What Do You Think About Me?

— Хватит, Америка, перестань! — кричал в истерике Англия, когда бывший воспитанник пронесся мимо его дома со своим привычным веселым хохотом, задрав голову и любуясь большим разноцветным змеем, который ему подарил Китай в знак дружбы. И приспичило же Джонсу «играться» около его дома, когда он в пять по обыкновению пьет чай! Чертыхнувшись, Артур отвернулся, держа в руках чашечку с блюдцем. По его мнению это выглядело более изящно, чем как Альфред хлестать кофе из здоровенной кружки. За его спиной еще слышались восторженные крики и громкий шелест змея на ветру. И зачем только Ван сделал Америке именно такой подарок? Не мог зонтик подарить или что-то вроде этого? Почему вообще он, Артур, обязан терпеть рядом с собой надоедливого Джонса, внимание и детское восхищение которого по отношению к своему опекуну не иссякло даже через столько лет? Кёркленда же наоборот раздражал такой интерес к его персоне. Когда Америка был ребенком, Англия все готов был принять и простить. И он даже радовался Америке, вместе с ним играя в футбол и солдатиков, если было время. Сохранились ли у Альфреда эти фигурки, с самыми разными прическами и лицами? Наверное, он давно их выбросил или держит в какой-нибудь мрачной кладовке, в которой толком и не убирались. При мысли об этом, у Артура почему-то болезненно сжалось сердце. Почему-то он задумался о причине такого странного поведения Джонса. Само собой, они виделись довольно редко до того, как Америка потребовал независимости. А вдруг он, Кёркленд, недодал чего-то Альфреду? Любви, заботы? Хотя бы элементарного проявления интереса к его начинаниям, пусть они и были абсурдны. Ведь сейчас-то он считается страной с самой сильной армией, его экономика, возможно, даже лучше, чем у самого Артура. Как многого достиг этот невзрослеющий паренек… А Англия и особого внимания не обратил. Стыдно… — Англия, Англия! — вопил Джонс. — Давай вместе запускать змея! Англия! Этот крик, так похожий на голос ребенка, зовущего отца поиграть, заставил Кёркленда обернуться. Америка. Симпатичное лицо раскраснелось, очки немного съехали с носа, сверкающие в улыбке зубы. И чего этот дурак так интенсивно ему машет? Слепой он, что ли? .. Англии хотелось высказаться на этот счет, однако что-то внутри заставило его промолчать. Что было весьма благоразумно, так как обижающийся Джонс представлял не меньшую опасность чем Россия в ярости. И все-таки Артур остался на балконе. Во-первых, он ненавидел воздушных змеев, а во-вторых у него еще оставался недопитый чай. А бросить чудесный напиток остывать на столе — не в правилах британца. Со скуки Кёркленд включил радио, по которому как раз крутили музыку сороковых годов. Старье по нынешним меркам, однако Англии жутко нравилось все старое. Композиция «Blutrote Rosen» вызывала у него довольно смешанные чувства. Хотелось одновременно и танцевать, и размышлять… и почему-то помочь Америке со змеем. Артур внимательно наблюдал за солнцем, медленно клонившимся к закату. Интересно, настанет ли когда-нибудь его собственный закат? Такой, что бывал у Пруссии, что стала теперь российским Калининградом, или у Золотой Орды… Больше всего Кёркленд боялся, что ему придется встречать этот самый закат на глазах у Альфреда. Последний раз, когда он плакал по-настоящему, навсегда отпечатался у Англии в памяти. Тогда Америка был еще маленьким. Тогда Артур был для него опорой. А теперь этот парень сам по себе, его страна процветает, несмотря на внутренние распри в народе. Возможно, он рано или поздно превзойдет Кёркленда. Ему не хотелось представлять это и все-таки Англия понял, что где-то в глубине души страшно гордится этим «большим ребенком», объедающимся гамбургерами и постоянно придумывающим какой-то бред. Но это был Америка. Его Америка. И если бы с ним случилась беда, Артур бы мигом забыл все дурачества и проделки бывшего воспитанника, которые доставляли ему проблемы. Это — прошлое. Прошлое имеет значение, однако важно видеть и будущее. — Англия! — Альфред снова орал и махал руками как ветряная мельница. — Хватит там отсиживаться! Идем запускать… Кёркленд не особо слушал Джонса. Он больше рассматривал его, пристально изучал, как не делал никогда ранее. Эти большие голубые глаза, растрепанная шевелюра, широкая улыбка, почти ни при каких обстоятельствах не сходившая с его губ. Между тем композиция на радио закончилась и началась другая, уже не знакомая Артуру, но все равно хорошая. Что-то вроде медленного вальса. Англии не нравился этот танец, однако теперь, слыша приятную музыку, он осознавал, что был в корне неправ. Фортепиано. Кажется, Австрия играет на фортепиано… Нет, на рояле. Черт, какая разница? Кёркленд широко зевнул. От медляка его всегда клонило в сон. Иногда это было то что нужно, а иногда он умудрялся засыпать прямо на