Замечательные люди

«Император у нас рехнулся, положительно он сошел с ума. Он заставит всех нас полететь кувырком, и все это, вот увидите, кончится грандиозной катастрофой...» (с) В. Пикуль, «Париж на три часа» За годы службы кайзер Райнхард фон Лоэнграмм – на памяти адмиралов – бывал разным: радостным, грустным, злым, негодующим, иронизирующим, полным сил и энергии, печальным, подавленным, даже больным. Но таким, каким он явился на нынешнее заседание генштаба, они не видели его никогда. Он сиял, как начищенная рейхсмарка, лучился счастьем и чуть не лопался от гордости и самодовольства. Взгляды шокированных адмиралов метнулись к Мюллеру. Мюллер в ответ едва заметно пожал плечами и скривил губы, давая понять, что на этот раз он и сам, как ни странно, ни сном, ни духом. Кайзер уселся в кресло и широко улыбнулся собравшимся. У собравшихся от нехороших предчувствий засосало под ложечкой. - Итак, - произнес Лоэнграмм, - имею честь сообщить вам, господа, что Ян Вэньли принял мое предложение. Таким образом, с сегодняшнего дня он поступает на службу в Рейхсфлот в чине гросс-адмирала. Возражения есть? Генштаб, потеряв дар речи, временно уподобился Айзенаху. - Возражений нет, - кайзер, ничтоже сумняшеся, трактовал потрясенное молчание в свою пользу и продолжил. – В связи с этим есть ряд вопросов, которые необходимо решить безотлагательно. То есть, прямо сейчас. Во-первых, плащ. - К-какой плащ? – ожил Мюллер, в котором профессиональная привычка разведчика к получению нужных сведений все-таки взяла верх над бескрайним изумлением и лингвистическим ступором. - Вот это нам и надо решить. У нас их, насколько мне известно, три. Синий, красный и серый. Итак? - А что, новый цвет ввести нельзя? – отмер Ройенталь. - Можно, - согласился кайзер. – Но это долго. Недели три. Надо менять регламент. Утверждать, согласовывать, шить. Мы же до этого только посмертно повышали, когда уже плащи за ненадобностью. А в данной ситуации всё иначе. Плащ нужен немедленно. Герой придет, а у нас плаща нет. Вы же не хотите меня опозорить перед лицом всей галактики? - Ммм, - замялся Оскар фон Ройенталь. - Ни в коем случае, - пришел ему на помощь Вольфганг Миттермайер. И, вздохнув, добавил. – Хорошо. Я готов. - Нет, не стоит, - отверг жертву кайзер, - у вас я и так собирался забрать ботинки и запасной мундир: похоже, он единственный, который более-менее подойдет Вэньли по росту. Еще и плащ… Нет, я же не могу обобрать вас до исподнего. Ладно. Если Ройенталь не хочет расставаться с плащом, значит, расстанется с местом в триумвирате. Ройенталь побелел и сжал кулаки. Миттермайер вцепился в приятеля мертвой хваткой. - Четыреумвират я учреждать не могу – не звучит, а пристроить Вэньли надо: в Альянсе ему почестей не додали – сами видите, к чему это привело, - обосновал Лоэнграмм. – А насчет плаща… Оберштайн! Минобороны вздрогнул. - Остаётесь только вы. Давайте снимайте. - Но… - Сами говорили, - перебил кайзер, - всё для блага империи. Планету сожгли, а тряпки метр на полтора – жалко? - Как прикажете, - сухо процедил после недолгого молчания Оберштайн и взялся за застежки искомого предмета одежды. Биттенфельд торжествующе ухмыльнулся. Однако радость его была недолгой. - Так, - сказал кайзер, пристроив серый плащ на подлокотнике кресла, - отлично. Дальше. Теперь вы, Биттенфельд. Фриц Йозеф вздрогнул. - У меня нет плаща! – нахмурился он. - Знаю, - кивнул кайзер. – Однако, новому флот-адмиралу нужен не только плащ. Ему нужен флот. Причем самый лучший. После совещания извольте передать своих Улан в подчинение Яну Вэньли. - Ааааапффф! – задохнувшись, побагровел Биттенфельд. - Есть возражения? – прищурился Райнхард, в голосе которого прорезались металлические нотки. Биттенфельд с мрачным видом качнул головой и, сгорбившись, уставился в стол. - И кем мне тогда командовать? - Сейчас найдем. Не переживайте, - утешил кайзер. – Вот, кстати. Айзенах с вами поделится. - Чем? - Флотом. Сами как-нибудь договоритесь. Эрнст фон Айзенах скроил возмущенную гримасу и открыл рот. Все затаили дыхание. Но чуда не произошло. Вспомнив о жене и троих детях, Айзенах закрыл рот и вместо ответа просто пожал плечами. Адмиралы сникли. Кайзер деловито оглядел подчиненных. - Прекрасно. Что еще?.. Мюллер! Нейдхарт Мюллер нервно сглотнул – душевных сил на то, чтобы улыбнуться, уже не хватило. - Даю вам час на сборы и переезд. - Какой переезд? Куда? - Куда-нибудь. Возьмите любой подходящий корабль. - А «Парсифаль»… - А ваш «Парсифаль» перейдет к Яну. Я не могу ударить в грязь лицом, предложив новому командующему какое-нибудь старое латанное-перелатанное ведро с течью реактора и половинной тягой. У Мюллера, всей душой обожавшего белоснежный стремительный флагман, на глаза навернулись слезы. Но возражать он не рискнул. - Слушаюсь, - прошептал он, с трудом удерживая на месте дрожащий подбородок. Сердобольный Миттермайер перехватил полный отчаяния взгляд серых глаз и щелкнул пальцами по шее, а потом коснулся ройенталевского плаща. Мюллер слабо улыбнулся и кивнул, с благодарностью принимая приглашение «напиться до посинения». Точно так же кивнули и остальные жертвы нововведений, которым ничего другого не оставалось. - Чуть не забыл, - отследив печальные перемигивания, спохватился кайзер. – Вот еще что – повнимательнее, господа: всех касается. Сразу после совещания сдать на центральный склад все запасы бренди, виски и тому подобного алкоголя. - Зачем? – в едином порыве простонал генштаб, только что лишенный последней радости в жизни. - Ян Вэньли любит чай с крепкими напитками. Вернее, крепкие напитки с чаем. И то, и другое, как мне доложили, он потребляет в немеряных количествах. Так что героя надо поить уже сейчас. А вы ваши запасы обновите, когда придут следующие поставки. Поэтому – сдать немедленно, причем всё. Я ведь могу и проверку устроить… Возражений, надеюсь, нет? Адмиралы подавленно молчали. - Так, так… - задумчиво протянул Лоэнграмм. – Всё? Или что-то еще… Он медленно оглядел присутствующих. Присутствующие с серыми лицами все, как один, избегали смотреть на главкома. На дальнем конце стола Кесслер аккуратно стянул с головы фуражку и прижал её к груди – обнимая нежно и бережно, словно ребенка. Левая рука Валена судорожно вцепилась в китель – Август попытался было разжать пальцы, но потом бросил эту явно бессмысленную затею и сидел теперь, успокаивающе поглаживая мелко дрожащий протез. - Ммм… Ладно. Пока всё, - резюмировал кайзер, вставая. – Удачи, господа. И не забудьте, что церемония ровно в шесть. Присутствовать обязательно. И ушел. Остальные не двинулись с места. - Ч… что это было-то? – спросил Миттермайер. - Ограбление по-имперски, - иронично прокомментировал Оберштайн. - Помолчали бы! – взвился Ройенталь. – Легче всех отделались. - Ничуть, - пожал плечами тот. – Легче всех отделались Вален и Кесслер. Предъявить этим двоим что-то, кроме обвинения в невероятном везении, было сложно. Кроме того, Кесслера обычно не трогали из уважения к репутации, должности и возрасту, а Валена – в силу увечья, нескандального характера и положения отца-одиночки. Ройенталь затравленно огляделся, ища, на ком бы сорвать злость. - А всё вы виноваты! – наконец, нашелся он, наткнувшись взглядом на Мюллера – интеллигентного и самого молодого в команде, а, следовательно, прекрасно подходящего на роль мальчика для битья. - А что я?.. – обиженно вскинулся тот. - А то! Вы же его встречали, это демократическое недоразумение, когда он к кайзеру прилетал! Улыбались, кланялись, руку жали! Нам потом всё рассказали – на флоте не только вы трепаться горазды. - А что я – должен был его в шею гнать?! - В идеале – да! Но если уж не в шею, то хотя бы не растягивать рот до ушей, как вы это обычно делаете! Надо было руки по швам, челюсть вперед, взгляд исподлобья – чтобы он сразу понял: ему тут не рады. - Оскар, успокойся, - попытался остановить друга Вольф, - ну он же не мог знать, чем всё это… - Ах, не мог! Всё остальное он почему-то знает – особенно что не надо – а это, самое нужное и жизненно важное «не мог»?! - Ну, хочешь – я тебе уступлю своё место в триумвирате? - Не хочу! Я не места хочу! – покривил душой Ройенталь. – Я хочу справедливости! - А я – свой флагман, - вздохнул Мюллер. - А я – свой флот! – грохнул кулаком по столу Биттенфельд. Айзенах активно закивал в знак поддержки. - А я – ботинки, - сокрушенно признался Миттермайер. – Я их так удобно разносил… Единственные две пары, которые не жмут и не натирают. - Да и я бы не отказался, если бы мне вернули плащ, - обронил Оберштайн. - А я напиться хочу, - покачал головой Кесслер, озвучив таким образом сокровенное и жгучее желание всех остальных. - Вы же не пьете, - удивился Вольф. - На людях – нет, - подтвердил тот. – Репутацию надо беречь. Пример подавать. Блюсти. Но сами подумайте: где вы видели полицейского, а тем более – начальника военной полиции – который не пьет? С такой работой – если