мягкой постели, голова не болит, утопая в приятной, обернутой шелком подушке, вокруг талии же обвилась рука, что держала тонкое запястье и прижимала его к груди. Он глубоко вдыхает и наслаждается ароматом двух смешанных запахов: своим и мужчины, который дышит в затылок и находится так близко, что совершенно неестественно даже для семейной пары, не то что для любовников. Луи фыркает на свои мысли и еще несколько минут лежит, получая удовольствие от прикосновения горячей кожи к своей обнаженной спине, он тихонько хихикает, смущенный положением, и радуется, что Гарри спит и не видит красноту его щек. Его движения тихие и аккуратные, такие, чтобы не разбудить хозяина замка — он выбирается из постели и накидывает на голые плечи темную рубашку Альфы, что вчера вечером была скинута на пол в порыве желания, и приоткрывает дверь, находя в коридоре дворецкого, который ждал, когда кто-нибудь из двоих проснется и даст указания. — Не поворачивайтесь, — вместо приветствия говорит Луи, стараясь держать дверь так, чтобы видна была только его голова. — Пусть камеристка приготовит теплую молочную ванну, таз с лимонной водой и пятью каплями масла дамасской розы, пеньюар для меня, если его нет, то длинный халат Месье Стайлса. После подайте завтрак, никакой каши и яиц. Шампанское, фрукты, эклеры, и… пожалуй, творог. И сварите кофе для Месье. Пусть никто не заходит сюда, поднос с едой оставьте рядом с дверью. Камеристка же оповестит меня о готовности двумя тихими стуками. Омега возвращается в комнату, не удосужившись дождаться кивка от дворецкого, который безмолвно покинул пост, чтобы раздать указания. Спустя пятнадцать минут обследования комнаты, легкой разминки, которая прекратилась в тот момент, когда поясница заныла, напоминая о бурной ночи, и любования умиротворенным Альфой, который спал глубоким сном, размеренно дыша и обнимая теперь одеяло вместо Луи, в дверь постучали. За ней оказалась молоденькая девушка с потупленным в пол взглядом и темно-зеленым атласным халатом в руках, она не смела сказать и слова до того, пока Омега не разрешил ей, ведя кистью в ее сторону. — Все готово, комната находится на этом этаже, влево по коридору, там никого нет. — Прекрасно, — Луи выходит и следует в указанном направлении, светя обнаженными бедрами, совершенно не стесняясь того, что он одет неподобающе. Купальная встречает приятным ароматом розы и персиков, белая вода не колышется и только источает пар, что заполняет комнату, делая пребывание комфортным, несмотря на холод за стенами. Омега расстегивает пуговицы рубашки и скидывает ее с себя, слыша, как помощница поднимает одежду и складывает ее вместе с халатом на софу у противоположной стены. — Помогите мне, — Луи протягивает руку и опирается на подставленное предплечье девушки, погружаясь в теплую молочную жидкость, что немного обжигает остывшее тело. Он расслабляется и наслаждается тишиной и атмосферой, где он никому ничего не должен, где нет Джонатана, который только и делает, что бросает голодные, похотливые взгляды и пускает слюни, нет матери, которая может денно и нощно твердить о морали, пренебрегая ею сама, нет отца, старого извращенца, от мысли о котором неприятно передергивает. Тело Омеги распаривается и пропитывается молоком, поглощая все его полезные свойства, в течение десяти минут, после чего он тихо зовет камеристку, которая устраивается в изголовье и поливает волосы водой из кувшина, подготавливая их. — Как Ваше имя? — Лиди, Месье, — девушка берет подготовленную массу и начинает втирать ее в мокрые пряди, массируя кожу головы. — Скажи мне, кто-нибудь приходит в этот дом? — Да, у хозяина много друзей. — Омеги или Альфы? — Луи старается не выдавать своего волнения, которое скапливается в груди ревностью и желанием быть единственным в постели мужчины. — И