Moonwalker

Чонун говорит, черно-белые изображения хороши тем, что каждый может раскрасить их в свои цвета. Поэтому он тоннами читает мангу, игнорируя аниме, не использует другие цвета в оформлении и почти не смотрит по сторонам, когда выходит на улицу. Реук считает, что в черно-белых линиях есть своя красота. Особенно когда она создается человеком, который любит свое дело. И дело не в том, что они создают простор для фантазии. Просто иногда мир слишком яркий, а работы Чонуна помогают прийти к равновесию. Реук готов смотреть их часами, одну за другой. Беззвучные короткометражные мультфильмы, переполненные тонким, почти невесомым смыслом и невероятной красотой. Когда у Чонуна спрашивают, появится ли в его независимой студии что-нибудь цветное, он мрачнеет и уходит в себя. - Твоя мама просила узнать, жив ли ты или можно заказывать поминальную службу, - говорит Реук, когда у его ног приземляется бумажный самолетик. – Ты не поздравил ее с днем рождения. Чонун вздрагивает, хотя до этого упорно делал вид, что не замечает незваных гостей. Судя по состоянию в этой части студии, у него творческий кризис. Везде валяются обрывки набросков, скомканные в порыве бессильной ярости. Чонун злится, когда у него не получается передать то, что происходит в голове, и поэтому на создание десятиминутного ролика могут уходить месяцы. Немного подумав, хозяин студии выхватывает телефон из заднего кармана потрепанных джинс и, не посмотрев на время, начинает набирать номер матери. - Инопланетянин звонить домой, - насмешливо говорит Реук, когда гудки начинают казаться бесконечными. – Четыре утра, гений. Чонун ежится от его тона, но звонок все-таки сбрасывает, потому что понимает: в такое время никто не будет рад его услышать, несмотря на двухнедельное отсутствие. Не нужно быть провидцем, чтобы понимать, насколько зол Реук. У него есть все основания злиться, но Чонун ничего не может с собой поделать. Ему не хочется видеть людей в те периоды времени, когда не получается ничего создавать. Это все сны, из-за которых он не может ни о чем думать. Реук поднимает с пола самолетик, который кажется единственной законченной вещью в этой части студии. Чонун, сидящий на горке старых черновиков, в растянутом кардигане, старых джинсах и какой-то нелепой майке, босой, худой, с отросшими волосами, выглядит как жертва войны, но никак не признанный гений. Иногда Реуку кажется, что позволить ему употреблять наркотики будет лучшим выходом из этой бесконечной творческой ломки. Но слишком большой риск потерять одно в погоне за другим. У Чонуна нет источников вдохновения, кроме каких-то происшествий в прошлом, о которых он никому не рассказывает. Мама Чонуна всегда смотрит на Реука с сочувствием и пониманием, но разводит руками. Материнская тайна – ничем не хуже врачебной. Если мама дает слово хранить секреты, это значит, что о них узнают все, кроме тех людей, которым это действительно нужно. Реук знаком с Чонуном три года, но дни, которые они полностью посвятили друг другу за это время, можно сосчитать по пальцам. С какой-то стороны это удобно – какой бы активной и быстротечной ни стала жизнь, Чонун всегда будет здесь, в своей студии, и можно зацепиться за него, как за якорь, и просто сидеть рядом, пока он рисует свои наброски. До тех пор, пока не запрется в комнате, в которую не пускает никого. Иногда Реук хочет пошутить про Синюю Бороду, но в такие моменты почему-то неприятно немеет язык или возникает ком в горле. Они знакомы. Они влюблены. Но совсем не знают друг друга. Не нужно прикладывать много усилий, чтобы влюбиться в Чонуна. Достаточно просто найти свой смысл в его работах и быть немного сумасшедшим. Все остальное приходит само. Как и неспособность злиться долго. Реук кладет самолетик на стол, рядом с горсткой сломанных карандашей, закрывает окно, из которого тянет утренним холодом, снимает пиджак и садится на скрипучий стул, готовый вот-вот развалиться на две части от постоянных покачиваний. Но начинает чувствовать себя комфортно только в тот момент, когда Чонун, наконец, поднимает голову и смотрит на него в упор. Тепло и нежно. Мелкие эмоциональные льдинки, витавшие между ними все это время, начинают трескаться и исчезают совсем. Реук трется щекой об плечо, чтобы спрятать улыбку, но получается плохо. Не любить Чонуна, который смотрит вот так… Невозможно. - Может, тебе стоит взять перерыв? – предлагает Реук, обводя взглядом мусорные пакеты, набитые банками из-под кофе. Чонун легко мотает головой и слабо улыбается. - Потом. Я хочу нарисовать его. Реук вздрагивает от неожиданной догадки и смотрит на наброски по-новому. - Что? - Свой сапфировый океан. Иногда берег больше, чем море, которое его омывает, если рядом есть человек, способный остановить для тебя планету. Чонун впервые видит океан, и это не похоже ни на что. У Хичоля в запасе много сюрпризов и мало времени, поэтому приходится приспосабливаться к чудесам. Чонун не до конца понимает, зачем Хичоль делает все это, вместо того чтобы наслаждаться жизнью в своем «вам осталось не больше года». От которого уже почти ничего не осталось. На Хичоле непонятного цвета кардиган, растянутые старые джинсы и майка, в которой стыдно даже вынести мусор. Но они одни на необитаемом острове, и Чонуна мало волнуют как одежда, так и мертвенная бледность под ней. У Хичоля почти черные синяки под глазами, но