стресс не снимать – в психиатрическую больницу уедешь через месяц. А то и раньше. - Ну тогда пойдемте уже пить, пока есть что. А то потом и того не будет… - саркастически резюмировал Ройенталь. И они пошли. Переместившись всей толпой на «Тристан», господа адмиралы оккупировали одну из кают-кампаний и принялись опустошать ройенталевские запасы под девизом «Ни капли врагу». Временно отлучившийся Мюллер по такому случаю упаковал свои личные вещи за десять минут и, оставив на хозяйстве и переезде Древенца, присоединился к коллегам. - А как же церемония? - неуверенно произнес он, принимая из рук Кесслера полный бокал отличного коньяка и обозревая стол, на котором из закуски имелись только салфетки и пробки. - А что церемония? – нагло переспросил разноглазый хозяин этого безобразия. – Кайзер сказал: присутствовать обязательно. Ну, мы и поприсутствуем. Об активном участии речи не шло, если не ошибаюсь. - А как же мы потом будем знать... - Да не нервничайте вы, что вы как маленький, – отмахнулся Ройенталь. – В Рейхсфлоте есть всё: не только Рейхсрадио, но и Рейхсвидео. В записи потом глянем, когда протрезвеем, – он многозначительно посмотрел на Оберштайна. - О… - протянул Мюллер. - А то вы не знали, – усмехнулся Оберштайн. - Ну… Не всё, – честно ответил Мюллер. – А у вас со звуком? - Да. - А в цвете? Оберштайн кивнул. - А копию можно сделать? - Я вам лично скину на комм. - Ну, тогда ладно… - сдался Мюллер и, следуя примеру старших товарищей, сделал несколько крупных глотков, зажмурившись от страха и непривычного ощущения безответственности и свободы. Молчаливый Айзенах снова наполнил бокалы. Адмиралы чокнулись. Печально зазвенел хрусталь. И всё заверте… К шести часам в кают-кампании «Тристана» стоял ряд пустых бутылок, а на мостике «Брунгильды» - ряд нагрузившихся с горя адмиралов Рейхсфлота. Ян Вэньли прошел навстречу кайзеру, опасливо косясь на нестройную качающуюся шеренгу. В первый момент, уловив господствующую коньячно-непринужденную атмосферу, он даже обрадовался, но увидев, какой лютой, потрясающей по своей силе неприязнью полнятся расфокусированные взгляды устремленных на него глаз, радоваться передумал и начал даже слегка жалеть, что ввязался во всё это. Белый от бешенства кайзер тоже унюхал витающий в воздухе запах алкоголя и тихого мятежа. И вручая герою и новоиспеченному адмиралу жезл, он тоже перманентно бросал косые взгляды на старую гвардию – полюбоваться, откровенно говоря, было на что. Первым в строю стоял Оскар фон Ройенталь. С ним, если пренебречь амплитудой покачиваний, всё было в порядке, не считая того, что оба его разноцветных глаза периодически съезжались к переносице, словно стремясь увидеться и обняться. Миттермайер, Мюллер и Биттенфельд образовывали живописную скульптурную группу «Выдержка и взаимопомощь». Фриц Йозеф Биттенфельд явно примеривался сорваться с места и наброситься на демократического выскочку, но осуществить свою мечту не мог в силу того, что на нем, одной рукой обнимая его за шею, висел Мюллер. По дороге к месту событий бывший разведчик в знак протеста и с непривычки к таким дозам вывихнул лодыжку и, падая, ударился головой. Пострадавшую ногу Нейдхарт держал на весу, согнув в колене, а наскоро забинтованную голову он пристроил на плечо Миттермайеру, которого обнял за шею другой рукой. Только благодаря такому удивительному распределению сил по разнонаправленным векторам Биттенфельд еще не прыгнул, Мюллер не упал, а Миттермайер не ушел, хлопнув дверью, чтобы не видеть, как в его любимых ботинках вышагивает чужой по крови, духу и идеологии человек. Обычно молчаливый Айзенах, от которого за годы службы никто не слышал ничего, кроме щелчков, порывался напеть что-то из «Кольца Нибелунгов». Но при первых же звуках его одергивал относительно вменяемый Вален. Одергивал правой рукой. Левая была заложена за борт мундира – если присмотреться, можно было увидеть, что рукав неаккуратно, но крепко пришит к кителю таким образом, чтобы блокировать все попытки конечности вырваться из мундирного плена. На голове у Августа Самуэля красовалась фуражка начальника военной полиции. Сам начальник военной полиции выглядел почти идеально: не пел, не шатался и не мигал. Ульрих Кесслер спал. Стоя, как лошадь – и оставалось только вознести хвалу Одину, что не храпел. Устраивать скандал при новоявленном подчиненном было неудобно, поэтому разнос кайзер решил отложить на потом. Церемония вышла скомканной, улыбка – натянутой, поздравления – скупыми. Вэньли принял регалии, поблагодарил и покинул мостик. Вслед за ним поплелись, вздыхая и покачиваясь, прочие адмиралы, вынесли травмированного Мюллера, сообща вывели так и не проснувшегося Кесслера. Кайзер нервно дернул себя за золотистый локон и повернулся к Оберштайну. - Что вообще происходит? Оберштайн пожал плечами, сохраняя невозмутимый вид. - Не знаю, ваше превосходительство. Разрешите идти? - Идите, - отмахнулся тот. Оберштайн направился к выходу и действительно ушел, когда ему, наконец, удалось попасть в дверной проем. А удалось ему это, как отметил считавший попытки Лоэнграмм, ни много ни мало только с четвертого раза. Время шло, однако отложенный на потом разнос всё никак не мог состояться. Мюллер слег – с вывихом лодыжки, сотрясением мозга и жестокой простудой, которую ухитрился подхватить неизвестно как и неизвестно где. Доступ в медотсек имели только врачи, делавшие страшные глаза и говорившие исключительно на латыни. Вален целыми днями пропадал в обществе главного протезиста – у адмирала опять барахлила рука. Биттенфельд оттяпал у безмолвного Айзенаха четыре пятых флота и проводил с новым составом учения. Айзенах, вынужденный решать прежний объем задач, располагая едва ли двадцатью процентами людей и кораблей, был перегружен делами и вечно забывал перезвонить главкому, отделываясь отчетами по стандартизированной письменной форме. Миттермайер с Ройенталем занимались текущими вопросами, причем так рьяно и с такой самоотдачей, что застать их представлялось делом поистине невозможным даже для властелина практически всей галактики. К концу недели удалось выловить по видеосвязи Кесслера. - Что происходит? – с места в карьер начал кайзер. - Чрезвычайное происшествие, - не моргнув глазом, ответил Кесслер. – У меня тут… - он обернулся и помедлил с ответом, – шесть… семь… Семь тел. - Что случилось? – оторопел Лоэнграмм. - Разбираемся. – Ульрих был краток. – Разрешите продолжать? - Продолжайте, - ошалело кивнул кайзер. Экран погас. После этого Кесслера постигла та же участь, что и прочий адмиралитет. Он исчез из поля зрения и зоны досягаемости кайзера так же бесследно, как и все остальные. Адъютанты всех адмиралов краснели, бледнели, путались в показаниях, но отказывались сдавать начальство даже под угрозой расстрела и депремирования. По-прежнему радовал только один Вэньли, который, кажется, нашел общий язык с неуправляемым воинством Биттенфельда, но этот единственный луч света терялся во мраке неизвестности, скрывшем прочий Рейхсфлот. - Что вообще происходит? – растерянно пробормотал кайзер и обернулся, рассчитывая услышать от министра обороны хоть какой-то ответ. Но Оберштайна не было – место позади кресла пустовало. Беспомощная фраза повисла в гнетущей тишине. И императору Галактического Рейха Райнхарду Первому стало по-настоящему нехорошо. - Ты какие тела имел в виду?- осведомился Вален. - Ваши. Адекватными людьми вы перестали быть еще пять бутылок тому назад, - окинув взглядом расположившихся на диванчиках адмиралов, ответил Кесслер. – А на ногах вообще твердо держусь один я. - Вы на них всегда держитесь, - завистливо вздохнул Мюллер, простудой в последний раз переболевший еще в подростковом возрасте. Голова у него и правда слегка кружилась, но причиной тому являлось не сотрясение, а прекрасное оствальдское урожая 373-его года – года, когда был основан Феззан. В запасниках адмирала Валена такого добра, по счастью, хватало, и оно, по счастью, не подпадало под действие приказа кайзера о сдаче крепких спиртных напитков на склад. - М-да… - протянул Ройенталь, который, отдавая должное вкусу и великодушию Августа Самуэля, тем не менее, тосковал по привычному X.O. – Ну, ждите. Заявится сейчас. Ставлю на Кесслера – двадцать пять. - Да пускай. Пускай хоть весь «Форсети» вверх дном перевернет – мои не расколются. – Пожал плечами начальник военной полиции и повернулся к Биттенфельду. - Ставлю на «Тигра». Двадцать. Он давно вашими «маневрами» интересовался. - Давно. – Поддержал Оберштайн. – Еще в начале недели. И даже там был. Наносить визиты с интервалом в два дня – не его стиль. Пятнадцать на «Тристан». - Тридцать монет! – фыркнул Биттенфельд. – На… как там он у вас называется, Мюллер? Ваш новый старый флагман? - «Хельтен», - поморщился Нейдхарт Мюллер. – Десять на Айзенаха. Айзенах молча положил деньги на столик и ткнул пальцем в сторону Миттермайера. Миттермайер покачал головой. -Я, пожалуй, поддержу