те, и другие. Чаще приходят Альфы, они… закрываются в кабинете Месье, нам не позволено заходить туда, — Лиди ополаскивает руки, макает кончики пальцев в крем и начинает покрывать им лицо Омеги. — Кто-нибудь остается на ночь? — Только Вы, Месье Стайлс позволяет гостить только тем, кто приехал к нему из другой страны или города, Вы исключение. — Затронь шею тоже, — Луи откидывает голову назад сильнее, открывая лучший доступ, радуясь приятным прикосновениям и новой информации, которая греет лучше молочной воды. — Заканчивай, — просит он, испытывая нужду вернуться обратно в спальню. Камеристка молча омывает тело Омеги, растирает его лимонной водой, после вытирает и обмазывает маслом, смешенным с отваром пряных трав, из-за чего кожа становится мягкой и нежной окончательно, приятной на ощупь — и Луи уверен, что Альфа проснется от одного только запаха, стоит ему только войти в комнату. Так и случается. Омега успевает поставить поднос с бортиками в десять сантиметров на угол кровати, как Гарри открывает глаза и улыбается, хрипя “Доброе утро”, оставаясь лежать на животе. — Доброе, Месье, — он забирается с левой стороны и разливает шампанское по бокалам, делая первый глоток, ощущая, как шипящая жидкость обволакивает горло и опускается в пустой желудок. — Кто же пьет утром, прелесть? — Либо дегенераты, либо аристократы. Предпочитаю думать, что мы с Вами относимся ко вторым, — Луи наклоняется ближе к мужчине и втягивает его в поцелуй, что отдает ярким послевкусием напитка. — Ваш кофе подан, Месье. — Вы сварили его для меня? — Гарри улыбается и принимает сидячее положение, принимая кружку из рук Омеги. — Вы никогда не узнаете, однако… неважно, кто приготовил, важно, кто подает, — он перебирается на колени к мужчине, устраиваясь сверху, раздвинув ноги, из-за чего полы халата расходятся и обнажают тело. — Луи’, — шепчет Альфа в приоткрытые губы, что тянутся за новым поцелуем. — Месье, — с улыбкой отвечает Омега, обвивая руки вокруг шеи и проникая пальцами в волосы, сжимая их, оттягивая. Он целует страстно, чувствуя горечь кофе и сладость шампанского, что вселяет в него еще больше игривости и затуманивает мозг вместе с сильным запахом масел. — Возьмите меня… Гарри целует открытую шею и развязывает халат, скользя ладонями по бархатной коже, упиваясь ее безупречностью и совершенством, чуть ухмыляясь при виде крохотных следов с ночи на ключицах и острых плечах. — Вы так похудели, прелесть, — Альфа легко сжимает талию и притягивает к себе Луи, снимая с него единственный предмет гардероба. — У Вас есть возможность исправить это, я собираюсь остаться здесь на неделю, — он тянется за бокалом за спиной и подносит его к губам, выпивая половину. — Надеюсь, Вы не против? — Разумеется, нет, живите здесь хоть до скончания веков, я буду только рад, — он осушает бокал одним глотком из рук Луи и приподнимает его, насаживая на член. — Так, прелесть… м… — Ах, Гарри, хочу… хочу сильно и… ах… — он стонет, ощущая в себе весь орган целиком, содрогаясь от чувствительности дырочки. Альфа делает так, как просит Луи, резко, глубоко, с пьянящим ароматом, окутавшим его. — Пообещайте провести со мной свой период, — хрипит Гарри в раскрытые в удовольствии губы, кусая их и оттягивая, оставляя маленькие ранки, где выступают капельки крови. — Нет, — противится Луи, сжимаясь вокруг плоти мужчины, прижимаясь к нему ближе, впиваясь ногтями в плечи, покрывая их царапинами. — Пообещайте мне, — Альфа двигается быстрее, с легкостью управляя телом, то поднимая его, то с силой опуская до самых яиц, впитывая в себя стоны и звуки шлепков кожи о кожу. — Как я могу? — Ты можешь… — Гарри, — безмолвно шепчет Луи, дрожа в руках мужчины, чувствуя его семя в себе и грубый поцелуй, сквозь который отвечает в бреду наслаждения: — Да… да, я обещаю…