это совсем его не портит, особенно когда он в хорошем настроении. Хичоля вообще ничего не может испортить. Разве что смерть. - Прощаться не будем, - весело говорит он, поставив рядом с Чонуном непрозрачный мусорный мешок. – Я убью тебя, если последним, что я увижу, будет твое зареванное лицо. Чонун подозревал нечто подобное, когда они плыли сюда на яхте вдвоем, но до последнего отказывался верить. Хичоль – вот он, на расстоянии вытянутой руки, пока что живой и вполне себе теплый, такой же красивый, как и всегда, с по-дурацки растрепанными соломенными волосами и довольным выражением на лице. Люди просто не могут быть так счастливы, когда знают, сколько осталось жить. У Хичоля нет привычки притворяться. Возможно, он просто не человек. Чонун открывает мусорный пакет и видит там бесчисленное количество бумажных самолетиков. На них что-то написано, но Хичоль всем своим видом показывает, что не хочет, чтобы кто-то это прочел. - Воспоминания, - после недолгого молчания произносит он. – На случай, если «вся жизнь перед глазами» пройти не успеет. Чонун берет самолетик в руки и хмыкает, заметив, насколько аккуратно он сделан. Для Хичоля это не свойственно. Он неусидчивый и взбалмошный. Чонун не знает, сколько времени ушло на самолетики, но не может не оценить, каких усилий они стоили старшему. Хичоль запускает первый. Полет красивый, и сейчас явно не то время, когда им стоит заботиться о загрязнениях окружающей среды. Чонун думает о том, что они просто возвращают природе все, что она создала. - Встретимся еще, - говорит он, запуская второй самолетик. Хичоль кивает. Это его теория. Люди, которым снятся до мелочей одинаковые сны, просто обязаны встретиться в следующей жизни, где все будет так, как они видят. Чонун видит во сне океан. Такой темный, как будто стоит на самом дне, и не может рассмотреть неба. Но толща воды не давит на него, наоборот, в ней легко и комфортно дышится. Потом, через какое-то время, начинают зажигаться огоньки. Сначала их мало, можно сосчитать, но потом их резко становится бесчисленное множество. Вода становится похожа на плотный эмоциональный фон из восторга, восхищения и возбуждения. Чонун понимает, что он не один, но не может заставить себя повернуть голову и посмотреть на тех, кто рядом. Потому что уверен, что он здесь не один. Хичоль говорит, что готов продать душу за возможность увидеть это когда-нибудь наяву. Чонун смеется над ним, но понимает, что полностью согласен. Самолетики похожи на чаек, не хватает только их криков, чтобы появилось ощущение долгого морского путешествия. С Чонуном так происходит всегда: самые простые вещи заставляют его чувствовать себя так, будто он вот-вот совершит что-то, чего никогда раньше не делал. Будь у Хичоля больше времени, они бы непременно отправились в кругосветное путешествие. По океану. - Я не плачу, - невпопад говорит Чонун. Возможно, это попытка сказать старшему, что он хочет быть рядом до конца. Или что прощание стоит того ощущения завершенности. Хотя Хичолю нравится чувствовать себя бесконечным. Все люди, которые знают, что скоро умрут, помешаны на том, чтобы оставить после себя хоть что-то. - Встретимся, - неожиданно кивает Хичоль. – Когда будешь готов показать кому-нибудь свой океан. В какой-то момент Чонун остается один. С ощущением океана внутри. В студии так чисто, как, кажется, никогда не было. Если бы не горка самолетиков в углу, присутствия Чонуна бы совсем не ощущалось. Реук ставит проектор на стол, закрывает окно, из которого сквозит ночным холодом, бросает на пол пиджак и открывает ноутбук. На белой стене появляется синий прямоугольник рабочего стола. Реук смотрит на ручку всегда запертой двери в полутьме, и от шутки про Синюю Бороду во рту разливается неприятная горечь. На рабочем столе два ярлыка – корзина и ссылка на последнюю работу Чонуна, смотреть которую, мягко говоря, совсем не хочется. Когда люди спрашивали, будут ли когда-нибудь цветные работы, Чонун мрачнел и уходил в себя, потому что то, что он мог бы нарисовать разноцветным, было слишком личным. Реук отодвигает скрипучий стул от стола и раздраженно садится, скрестив руки на груди. Злость – лучшая защитная реакция от всего. Даже от одиночества. Первые несколько секунд на экране ничего не происходит, но в тот момент, когда начинают появляться цвета, Реук закрывает глаза. Ему не нужно прикладывать усилий, чтобы вызвать в памяти ту картину, которая приходит к нему во сне почти каждую ночь. Звуки вокруг больше похожи на крики толпы, чем на шум океана, хотя есть между ними что-то схожее. И в том, и в другом легко утонуть. То, что ощущается под ногами, больше похоже на пол, чем на песочное дно океана, но сознание совсем не цепляется за это. Огоньки зажигаются сначала медленно, по одному, а потом как будто еще раз гаснет свет, и они одновременно появляются везде. Двигаются плавно, равномерно, как будто повинуются внутренней мелодии. В какой-то момент у Реука появляется пьянящее ощущение, что их движения зависят от него. Он открывает глаза как раз в тот момент, когда экран гаснет, и на нем появляется короткая надпись «Еще встретимся». Реук сползает со стула на пол и, наконец, начинает чувствовать себя комфортно. Как будто кто-то из темноты смотрит на него тем самым взглядом Чонуна. Теплым и нежным. Но в какой-то момент Реук все равно остается один. С ощущением океана внутри.