тебя, Оскар. Двадцать на вас, Кесслер. - Извини, Ульрих, - улыбнулся Вален, - десять на «Форсети». За прошедшую неделю он не бывал только у тебя и у Мюллера. Но с Мюллером всё ясно – доктора напугали, что это заразно, так что к нему кайзер сунется в последнюю очередь. - Ставки сделаны, - подвел итог Ройенталь, - ставок больше нет. «Саламандру» не назвал никто – к Валену кайзер пожаловал не далее, как вчера днем: не заставший Августа Самуэля император расстроился, угадавший Миттермайер сорвал банк, Вален порадовался, что следующая попойка состоится на борту его собственного флагмана, а, значит, не надо будет никуда лететь и тащить бутылки с собой. Места проведения ежевечерних собраний менялись каждый раз в зависимости от визитов кайзера, в глубине души уже отчаявшегося увидеть хоть кого-нибудь из своего генштаба, но не привыкшего сдаваться и потому не прекращавшего бесплодные попытки наладить контакт. В игру «Поймай адмиралов» он играл с завидным упорством уже больше недели. И точно так же больше недели адмиралы за картами и вином играли в «Просчитай кайзера». Удача улыбалась то одному, то другому, но хитрый Мюллер, втайне ото всех ведший статистику, установил, что в наибольшем плюсе на текущий момент оказался Ульрих Кесслер – видимо, сказывалось профессиональное чутьё полицейского. Своим наблюдением бывший разведчик делиться с общественностью не стал, но старался ставить на те же корабли, что и Кесслер, а если в целях конспирации ставил иногда на что-нибудь другое, то сделанная им ставка обычно бывала раза в два ниже стандартной. Однако нынче Лоэнграмм удивил всех. - Адмирал! – раздавшийся из динамика голос валеновского адъютанта звенел от волнения. – Челнок с «Брунгильды»! Направляется к нам! Расчетное время прибытия – четыре минуты. - Понятно. – Нахмурился Вален. – Готовьте катер. – Он повернулся к собутыльникам. – Экстренная эвакуация, господа. - Что-то он в последнее время стал склонен к неприятным сюрпризам, - пробурчал Ройенталь, прихватывая бутылку и бокал. - Куда? – спросил Миттермайер, оглядывая коллег. - Давайте ко мне, - предложил Мюллер. - Или ко мне, - подал голос Биттенфельд. До «Королевского тигра» было ближе и кают-кампания там была просторная и уютная, но мюллеровский медотсек в данной ситуации имел в глазах беглецов одно неоспоримое преимущество: беспокоить больного и рисковать подцепить какой-нибудь вирус кайзер без крайней нужды бы не стал. Поэтому спустя две минуты катер покинул гостеприимный борт валеновского флагмана и через некоторое время пришвартовался к «Хельтену», неофициально переименованному безжалостными на язык флотскими в «Хель». Лампочка в главном шлюзе светила вполнакала, стекло датчика давления украшала паутинка трещин, краска кое-где шелушилась и облезала – каждый квадратный сантиметр буквально умолял о сдаче в утиль. У внутреннего люка кто-то особо остроумный прикрепил к стене большую жестяную банку из-под консервов. На боку её красовался кусок липкой ленты с надписью синим по грязно-белому: «На ремонт радиорубки». У адмиралов вытянулись лица. - Кхм, - произнес Айзенах и высыпал в банку деньги, которые в последний момент успел прихватить со стола. - Попристойнее-то ничего не нашлось? – поморщился прямолинейный Фриц Йозеф. Мюллер покраснел и потупился. Разумеется, были корабли и поновее, и поприличнее, но только это старое корыто как нельзя больше соответствовало его нынешнему угнетенному состоянию духа и только оно позволяло Нейдхарту так красиво, драматично, а главное оправданно страдать. Вечно раненного и ущемленного в правах адмирала искренне любил и жалел весь его флот. Что, впрочем, не мешало существовать в грузовом шлюзе банке с надписью «На бинты и пластырь». - М-да, - протянул Кесслер, оглядывая убогое убранство медотсека. – У меня в подвале и то веселей. - Ну, веселья-то и у нас хватает – хоть отбавляй, - процедил Биттенфельд. - Не привередничай, Ульрих, - вздохнул Вален, ставя бутылку на столик и делая знак адъютанту заносить остальное. – Как бы еще прописаться тут не пришлось. И, к сожалению, оказался прав. К концу второй недели положение ухудшилось настолько, что игнорировать ситуацию стало попросту невозможно. Кайзер взял моду делать регулярные облеты флотов, иногда заглядывая на несколько флагманов за раз, иногда навещая один и тот же корабль неоднократно в течение суток, но пока – слава богам! – суеверно обходя мюллеровскую «Хель» стороной. Время от времени бывавший на «Брунгильде» Оберштайн приносил неутешительные новости: с каждым днем чело императора мрачнело всё больше. Адмиралы ввиду такого пристального внимания, больше напоминавшего масштабную облаву, регулярно сидели в медотсеке, что тоже не добавляло красок в их унылое существование. Запись вручения «демократической блохе» флот-адмиральского жезла была уже засмотрена до дыр – сеансом сопровождалась каждая попойка и каждый раз в этой эпохальной ленте печальные адмиралы открывали для себя всё новые и новые подробности, бередящие свежие душевные раны. Были и еще кое-какие нюансы, о которых до поры до времени предпочитали молчать. Но наступил предел и адмиральскому терпению: оно кончилось одновременно с запасами валеновского вина. - Последняя, - грустно сказал Август Самуэль, ставя бутыль в центр стола, перенесенного в медотсек из кают-кампании. Эта катастрофическая новость провоцировала Миттермайера на небывалую доселе откровенность. - А со мной Эва разводится, - невпопад сообщил он. У адмиралов отвисли челюсти – брак Вольфа до сих пор слыл образцовым, и ничто не предвещало беды. - Как так? – изумился Мюллер. В ответ Вольфганг поведал исполненную вселенской скорби и вселенского же идиотизма историю о том, что на днях Ян Вэньли, наконец, начал обзаводиться потихоньку собственным гардеробом. Какая сволочь донесла ему, что до этого он носил рубашки Миттермайера, осталось неизвестным. Известным же фактом являлось то, что взятые кайзером предметы одежды «этот Ян» решил-таки вернуть хозяину, предварительно постирав и погладив, как полагается. И вернул. Но беда заключалась в том, что имперские моющие средства оказались бессильны отстирать демократическую помаду, которой пользовалась миссис Ян. После очередной пьянки Вольф полез в шкаф за чистой рубашкой и, по закону вселенской подлости, схватил именно ту, которую прислал Вэньли и положил в шкаф идиот-адъютант. С ярко-розовыми пятнами на воротничке. И в таком виде вышел на видеосвязь с фрау Миттемайер. И теперь его счастливая семейная жизнь накрылась мюллеровской «Хелью», потому что зрение у Эвы оказалось на единицу, а ревности и упрямства – на десять по пятибалльной шкале. - Выпьем, - внес предложение Кесслер, который точно знал, как надо снимать любой стресс, и разлил вино по бокалам. Бутылка почти показала дно, и тут не выдержал уже Ройенталь. - Сколько можно, а?! – взвился он. – Когда, Хель побери, придут следующие поставки?! Айзенах, отвечавший в группе флотов за снабжение, встретил горящий неправедным гневом взгляд разноцветных глаз молча и жестом, полным сарказма, указал на бывшего командира Черных Улан. За Эрнста вслух ответил Вален. - Четыре пятых флота у Биттенфельда, остальные крохи еле успевают с провиантом оборачиваться. Не до выпивки тут. - А у меня учения! – вскинулся Биттенфельд. Айзенах закатил глаза и красноречиво прикрыл лицо рукой. Фриц Йозеф вскочил с места, заливаясь краской: - Да, учения!! У тебя, как выяснилось, не флот, а… стадо! Построений не помнят. Приказов не понимают! Как в атаку идти, так у них ступор, а вот как пожрать добыть – хоть из пустоты, но достанут! Раскормил…х-х-хомяков каких-то! Теперь поднялся уже Айзенах. Ульрих Кесслер снял фуражку и аккуратно пристроил её на соседнем столике – чтобы не помяли в потенциальной драке. У Мюллера, видимо, сдали нервы – он расхохотался, по-детски морща нос. - Очень смешно! – переключился на него Биттефельд. – Действительно, просто очень. Особенно приятно видеть, что потеря флагмана ничуть на сказалась на вашей обычной жизнерадостности. Мюллер мгновенно посерьезнел. - Н-да? – нехорошо улыбнулся он. – Ну что ж, флагман я потерял, это правда. Но по сравнению с человеком, не сумевшим удержать в руках целый флот... Кстати, вы в курсе, что о вас говорят на вашем – простите, уже вашем бывшем флоте? Ничего. О вас даже не вспоминают. Зато восторгаются Яном Вэньли, который – в противоположность некоторым – оказался очень вежливым, приятным человеком. Вроде бы, он помнит всех по именам, сопровождает команды словом «пожалуйста», не кричит и не рискует без лишней необходимости. Кажется, ваш флот оказался на удивление ветреным, не так ли? Фриц Йозеф побагровел. - Ничего, - прорычал он, - есть в жизни постоянство. Скажите, Адмирал-Тридцать-Три-Несчастья – о вас ведь на вашем флоте, кажется, говорят именно так – вы уже перестали путаться в географии этих руин? Может быть, вам еще одну банку в шлюзе повесить – «На