мероприятиях. Обычно его будил Альфред. Щелкал по носу и тащил за руку, желая что-то показать. В любой другой день Англия бы разругался, но только не теперь, когда он глубоко погрузился в воспоминания. Понедельник явно не был идеальным днем, чтобы раздражаться на всех подряд. Понедельник означал для Артура либо дождь, либо груду незаполненных бумаг, либо очередное совещание. Обыкновенный, ничем не примечательный понедельник. Так было бы. Если бы не Джонс. — Ты опять спишь?! — голос Америки с недовольными нотками заставил Англию очнуться. Он рассеянно уставился на запыхавшегося парня, поправляющего очки на переносице и держащего воздушного змея с длинным ярким хвостом. Отставив блюдце и чашечку с чаем, Кёркленд позволил себе откинуться в любимое кресло-качалку, сложить руки в «замок» и внимательно посмотреть на бывшего воспитанника. Как-никак, он был старше и должен был выглядеть соответствующе. — Чего ты так раскричался? — лениво спросил Артур, приподняв одну бровь. Закат окрасил балкон его дома в пурпурный и золотой цвета, лучи заходящего солнца упали Альфреду на лицо, и теперь голубые глаза еще сильнее выделялись. Щеки его были красными, он явно устал, пока играл с подарком Китая. Англия неожиданно поймал себя на мысли, что такой Джонс ему очень даже нравится. Артур очень редко видел бывшего воспитанника в подобном образе. Обычно он был веселым и живым, но наступали моменты, когда и такой «батарейке Энерджайзер» была свойственна лиричность, задумчивость. Склонность задавать странные вопросы, часто не ко времени и не к месту. — Я звал тебя, — напомнил Америка, закончив возиться с очками. Он вечно их поправлял по десять раз, если нервничал. — Я слышал, — Артур сделал громкость радио чуть ниже. Медленный вальс по-прежнему продолжался. Кажется, завтра Англия опять проснется на балконе вместо мягкой уютной постели. Кёркленд зевнул. — И почему ты не пришел? — Джонс стоял, любуясь закатом. — Пил чай, — едва заметно улыбнулся Артур и вновь взял со стола чашечку с блюдцем. — Это ты хлещешь кофе в сумасшедших количествах. — Я много работаю, — оправдывался Альфред. Он снова превращался в самого себя — невзрослеющего ребенка со своими капризами. — Неужели? — скептично отозвался Англия. Повисло долгое молчание. — Скажи, — произнес вдруг Америка, — что ты думаешь обо мне? Только честно! Он смешно нахмурился. — Наверное, что ты, — Артур выдержал короткую паузу, — ведешь себя не в соответствии со своим возрастом и статусом. Я не буду уговаривать тебя брать с меня пример, но даже Брагинский порой кажется мне большим джентльменом чем ты. — Ясно, — расстроенно вздохнул Джонс. Он не обиделся. Просто Артур напоминал ему об этом не в первый раз. А у Америки дела с изменением характера шли плохо. Он вообще не понимал, зачем это нужно. — Да не дуйся, — Кёркленд сам не заметил, как эти слова слетели с его губ. Он поднялся с кресла. Вальс, слава Богу, еще не кончился. — Давай руку. — Зачем? — удивился Альфред. — Танцевать, — опять же чуть улыбнулся Артур. Он осторожно переплел свои пальцы с его, а другую ладонь положил на талию Джонса. Тот был смущен и растерян, но отталкивать от себя бывшего опекуна и истерить, видимо, не собирался. Англия, с трудом представляя как и что нужно делать, описал с Америкой некое подобие круга, благо балкон был очень просторным и места хватало. С каждым новым движением оба партнера становились увереннее. Кёркленд медленно вальсировал с Альфредом, удивляясь тому, что нисколько не смущен данной ситуацией. Им словно бы кто-то управлял. И более того, ему это дико нравилось. А ведь он уверял себя, что не умеет танцевать… — А что ты думаешь обо мне? — спросил Артур. Америка, до этого красневший и упорно отводивший взгляд, как-то неуверенно посмотрел на Англию. Своими невероятно чистыми голубыми глазами, в которых для Кёркленда вдруг отразился весь мир и все воспоминания. Коробка с солдатиками… Новый парадный костюм… Требование независимости… И сопротивляться внезапно нахлынувшим вслед за этим чувствам было как минимум глупо и невозможно. Он прижал к себе оторопевшего Джонса и мягко поцеловал его, уже готовясь к разочарованию и истерике со стороны Америки. Однако тот, к изумлению Артура, с жаром ответил на поцелуй, зарываясь пятерней в его светлые волосы и немного дрожа. У Англии подкосились ноги. Он бы и упал, если бы не Альфред, нежно поддерживавший его. Они нехотя оторвались друг от друга, когда воздуха стало не хватать. — Слова еще нужны? — хрипло спросил Джонс, помня о заданном вопросе. — Теперь уже нет, — улыбнулся Артур и, падая в кресло-качалку, увлек за собой парня. И какая разница, что завтра очередной саммит? И какая разница, что на балкон может ворваться надоедливый Бонфуа со своими шуточками? Англия вдруг пожалел, что у него не могут расти такие же прекрасные розы…