таблички и указатели»? Или сразу «На гипс и костыли»? Мюллер, действительно испытывавший определенные проблемы с ориентацией на местности, сжал кулаки. Планировка его старого нового флагмана столь разительно отличалась от планировки нового старого, что он вечно попадал не туда, куда шел, и поэтому постоянно себе что-нибудь подворачивал, оцарапывал или ушибал. Поначалу в этом был некий флер духа приключений, но к концу второй недели целых элементов на теле осталось не так уж и много, и игра «Найди выход из лабиринта» начала основательно утомлять. К тому же, напоминание о родном «Парсифале» в очередной раз отозвалось болью в сердце. - Если уж говорить о пожертвованиях, - процедил бывший разведчик, - то я бы на вашем месте собирал «На мозги». Две недели вас там нет, а всем уже плевать. Хор-рошая характеристика для командующего. А кто-то, помнится, кричал: ах, они взбунтуются, ах, они не станут… Договорить он не успел. Фриц Йозеф Биттенфельд прыгнул. Айзенах, опрокинув стул, рванулся вперед – не столько , чтобы защитить Мюллера, сколько чтобы отомстить за отжатые четыре пятых своего флота. Рука Валена молниеносно дернулась и успела схватить Биттенфельда за ногу. Тот, не достав до экс-разведчика, распластался на столе, опрокинув бутылку и разлив то, что в ней еще оставалось. Ройенталь, имевший виды на эти жалкие остатки, тоже поднялся – ему в принципе было всё равно, кого бить: накопившаяся злость требовала выхода. - Оскар! – ахнул Миттермайер, и повис на приятеле, глядя, как Кесслер профессиональным движением заламывает Биттенфельду руки. Мюллера опять разобрал нервный смех. - Тихо, – раздался спокойный голос Оберштайна. Все повернулись на звук и остолбенели. По щекам министра обороны катились самые настоящие слезы. - Так мы сейчас тут все передеремся, - произнес он. – А толку? - Как – толку? – задергался лежащий на столе Биттенфельд. – Нос кое-кому подрихтуем – излишне длинный и пф…м-м-м… кхххх… Кесслер для верности придавил Фрица Йозефа коленом к столешнице и повернулся к Оберштайну. - Мы вас слушаем, господин министр, - сказал он. Мюллер протянул фон Оберштайну носовой платок. Тот кивнул. - Благодарю. Так вот, я считаю, что это вообще может быть план Альянса. - Какой план? – оторопел Миттермайер. - Обыкновенный. Вполне в духе Вэньли, - ответил министр, промокая глаза платочком. – Никто на нашу сторону не переходил. Это внедрение. Подрыв основ. Провокация. Этот человек получил доступ к секретной информации. Новейший флагман. Лучший флот. Место в триумвирате. Это могло быть запланировано изначально. Вся его стратегия построена на обмане. Он хитер, как лисица. И в любой момент может обернуть то, что получил от нас, против нас самих. В медотсеке воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием Биттенфельда. - Пусссите, Кесслер!.. – наконец, просипел он. – Я же так задохнусь… Кесслер отодвинулся, и бывший командир Улан упал в кресло, оттягивая воротничок кителя. - Надо пойти к кайзеру и всё ему сказать! – категорично заявил он, отдышавшись. - Что – сказать? – иронично уточнил Оберштайн. – Что его решения ошибочны? Что он был неправ? Что мы протестуем? - Да! Да, Хель побери! По крайней мере, это честно! - Это не честность, адмирал. Это мятеж. - Да он настоящих мятежей еще не видел, - прошипел Ройенталь. Оберштайн перевел взгляд слезящихся глаз на него. - Желаете продемонстрировать? Прекрасно. Вперед. Только помните, что это опять же может быть частью плана Вэньли. Раскол. Провокация. Подстрекательство к бунту. Так неймется поплясать под демократическую дудку? - А вы, видимо, предлагаете всё это терпеть? - Ну уж нет! – рявкнул Миттермайер. - У меня из-за этого мерзавца семья развалилась! Я его просто убью! - Похвальное рвение, - прикрыл глаза Оберштайн. – Альянс сделает из него мученика за идею, Рейх потеряет лицо, кайзеру придется приговорить вас к расстрелу, Кесслеру – привести приговор в исполнение… Это не решение проблемы. Это её устранение, которое повлечет за собой ряд других, более сложных проблем. - Ну так что же тогда делать?! – грохнул кулаком по столу Биттенфельд. - О… - обронил министр. – Мы тут с вами сидим – почти весь генштаб в полном составе – и не знаем что делать. Не можем справиться даже не с флотом – с одним единственным человеком. В таком случае, пожалуй, нам всем действительно стоит собирать на то, на что предлагал собирать вам, Биттенфельд, адмирал Мюллер пять минут тому назад. - У вас есть идеи? – прямо спросил Вален. - Да, – прямо ответил Оберштайн. – Но они вам не понравятся. - Выкладывайте, - помолчав, сказал Ройенталь. – Посмотрим, что можно использовать. - Использовать, адмирал, мы можем только две вещи: то, что у него есть, и то, чего у него нет. - Да у него всё есть: флагман, флот, жезл, - покачал головой Вольф. – Жена есть. Даже мои ботинки. Даже весь наш бренди! И весь коньяк. - Правильно, - едва заметно усмехнулся Оберштайн. – А чего у него нет? Адмиралы замолчали. - Совести. И стыда, - выдал после недолгих раздумий Биттенфельд. - Компании, - произнес Кесслер. – Коньяк есть, а компании нет. В одиночку пить скучно. Хотя и безопасно, конечно. Не с женой же ему... И не с вашими, Биттенфельд, адъютантами. - Правильно, - согласился министр. – Вот именно компанию мы ему и обеспечим… Он оглядел притихший адмиралитет и в немногих словах растолковал соучастникам свой план, который был столь же по-своему подл, сколь и по-своему гениален. Как и все планы Оберштайна, он поначалу тоже вызвал всеобщее осуждение, но потом у каждого перед мысленным взором предстало своё: флот, супруга, флагман, бутылка X.O. – и мало-помалу неконструктивная критика превратилась в поток конструктивных предложений и дополнений. - Кстати, о супруге, - наконец, сказал Ройенталь. – Если надо, я займусь. - Надо, - ответил министр. – Но лучше не вы. Вы не её типаж. Судя по мужу, она предпочитает застенчивых и нескандальных. Адмирал Мюллер, вас не затруднит?.. - Ну это уж совсем ни в какие ворота, - уперся Мюллер. – Я еще понимаю, всё остальное – основам диверсионной работы нас обучали, да и опыт есть. Но знаете, это… - Как резидент, вы были столь же разборчивы и щепетильны по отношению к заданиям? – холодно осведомился уязвленный Ройенталь. Мюллер прикусил губу и покраснел. - Постарайтесь при ней краснеть почаще, - цинично прокомментировал Оберштайн. – Вам идёт. Расходились уже за полночь. Вышли в шлюз, по привычке пожертвовав кто сколько может на ремонт радиорубки. Загрузились в айзенаховский катер, который сегодня выполнял роль космического такси, развозя всех по кораблям. С «Хельтена» дали подтверждение, и челнок мягко отвалил от стыковочного створа. - Интересно всё-таки, зачем он там застрял? – задумчиво протянул Миттермайер, имея в виду оставшегося в медотсеке Оберштайна. - Уговаривать Мюллера на адюльтер с благоверной этого… Яна, - фыркнул Биттенфельд. - Как же это всё-таки… - Вален сморщился и не окончил фразы, так и не подобрав подходящего слова. - Да… Бедная благоверная, - сказал Миттермайер. - Бедный Мюллер, - ухмыльнулся Ройенталь. - Бедный Оберштайн, - вздохнул Кесслер. - Ты плохо знаешь Оберштайна, Ульрих, - заметил Вален. - Возможно, - не стал спорить тот. И тихо добавил: - Хотя, по-моему, это вы плохо знаете Мюллера. - Кстати, об Оберштайне, – оживился Фриц Йозеф. – Никогда бы не подумал, что он вообще может быть хоть отдаленно похож на человека, а не на… земноводное. И вот поди ж ты… Проняло. - Ничто человеческое ему не чуждо, - пожал плечами Вален. И, как всегда, оказался прав. Даже несмотря на то, что ошибся. - Скажите, адмирал, - Оберштайн еще раз приложил платочек к глазам и прищурившись посмотрел на Мюллера. – У вас нет чего-нибудь… от аллергии? - От аллергии? – переспросил изумленный Мюллер, ожидавший от задержавшегося по неизвестной причине министра чего угодно, но только не такого вопроса. - Да. Что-нибудь. Пожалуйста. - Ммм… - Мюллер с сомнением поглядел на шкафчики медотсека. – Сейчас поищу. Минут через пять активных поисков искомое лекарство было найдено. - Вот, - он протянул Оберштайну упаковку и стакан воды. – А… что случилось? Оберштайн помедлил с ответом, запивая таблетки. - Благодарю… Он привез кота. - Кто?! - Ян. - Какого кота? - Вас интересует порода? Не знаю. Не видел. Главное, что это явно лохматое животное с длинной светлой шерстью. Которая везде. В том числе и на флагмане. - На моем? - Ммм… Полагаю, да. И на вашем. На бывшем вашем. - Не очень-то любезно тыкать меня носом. - Извините. Я лишь хотел быть точным в формулировках. - Вы лишь хотели подлить масла в костер моей неприязни к Яну. Поздравляю. Вам удалось. - Польщен. Я старался. – Оберштайн потер переносицу. – Однако… Однако, у меня будет к вам еще просьба. Бывший разведчик хмыкнул. - Такая же пикантная, как и предыдущая – насчет миссис Ян? - Нет. Но тоже не из приятных… - Я слушаю, - обреченно вздохнул Мюллер. Оберштайн почему-то смутился, огляделся, как бы ища у серых стен медотсека поддержки и, наконец, произнес: - Я не знаю, что творится на вашем «Парсифале», но у нас на «Брунгильде» от этого пуха буквально нечем дышать – каждый раз, как этот Ян прилетает к императору по вызову, а прилетает он часто, я начинаю жалеть, что у меня не протез вместо носа… В общем… В общем… Совещание только через два дня, так что… могу я это время пожить тут у вас? Если, конечно, вам не в тягость. - Не в тягость, - поразмыслив, ответил экс-разведчик. И мстительно добавил: – Но за пределы медотсека – ни ногой. И еще: это будет стоить вам доступа к внутренней документации вашего ведомства. Мне нужен восьмой уровень. Самый высокий. Оберштайн скривил губы. - А вы страшный человек, Мюллер. Может, сойдемся хотя бы на шестом? Мюллер улыбнулся, но серые глаза его смотрели непривычно холодно и строго. - Я по милости кое-кого столько лет провел на Феззане, что наторговался, поверьте, всласть. Скидок не будет. Если вы не согласны – я прикажу подготовить челнок. Можете попытать счастья у Биттенфельда. Или у Кесслера – он до сих пор нет-нет, да и вспоминает июль 89-го. Или у Миттермайера, которому из-за вашей «случайной» оговорки, вполне вероятно, вообще предстоит развод… Или… - Хорошо. Хорошо. Будет вам восьмой уровень. - Сегодня же. Комм я вам принесу. - Как скажете… Кстати, Мюллер,- прищурился Оберштайн, - насчет миссис Ян… Никто ведь не заставляет вас действительно с ней... - Безмерно благодарен, - насмешливо перебил тот, - за предоставленную свободу действий. - Если сами, конечно, не желаете, то… Просто создайте видимость – вы же у нас в этом деле мастер. - Как и вы,- парировал Мюллер. Потом подумал и достал из дальнего шкафчика нераспечатанную колоду карт, пару чашек и небольшую бутылку. Этикетка на ней гласила: «Антиожоговый спрей». - Я не играю, - сказал Оберштайн. - А я не пью, - фыркнул Мюллер, разливая «спрей» по чашкам. Светло-коричневая жидкость плеснула о стеклянные стенки, по медотсеку поплыл легкий фруктово-медвяный с пряными нотами аромат. - Это что? - В чашках, значит, чай. - А написано: «спрей». - Бывает, – философски изрек Мюллер. – Иногда еще и не такое бывает. Вот смотришь, скажем, на человека – имперский адмирал. А сними с него чужой плащ и чужой мундир – демократический мятежник. Поэтому первое правило, которое я выучил в своей жизни: никогда не верь оберткам и этикеткам. Оберштайн позволил себе нечто, похожее на улыбку, и потянулся за колодой. - Пикет. - Виски. - С торговлей? Или вы наторговались? - Наторговался. Но могу тряхнуть стариной. Если вы не боитесь. - Почему бы и нет… - Действительно, почему?.. Очередного общего совещания Райнхард фон Лоэнграмм и ждал, и боялся. Ждал с нетерпением, так как надеялся хотя бы на нем, наконец, увидеть живьем хоть кого-нибудь из блудных адмиралов. Боялся, потому что все последние ночи снился ему пустой зал заседаний с одиноко сидящим за столом Яном Вэньли. От этого просыпался император в холодном поту, ибо решительно не представлял, что в таком случае делать: расстреливать? Разжаловать? Разгонять? Собрание было назначено на полдень, но еще без десяти двенадцать, плюнув на этикет, он плюхнулся на трон и нервно заозирался. Без двух минут двенадцать за креслом обнаружился Оберштайн. Как он вошел – Лоэнграмм не слышал. Складывалось ощущение, что министр обороны просто материализовался из воздуха. - Вы где были? – напустился на него кайзер. - В медотсеке, - лаконично ответствовал министр, не опускаясь ни до лжи, ни до уточнений. - А остальные где? - Должны сейчас быть, - уклончиво сказал Оберштайн. - Что должны – сам знаю, - не сдержался Лоэнграмм и прикусил язык. - По поводу Яна, - ровным тоном произнес министр. – Надо бы проверить. - Проверим… - И цвет новый ввести. - Введем… Секунды текли медленно, тягуче, как патока. Лоэнграмм, будучи не в силах справиться с волнением, вертелся на троне, как уж на сковороде. Ровно в полдень двери открылись, и на пороге появился Волшебник Ян. Кайзер выпрямил спину и замер. За Волшебником показались остальные – трезвые, гладко выбритые, спокойные, как ни в чем не бывало. Только Мюллер слегка прихрамывал на правую ногу, да на левом виске у него красовался большой пластырь. Кайзер выдохнул с облегчением и чуть было не вытер со лба выступившую испарину. Поприветствовав его должным образом, все заняли свои места. - Кхм… - Лоэнграмм прочистил горло, - начнем с текущих вопросов. По заведенной традиции, адмиралы один за другим вставали с места, отчитывались о положении дел во вверенных им флотах - говорили вежливо, смотрели прямо, на демократического перебежчика реагировали нормально. Молчаливый Айзенах положил на стол стопку листков – кайзер бегло просмотрел их, не вникая, впрочем, ни в цифры, ни в слова. «Пришли! Пришли!!» - эта радостная, хоть и смешанная пополам с горечью, мысль была единственной оставшейся в его голове. За обдумыванием её время пролетело незаметно – наступившая в какой-то момент тишина подсказала кайзеру, что доклады окончены. - Хорошо, - наугад резюмировал он. – Теперь основной вопрос: что делать с остатками мятежных сил. Сегодня мы отправим им ультиматум. Если они откажутся сдаться, у нас не будет другого выбора, кроме как вступить в бой. И в таком случае я очень на вас рассчитываю, адмирал Ян. - Эээ…- протянул Ян Вэньли. - Мятежники, - продолжил между тем кайзер, - сконцентрировали резервные силы вот здесь, - на дисплее высветилась карта галактики с отмеченными тремя звездными системами,- здесь и здесь. Десять дней на подготовку. После истечения этого срока – если не будет получен нужный нам ответ – мы разделимся на три группы и, используя фактор неожиданности, прыгнем как можно ближе к местам дислокации вражеских сил. Детали уточним позднее. На сегодня всё. Он поднялся с кресла, давая понять, что совещание окончено. Адмиралы отсалютовали и покинули зал. Кайзер, ощущая в коленях непривычную слабость, упал обратно в кресло. - Что это вообще было-то? – выдохнул он, имея в виду прошедшие две недели, полные тоски, отчаяния и безуспешных погонь. - Ничего особенного, - раздался из-за кресла привычный монотонный голос минобороны. – Обида. Ревность. Задетое самолюбие. - Чушь какая-то! – опомнился Лоэнграмм. – Они солдаты, а не влюбленные барышни! Откуда такие эмоции? Оберштайн пожал плечами. - В любом случае, - нахмурился кайзер, - у них хотя бы хватило ума не повторять тот убогий фарс. - Даже убогий фарс лучше грандиозного мятежа. - Думаете, они бы рискнули? - Почему нет? У одного отобрали флот, у другого флагман, у третьего – место в триумвирате... - По вашему же, между прочим, совету. - Да, - подтвердил Оберштайн. – Зато теперь мы можем быть уверены в их лояльности. Кстати, интересно по чьему совету вы изъяли у меня плащ? - Это был экспромт, - хмыкнул кайзер. – Если уж проверять, так проверять всех, я считаю. Оберштайн помолчал, сосредоточенно снимая с рукава длинные светлые шерстинки. - Вы абсолютно правы, ваше превосходительство. - Кстати, вам не кажется, что они, наконец-то, его приняли? – спросил тот, думая о своём.- Я имею в виду Вэньли. - Мне кажется, что всё будет хорошо, - кивнул Пауль фон Оберштайн, не конкретизируя, впрочем, как именно «хорошо», когда и для кого. Но Райнхард фон Лоэнграмм был слишком счастлив тем, что в текущем моменте дела, слава богам, всё же пошли на лад, и потому не обратил на такие мелочи никакого внимания. Оказавшись в пустом коридоре один на один с генштабом, Ян почувствовал себя неуютно. Но генштаб – при более тесном общении – оказался далеко не так страшен, как его малевали родные СМИ. - Поздравляю! – приветливо улыбнулся молодой сероглазый парень. – Большая честь видеть вас в наших рядах. Помните меня? Нейдхарт Мюллер. - Эээ… Д-да. Очень рад, – неуверенно произнес Чудотворец. - Оскар фон Ройенталь, - темноволосый мужчина с разноцветными глазами внимательно посмотрел на новоявленного флот-адмирала. – Мой друг, - он жестом указал на низкорослого блондина, - Вольфганг Миттермайер по прозвищу Ураганный Волк. Ураганный Волк кивнул – вид у него, откровенно говоря, был какой-то кисловатый. - У него неприятности личного характера – поссорился с женой, не обращайте внимания, - небрежно обронил Ройенталь. - Биттенфельд, Фриц Йозеф, - дюжий рыжий детина ответил на рукопожатие так, что Яна перекосило от боли. - Ульрих Кесслер, - еще один брюнет – с сединой на висках и тяжелым взглядом – оттеснил рыжего Биттенфельда в сторону. – Военная полиция. - О… - протянул Вэньли, косясь на фуражку, которую Кесслер держал в левой руке. Еще один рыжий шагнул вперед – цвет волос у него был поспокойнее, нежели у ярко-морковного Фрица Йозефа, да и в целом на первый взгляд он производил впечатление более уравновешенного человека. - Август Самуэль Вален, - он протянул правую руку, почему-то приветственно помахав при этом левой прямо перед носом у изумленного Волшебника. - Ммм… - произнес Ян, созерцая странные эволюции левой конечности нового знакомого. - Извините, - смутился тот. – Протез. Иногда барахлит. Немного. Еще один адмирал пожал руку молча. - Ян Вэньли, - представился Ян. Молчун наклонил голову. - Не обращайте внимания, - прокомментировал Ройенталь. – Это Айзенах. Он у нас всегда молчит. Фирменный стиль, если угодно. - Я… эээ… очень рад, - промямлил Ян, по привычке скребя затылок и остро ощущая нехватку берета на голове. - Мы тоже, - выразил коллективное мнение словоохотливый Мюллер. – Кайзер высоко ценит ваш стратегический талант. Как вам в новом звании? Как флагман? - Как флот? – спросил Биттенфельд. - Как плащ? – улыбнулся уголком рта Ройенталь. - Эээ… спасибо, нормально, - с опаской промямлил Ян, слегка потрясенный таким радушием и заботой. - Ну вот и отлично, - подвел итог Кесслер. – Только отметить бы надо. А то носиться не будет. И летаться. И командоваться. Все засмеялись. - Ну… Тогда прошу… наверное… - пригласил Ян, плохо представляя себе, как принято отмечать в адмиралтейском кругу столько счастья за раз. Но оказалось, что на поверку всё гораздо проще. Отмечали радостные события в Рейхе так же, как и в Альянсе: бренди и коньяком. Ян выставил бутылки на стол. Принесли закуски. Мюллер моментально настроил стереосистему, с которой Ян бился три первых дня и на которую махнул рукой. Зазвучала легкая музыка, завязалась непринужденная беседа – исключительно дружеская и политкорректная. Говорили о кораблях, винах, женщинах, музыке, литературе. Хвалили кайзера. Хвалили самого Яна. Хвалили его кота, который действительно оказался светлой масти и необычайной пушистости. Чуть погодя заглянула Фредерика. Все как по команде вскочили и отдали честь. Ройенталь галантно поцеловал даме руку. - Осторожно, - улыбнулся Вален, - Оскар у нас главный сердцеед всего Рейха. И в данный момент снова одинок. Фредерика, зардевшись от смущения, ушла. - Повезло вам, - обронил тоже одинокий в данный момент Мюллер и зарумянился. – Миссис Ян красавица. После этого обсуждать стали уже личную жизнь и выяснилось, что таких лишенных любви и женской ласки в составе высшего командования пруд пруди. Женат был один Миттермайер, да и тот, как оказалось, по какой-то причине стоял на грани развода. Бренди и коньяк кончились на удивление быстро – пришлось посылать за новой партией. Глубоко за полночь гости, наконец, засобирались, несмотря на уговоры хозяина остаться и посидеть еще чуток. Ян решил проводить гостей до челнока. Не столько для того, чтобы помочь им отыскать путь, сколько для того, чтобы из солидарности потеряться вместе с ними – за прошедшие две недели он с трудом выучил дорогу к важнейшим стратегическим местам вроде мостика, каюты, медотсека и главного шлюза, но сейчас он был не в том виде, чтобы вспомнить всё. Однако, челнок отыскался на удивление быстро – во многом благодаря Мюллеру, который каким-то образом прекрасно ориентировался во всех закоулках флагмана и даже в состоянии сильного крена знал все ступеньки и повороты – вот буквально все, до единого, наизусть. - Ну, давайте прощаться, - сказал главный сердцеед Рейха, и все потянулись пожимать Вэньли руку. Один Мюллер, на которого спиртное, по-видимому, повлияло сильнее прочих, припал, раскинув руки, к крышке внутреннего люка и прильнул к холодному металлу щекой. Его с трудом оторвали от маховика и затащили в шлюз. Челнок отчалил, и счастливый Волшебник, съехав вниз по стене, задремал, не сходя с места. «Какие люди!.. Нет, ну какие замечательные люди!.. Как можно с ними воевать?» - была его последняя связная мысль. - Шторы! – стонал меж тем, сидя в челноке, Мюллер. – Они сменили шторы! Где мои любимые, цвета «Шампанское со льдом»?! Куда они их дели? Зачем там этот болотно-зеленый ужас? А кровать? Они переставили кровать, убрали кресла, развернули диван… Не-на-ви-жууууу… - Сидит в моих ботинках, негодяй, и с женой небось даже не поссорился, -бубнил Миттемайер. - Вы видели, видели как они на него смотрят?! Все! Все до единого! – скрежетал зубами в бессильной злобе уязвленный вероломством бывших подчиненных Биттенфельд. – Расстреляю! Из главного калибра! Всех! До единого! - Одна только хорошая новость, - усмехнулся Вален, - что запасной мундир Миттермайера ему впору. И даже где-то идет. - Не больше, чем плащ Оберштайна, - заметил Кесслер. – И место Ройенталя в… Он не договорил, но Ройенталь и без того думал о том же самом. Поэтому главный рейхс-сердцеед сжал кулаки, буквально физически ощущая под пальцами шею Яна Вэньли. «Удавил бы… Своими руками…» - подумал этот замечательный человек, прежде чем склонить голову на плечо сидящего по соседству Айзенаха и провалиться в глубокий и безрадостный сон. Следующий рабочий день начался для всех участников праздника поздно – в три часа пополудни. По корабельному времени. А закончился еще позже – опять же за полночь. Потому что в четыре пополудни Яна по видеосвязи набрал Ульрих Кесслер, предложивший «выровнять горизонт», и Ян, разумеется, согласился. Выравнивали тем же составом в том же месте и в тех же количествах. С тем же, разумеется, результатом. С той только разницей, что в этот раз Мюллер лобызал не крышку внутреннего люка, а нагнетательный трубопровод. В среду повторилась та же история. Сначала долго пили, потом долго беседовали, потом долго искали Мюллера, которого в итоге обнаружили на мостике. Мюллер плакал и, стоя на коленях, обнимал одну из колонн. - Что вообще происходит? – задал ненавистный, но крайне актуальный в последнее время вопрос кайзер. – От меня две недели скрывались, а к этому Яну липнут, как я не знаю кто. Четвертый день торчат безвылазно. Им там медом намазано, что ли? Оберштайн невозмутимо пожал плечами. - Странно всё это, - протянул кайзер, глядя куда-то в угол и даже не подозревая о том, что если бы «этот Ян» мог слышать его в эту минуту, то непременно бы с ним согласился. Странностей действительно было хоть отбавляй. Странностей действительно было хоть отбавляй, и чем дальше, тем их становилось больше. Флот производил странные маневры без ведома Вэньли, на флагмане то и дело выходило из строя какое-нибудь оборудование, и в довершение всего стали поговаривать о том, что в коридорах периодически появляется привидение Нейдхарта Мюллера. Не добившись от дежурных офицеров внятного ответа на вопрос «Какого черта две трети флота унесло в за десять парсеков и раскидало по четырем секторам?» и выслушав от бригады техобслуживания очередную байку про сгоревшие предохранители, Ян отправился ловить пресловутый призрак. Во всякую потустороннюю нечисть он, конечно, не верил, но вот знание Мюллером всех углов и закоулков белоснежного «Парсифаля» и вправду было феноменальным. Как и полагал Вэньли, загадочный дух отыскался довольно быстро – во плоти и в непосредственной близости от центрального коридора. - Вы? – удивился Ян. - Я, - улыбнулся Мюллер. - А… вы что тут делаете? - Хожу, - озвучил очевидное Нейдхарт. - О… Ну… Выпить хотите? - Не откажусь. - Остальные, правда, еще только через час будут. - Я знаю. - Тогда пойдемте. И они пошли. - Давно хотел спросить, - на ходу поинтересовался Ян, еле успевая за стремительным Мюллером, уверенно отыскивавшим дорогу в переплетениях коридоров, - откуда вы тут так хорошо всё знаете? - Очень просто, - ответил Мюллер, - это мой бывший флагман. Ян опешил и встал как вкопанный. - Как?! - Кайзер решил даровать его вам в знак особого уважения и расположения. - А как… как же вы? - Никак. У меня другой корабль. Вот иногда хожу… - Мюллер окинул взглядом родные стены, - ностальгирую. - О… Такую новость требовалось запить. И они запили. - Вы, наверное, очень его любили? – осторожно спросил Вэньли, в совершенно новом свете увидевший свое удачное приобретение. - Любил. И сейчас люблю, - признался Мюллер, с отвращением глядя на светло-зеленые занавески. В течение следующих двух дней Мюллера видели то тут, то там – несколько раз даже сам Ян. Стесняясь мешать человеку ностальгировать, Вэньли никак не комментировал такие встречи, но чаша его терпения переполнилась, когда однажды, возвращаясь с мостика он наткнулся на Нейдхарта, явно идущего со стороны его собственной, Яна Вэньли, каюты. - Я могу вам помочь? - не слишком дружелюбно поинтересовался он. - Нет, что вы!.. – смутился Мюллер. – Я просто… книгу забрал. Забыл при переезде. Вот, - он продемонстрировал Яну какой-то том и мучительно покраснел. - Угу, - кивнул тот, провожая сбежавшего в челнок адмирала подозрительным взглядом. В принципе придраться было не к чему, но в ближайшие двое суток бывший хозяин флагмана возвращался неоднократно: за расческой, за картиной, за любимой кофейной чашкой, за тапочками, за часами… Складывалось устойчивое ощущение, что он твердо вознамерился перетащить к себе весь корабль по частям. Можно было бы ломать себе голову над этой темной историей и дальше, но, благодаря ежевечерним встречам с господами адмиралами, теперь у Яна Вэньли имелись свои источники информации. - А что, - зайдя издалека, спросил он, - правда, что это бывший мюллеровский флагман? Изрядно подвыпившие гости закивали. Мюллер на сегодняшней пьянке отсутствовал, поэтому можно было говорить, не стесняясь. - Как же это он с ним расстался? – покачал головой Ян. - С трудом, - сказал Ройенталь, и все почему-то засмеялись. - Да легко, - просмеявшись, сжалился над недоумевающим Яном Вален. – Он от него просто уже не чаял избавиться, бедный. - Как так?- оторопел Ян. - Ну, сами посудите: это же первый такой корабль в линейке. А первый блин всегда как?.. То-то. Экспериментальный образец. Если бы серийка была, кто б ему дал – он на флоте-то без году неделя. На новые флагманы по старшинству очередь – сначала Ройенталь, потом Миттермайер, потом… - Что я, идиот, над собой эксперименты позволять ставить? Мне моя жизнь дорога пока еще, - фыркнул Ройенталь. – Это Мюллер у нас вечно куда-нибудь раненый. Человек-катастрофа. Вот и корабль у него такой же – нашли, так сказать, друг друга во времени и пространстве. - До сих пор забыть не могу, как при пробном старте в моторном-то полыхнуло, - задумчиво обронил Миттермайер. - А щиты как слетели? Разом, все до единого, - вставил Кесслер. - Дааа, а как его тогда при выходе из прыжка чуть по вакууму не размазало тонким слоем… - поддержал Биттенфельд. И заботливо добавил, наклонившись к Вэньли: – Так что вы поаккуратнее тут, не ровен час… Словно в подтверждение его слов погас свет. Где-то взвыла сирена. Тускло засветилась оранжевая лампа аварийного освещения. - Ну вот, - прокомментировал Миттермайер. – Опять двадцать пять. Руки бы оторвать этим проектировщикам. Ян нервно вздохнул, стараясь не думать о том, где выбило предохранитель на это раз, что в таком случае регулярно делает здесь Мюллер и почему он так нагло врет. - Ваше превосходительство, - лицо заглянувшего в каюту дежурного офицера было виноватым и услужливым одновременно, - адмирал Ян, Хольцен докладывает о выходе на точку в квадранте Р-78-4-14-бис и запрашивает дальнейших указаний. - Какой выход? Какая точка? – потряс головой Ян, мучительно пытаясь протрезветь. – Я ничего не приказывал. - Говорит: был приказ от адмирала, - продолжал стоять на своем офицер. - Хорошо. Сейчас разберусь. Вы свободны, - махнул рукой Вэньли и повернулся к гостям, в глазах которых читалось искреннее сочувствие. – Простите, надо идти… - Идите-идите, - поторопил Биттенфельд, - а то они вам там сейчас наворотят – не расхлебаете потом. - А… откуда вы знаете? - А что там знать… Не в первый раз, видимо, такое? - Третий за неделю, - признался Ян. – Как с цепи сорвались. Поначалу же всё хорошо было. Не понимаю… - А нечего тут понимать, - ухмыльнулся Фриц Йозеф. – Я их как облупленных знаю. Это мой бывший флот. Ян Вэньли округлил глаза. - Ваш?! - Да, мой. Так что могу представить, как вам тяжело. И будет еще тяжелее - готовьтесь. Рекомендую в целях тренировки поорать и заучить хотя бы десяток ругательств – чтобы от зубов отскакивали. Иначе не справитесь. А тех, кто не справляется, кайзер не любит и на довольствии не держит, увы. - М-да, - произнес Кесслер,- сколько помню: чуть что – всё время ты из-за них на ковре. - Одно слово: дуроломы, - закивал Миттермайер. - Бестолочь на бестолочи, - вынес вердикт Ройенталь. Биттенфельд побагровел. - А как же вы теперь? – спросил Ян. - Отлично, - хмыкнул Фриц Йозеф. – Вон у Айзенаха взял 20 000, и – ни забот, ни хлопот. Всё по щелчку – от кофе до перестроения. Айзенах сделал глубокомысленное и значительное лицо. - О… - протянул Ян. - Но вы идите, а то и правда… - напомнил Вален. – Бестолковые же – страх. Вэньли поднялся и, покачиваясь, ушел. В дверь снова просунулась голова дежурного офицера. - Ваше превосходительство, - заныл он, козырнув Биттенфельду, - ну нельзя же так. - Можно, - отрезал безжалостный Фриц. – Завтра новый приказ будет… - Нувааашество, ведь расстреляют же… Формально у нас он адмирал. - Этот Ян в нашей армии величина переменная, а адмирал Биттенфельд – постоянная, - веско произнес Кесслер. – Имейте в виду. И статью 245 раздел 2 пункт 4-б имейте в виду тоже. Офицер козырнул и исчез. - А что там за статья-то? – поинтересовался Вален. - Ох, спроси что-нибудь полегче,- отмахнулся Кесслер, доливая себе бренди. – Что-то про жестокое обращение с кем-то. - Это тогда Фрицу надо вменить – он своих совсем не жалеет, - улыбнулся Миттермайер. - А они не мои, - надулся Биттенфельд. – Вот будут снова мои – там посмотрим. - А будут ли? - Будут,- уверенно сказал будущий бывший командир Черных Улан. – Обязательно будут. Куда они денутся. Когда Ян вернулся с мостика, все уже починили, освещение пришло в норму, гости дошли до кондиции. Посидев еще часок, они-таки решили отправиться восвояси. - До свидания… До встречи… Всего наилучшего… - Усталый Ян на автомате проводил адмиралов до шлюза и только тут заметил повисший пустой рукав валеновского мундира. – А…а… где? – поинтересовался он, обращая внимание хозяина на этот прискорбный факт. Руку искали часа три, подняв по тревоге весь личный состав. И не нашли. - А как же вы? – вопросил Ян, чувствуя себя отчасти ответственным за происшедшее, ибо все это случилось именно у него на борту. - Нормально, - отмахнулся Вален. – Если что, потом новую закажу. Но вообще, я думаю, она вернется. - К-как? – оторопел Ян. - Как обычно. Погуляет – придет. Так что если что – вы её не гоните… Я потом заберу, в другой раз. Следующие дни были полны неприятных сюрпризов: рука Валена так и не показывалась, маневровые двигатели выходили из строя один за другим, а Улан раскидало по системе так, что в конце концов природой этих странных передвижений заинтересовался сам кайзер. Не желая сознаваться в том, что анархия во вверенном флоте не только мать порядка, но и троюродная сестра безответственности, Ян промямлил что-то про новую тактику и отключился, не желая длить опасный по сути своей разговор. Печень уже давала о себе знать, да и голова тупой непрекращающейся болью намекала на то, что неплохо бы сделать в затянувшемся праздновании флот-адмиральства небольшой перерыв. И в довершении всего опять объявился Мюллер. Волевым решением отменив очередной сабантуй, поздно вечером Ян как раз возвращался с мостика, когда, повернув за угол, в двух шагах от собственного жилища наткнулся на надоедливое «привидение». И как-то сразу отметил, что час уже более, чем неурочный; что сам Мюллер на последних встречах упорно отсутствовал, ссылаясь на нездоровье; и что в данный момент никаким нездоровьем там и не пахло – вид у экс-владельца «Парсифаля» был возмутительно трезвый, цветущий и вообще счастливый. - И?- мрачно посмотрел на него Ян. - Ммм… Я… Эээ… Случайно. Вот… Шел-шел… - И заблудился? – иронично подсказал Вэньли. - Ага, - просияло «привидение» и, покраснев до корней волос, испарилось в мгновение ока. В отвратительном настроении Ян зашел к себе, опустился в кресло, посмотрел на сидящую на диване жену. Фредерика улыбнулась, Вэньли улыбнулся в ответ и… напоролся взглядом на лежащую на столике шикарную розу, расцветкой живо напомнившую щеки ненавистного Мюллера. - Это откуда? – помолчав, спросил он. Супруга огляделась, увидела и тоже порозовела – от кончиков пальцев до мочек ушей. - Не знаю, - прошептала она. – Я… Я только из грузового пришла, там мостовой кран сломался… Может, из наших кто… - А если не из наших? - Тогда, может быть, этот… как же его… Ройенталь… - Может быть, - задумчиво согласился супруг, в момент случайного озарения вспомнивший всех, кому был известен код от каюты – кстати говоря, со времен прошлого владельца оставшийся неизменным. – Но вообще чертовщина какая-то, да? - Да, - прикусила губу миссис Ян. - Понятно, – помолчав минут пять, Вэньли поднялся и вытащил из угла каюты чемодан, бросил его перед шкафом. – Собирайся. Мы уезжаем. - Как? – оторопела она.- Куда? - Туда, откуда приехали. – Ян открыл шкаф, намереваясь помочь жене с укладкой скудного гардероба, и еле успел поймать выпавший оттуда слегка подвядший букет. Пересчитав цветы и оценив масштаб катастрофы, он понял, что действовать надо быстро. - Я… Я не знаю, что… Кто… Откуда... – залепетала Фредерика. – Я не… - Да-да, - не слушая её, кивал Ян, на крейсерской скорости таща за собой супругу с котом к шлюзу и катеру. - Срочный вызов. К кайзеру, - бросил он дежурному, и спустя три минуты вечную ночь за бортом «Парсифаля» прочертила яркая светлая искра. Назначенное на утро совещание началось с минуты молчания. Сроки вышли, а ответа от Альянса так и не пришло. Если, конечно, не считать ответом брошенный посреди каюты чемодан и дезертирство Яна Вэньли. Враз повеселевшие адмиралы с трудом удерживались от торжествующих улыбок. Красный как свекла кайзер сидел в кресле, избегая смотреть генштабу в глаза. - Кхм, - наконец, сказал он, протягивая Оберштайну его плащ. - Благодарю, - кивнул министр. – Однако, подумать только, какая низость!.. - Какая подлость, - поддержал его Ройенталь. - Какое коварство! – добавил Кесслер. Кайзер вскинулся, вытаращив глаза на генштаб. - Ужасный человек этот Вэньли, - сокрушенно покачал головой Мюллер. – Я с утра был на «Парсифале». Уму непостижимо, в какую развалину превратилась передовая разработка за какие-то три недели. Там теперь одних ремонтных работ на полмесяца, если не больше. - Среди Уланов разброд и шатание! – внес свою лепту Биттенфельд. – Полнейшее отсутствие дисциплины и субординации. Совсем распустились – летают, куда хотят, делают, что душе угодно. - Возможно, мы немного переоценили его… военный гений, - предположил Вален. - Или недооценили тягу Альянса к грязной игре, - обронил Оберштайн. – Радиоперехваты до сих пор не дали результата: в эфире тишина, хотя стань такой человек как Вэньли перебежчиком, об этом давно кричали бы на всех углах. - Действительно, - кивнул Кесслер, - подозрительно, что и от нас он сбежал как раз накануне дня, когда должно было быть принято решение о возобновлении военных действий против демократических сил. - Самое главное, - дипломатично свернул беседу в нужное русло Мюллер, - что все необходимые меры по выявлению и нейтрализации были приняты вовремя, и кайзеру и Рейху теперь ничего не грозит. - Вот именно. Хорошо, что успели. – Поддакнул Вален, поглаживая левую руку. – А то ведь неизвестно, что там у них еще были за планы. Может, покушение готовили… - А кстати, да, - поддержал Ройенталь. – Очень может быть. Очень. Адмиралы замолчали и посмотрели на Лоэнграмма. Лоэнграмм, краснея и бледнея попеременно, с трудом перевел дыхание. - Кхм, - сказал он, наконец, - да, хорошо… По поводу «Парсифаля»… Гм, Мюллер, вас не затруднит… - Нет, - бодро откликнулся Мюллер, успевший с утра не только перевезти на любимый флагман команду и вещи, но и составить ведомость самолично испорченного оборудования, а также ободрать с имитации окон занавесочную плесень. – Я с удовольствием, майн кайзер. - Гм… Биттенфельд, вы… - Можете на меня положиться! – вскочил Фриц Йозеф, стискивая кулаки. – Уж я там наведу порядок, будьте спокойны! - Ну… тогда надо решить, как действовать дальше, - протянул кайзер, с надеждой глядя на Ройенталя. - Согласно вашему прежнему плану, я полагаю, - наклонил голову тот. - Гм… да… И, кстати, я буду рад видеть вас в составе…гм. - Разумеется, майн кайзер. - Тогда ждем ответа до полудня, а затем начинаем подготовку согласно плану, – Лоэнграмм обвел взглядом собравшихся и, увидев на лице каждого из них только безграничную преданность и трудовое рвение, с облегчением откинулся в кресле. – Все свободны. Адмиралы, попрощавшись, ушли, и Райнхард, наконец, смог расслабиться и дать волю чувствам. Он закрыл руками лицо, чтобы никто из смертных даже случайно не мог увидеть крупные слезы раскаяния и стыда, текущие по его щекам. Две недели, которые он провел без адмиралов, дались ему тяжело, но еще тяжелее дались ему десять дней, проведенные адмиралами в обществе Яна Вэньли. Обида, ревность и уязвленное самолюбие превратили каждую минуту этих дней в пытку. «Какие люди!.. Нет, ну какие замечательные люди!.. Как можно их проверять?» - подумал он, с раздражением вспомнив советы Оберштайна. – «Но Вэньли, Вэньли-то каков!..» Замечательные люди тем временем по привычке собирались в каюте «Парсифаля», обретшей своего прежнего владельца. Получивший свой флот обратно в полном объеме Айзенах бурно жестикулировал перед визором, отдавая приказы. Биттенфельд, закинув ногу на ногу, развалился в кресле и жевал любимые шоколадные батончики – Уланы смирились с неизбежным и теперь, искупая прошлые огрехи, засыпали вновь обретенное начальство сластями и подобострастными взглядами. Оберштайн задумчиво изучал торчащий из мусорной корзины букет пунцовых роз. Кесслер помогал Мюллеру переставлять мебель, Вален накрывал на стол, Ройенталь с Миттермайером отлучились в грузовой отсек – лично проконтролировать ход погрузки на челнок запасов крепкого алкоголя и заодно прихватить что-нибудь к столу. - Ну, вот и мы,- возвестили они по возвращении и водрузили в центр стола целый ящик X.O. Биттенфельд вытащил одну бутыль, открыл, потянул носом, закрыл и задумчиво повертел в руках. Мюллер посмотрел на коньяк и тяжело вздохнул. Айзенах, поразмыслив, накрыл пустой бокал ладонью и отрицательно покачал головой. Даже Кесслер, который в силу специфики работы мог при желании дать фору Двойной Звезде на ниве поглощения крепких напитков в единицу времени, скривился и потянулся за минералкой. Правая рука Валена взяла было бокал, но левая мягким движением вынула его из пальцев и, поставив на место, погрозила адмиралу кулаком. Миттермайер и Ройенталь растерянно переглянулись и из принципа плеснули себе на два пальца. Вольф не мог не отметить возвращение семейного счастья – сегодня утром Эва, наконец, сменила гнев на милость и даровала мужу отпущение несуществующих грехов. А Ройенталь не мог не поддержать друга. Один Оберштайн смело сделал глоток и прикрыл глаза, смакуя напиток. Десять дней угарного веселья прошли мимо него, и он, несомненно, мог сейчас позволить себе подобную роскошь. - Однако, пить без тоста – пошло, - обронил он. – Отдает бытовым алкоголизмом. Адмиралы замерли, растерянно глядя друг на друга. В конце концов, Мюллер на правах хозяина взял дело в свои руки. - Ну, - провозгласил он, улыбаясь, и обвел влюбленным взглядом родные стены родного флагмана, - за любовь! - За любовь, – поддержал его Оберштайн, косясь на торчащие из мусорной корзины розы. - За любовь, - хмыкнул Биттенфельд, блаженно щурясь и комкая в руках обертку от шоколадки. - За любовь, - сказал Вольф, представляя себе сердитое личико Эвы. - За любовь, - эхом отозвался Ройенталь, думая о вновь обретенном месте в триумвирате. - За любовь, - Вален вспомнил о самом дорогом, что у него было помимо протеза – о сыне. - За любовь, - пожал плечами Кесслер, любивший, чтобы все шло без эксцессов, в соответствии с устоявшимся порядком. – И за Яна Вэньли. Легкой ему дороги в… любимый Альянс. И все, даже безмолвный Айзенах, засмеялись. Ян Вэньли между тем уже был на подлете к временной базе Альянса, которую покинул три недели тому назад. Когда он приземлился, его уже ждали. Фредерика, обнимая кота и размазывая слезы по щекам, ушла к себе, а Вэньли вместе с Вальтером Шенкопфом, Юлианом Минцем, Алексом Кассельном и Дасти Аттенборо заперся в кабинете. - Ну что? – спросил Дасти. - А ничего, - уныло развел руками Ян. - Вы же там три недели были? – изумился Юлиан. - А толку… Все запаролено, зашифровано… Да мне и некогда было… - Фиговый из тебя разведчик, - иронично изогнул бровь несостоявшийся журналист. - Но вам же флот-адмирала дали! – встрял Минц. - Дали, - кивнул Ян. – А еще мне дали неуправляемый флот, не имеющий ни малейшего представления о маневрах и координаций действий. В их представлении космос не то, что плоский – линейный! Только «Вперед» знают и могут. И больше ничего! - Не может быть, - не поверил Шенкопф. - Может, - горько усмехнулся Вэньли. – Еще мне дали новейший флагман – экспериментальная разработка, штучный товар. Поначалу еще ничего, а потом дня не было, чтобы что-нибудь не отказало и не взорвалось. Вот такие у них передовые технологии. - Бред, - сказал Кассельн. – Это же Рейх! Я понимаю, наши вечно жмутся – денег нет, того нет, этого нет. Но в Рейхе-то все иначе. - Иначе, - согласился экс-флот-адмирал. –У нас на новые корабли денег нет, а у них – на новую форму. Мне дали рубашку и ботинки с чужого плеча. У Кассельна глаза полезли на лоб. - Ботинки с плеча? – переспросил Дасти. - Не придирайся, - поморщился Ян. - А я не придираюсь, я уточняю. А то вдруг у них там в Рейхе с анатомией всё так же плохо, как с бюджетом и ориентацией в трехмерном пространстве. - Странно всё это как-то, - протянул Шенкопф. – Может быть, они поняли? - В смысле? - Ну, поняли, зачем ты на самом деле к ним прилетел? - Если бы это было так, - тоскливо вздохнул Ян Вэньли, мысленно прощаясь с обещанной Райнхардом пенсией, в разы превосходящей убогое содержание, которое нехотя мог предложить Альянс, и надеждой на тихую безбедную старость, - я бы сейчас тут не сидел. - Действительно, - поддержал его Кассельн. – Тогда что это было? - Издевательство какое-то… - предположил Минц. - Или проверка, - выдвинул гипотезу Аттенборо. - Да нет, - покачал головой Ян. – Я так понял, что это были их самые обыкновенные будни. Все четверо замолчали. - Всё равно не понимаю, - наморщил лоб Юлиан. – Если я правильно понял, у них там всё еще хуже, чем у нас тут. Денег нет. Нормальных кораблей нет. Адекватных людей нет. Что же у них есть? - А ничего у них нет, - меланхолично отозвался Волшебник, вспомнив прошедшие в хмельном дыму вечера, адскую головную боль, наглую рожу Мюллера и выпавший из шкафа розовый веник. – Ни стыда, ни совести, ни чувства меры… И именно поэтому, Юлиан, сдается мне – мы никогда их не победим.