please baby bad boy

Три... две... четыре... Семь... одна... три... Две... три... пять... Чонин устало переводит взгляд на дверь врача, когда оттуда выходит очередной пациент с таким выражением лица, будто его там пытали, не иначе, хотя, услышать неприятный диагноз сходен тому самому, в каком-то смысле. Чонин сжимает пальцами папку, решая больше не считать, за сколько минут врач делает столько людей несчастливыми. Чонин чувствует, что и ему несладко будет, когда он уложит свои результаты на стекло, лежащее поверх столешницы, а врач кивнет на стул, мол «присаживайся, чтобы не упасть». Рядом с ним сидит парень, волнуется до дрожи в коленях, а еще почему-то постоянно закрывает пальцами буквы со своим именем на карточке. Чонин думает, что это глупо настолько, что даже ребенку и в голову прийти не может. Шесть... четыре... – И чего ты какой кислый? Неужели ты никогда не сможешь иметь детей? – хохочет парень, совершенно незнакомый Чонину, когда садится рядом. Но даже это не мешает ему улыбаться непонятно с чего. Хотя оно и не очень удивительно: Чонин всегда считал странных людей, которые разговаривают с незнакомцами какими-то не от мира сего, а если у человека дреды на голове - так это вообще. Хотя к дредам Чонин обычно никаких претензий не имеет. Подумаешь, мода такая что ли? Чонин зыркает на него косо, одаривая презрительным взглядом и задерживая внимание на изрисованной какими-то каракулями щеке. – Что, правда что ли, детей не будет? – парень этот, донельзя странный, испуганно смотрит, заставляя нервничать сильнее. Зачем так смотреть, в самом деле. Со стороны он похож на плохого парня, но то, что он говорит, совсем не вяжется с тем, как он выглядит. – Нормально у меня все с потенцией, – нехотя бубнит Чонин, сильнее сжимая пальцами папку. – А... ну ты хоть рожу поприятней сделай... – Какое тебе дело до моей рожи? – пытаясь быть сдержанным, цедит Чонин, косясь на незнакомца. – Если у тебя плохой день, просто давай улыбаться, а? – Ты консультант? Бейджика что-то не видно, – не съязвить было бы огромным упущением, с которым Чонин бы не смог смириться. – Меня Чанёль зовут, – улыбается парень, будто только и ждал, когда к нему проявят интерес. – Слушай, Чанёль... – Чонин удивленно заламывает бровь, едва ли сдерживая себя, чтобы не приложить ладонь к лицу. Раздражает, однако. Дверь хлопает, заставляя его вздрогнуть и понять, что он не посчитал, сколько длился прием. – Эх, мой прием подкрался, как подгоревшая лапша, – вздыхает парень, поднимаясь. Чонин даже не хочет думать о том, что сейчас произошло. Это все раздражает еще больше и Чонин начинает сам себя ругать за то, что не пошел к мозгоправу подороже – там бы не пришлось торчать столько времени возле кабинета со странными личностями. Людей много, отчего Чонин только сильнее бесится. Все это не началось бы, если бы он не воспринимал все буквально – придирчивые коллеги, нравоучения мамы и сестер – все было бы гораздо, гораздо спокойней. А с этой вечной промывкой мозгов только и сидеть по вечерам на кухне, пялясь в экран ноутбука да просматривая совершенно неинтересные новости из мира. Чанёль выходит из кабинета спустя девять минут (Чонин правда не хотел считать длительность этого приема). Гребаная привычка. Только Чанёль вообще какой-то другой и не смотрит в его сторону, хотя Чонин на подсознательном уровне надеялся, что тот сможет его побесить еще несколько минут до приема. Вместо этого он проходит мимо и смотрит куда-то вбок. Когда скрывается за углом, Чонин чувствует себя еще более раздраженным. Четыре… Шесть… Чонин заходит в кабинет, громко хлопая за собой дверью. \\ Он встречает Чанёля в аптеке недалеко от медцентра буквально через полчаса и сначала думает подождать снаружи, чтобы избежать неловкости. – Это снова ты, парень-у-которого-нет-потенции, – говорит относительно громко Чанёль, из-за чего бабуля возле кассы отрывает свое внимание от пересчета денег за лекарство. Чонин чувствует себя неловко настолько, что хочется стукнуть этого Чанёля головой об витрину и наговорить чего-нибудь гадкого. Но спокойствие, только спокойствие. Слушаемся врача и не говорим ничего лишнего, в отличие от некоторых. – Прости, это было лишним, да? – тут же исправляется Чанёль, неловко улыбаясь. – Знаешь, прости, если я тебя напугал или еще чего, но это просто, как бы… Я просто хотел поговорить. – С кем не бывает, – не очень любезно отзывается Чонин. А еще не отводит глаз с Чанёля, и не потому, что он все еще кажется предельно странным и интересным; просто Чонин не может понять, почему подсознательно хочет «добавки» к своему повешенному состоянию. Чанёль протягивает аптекарю аккуратно сложенный напополам лист, тут же пряча руки в карманы. Сейчас он кажется таким далеким от этого мира, со своими длиннющими пальцами и огромной копной спутанных в непонятно что волос, из-за которых он кажется еще выше, чем есть. Чонин подходит ближе и смотрит в упор на щеку, к которой от уха тянется незамысловатый узор. – Это тату или просто фломастер? – спрашивает Чонин, на что Чанёль недоуменно поворачивается, рассеянно смотря перед собой. – Конечно же фломастер, – на полном серьезе говорит Чанёль, снова отворачиваясь к аптекарю. Все было бы куда проще, если бы Чонин просто заткнулся. – Но мне приятно, что ты спросил, – улыбается Чанёль, когда подписывает эту же бумажку и отдает деньги аптекарю. Чонин берет свой стандартный рацион из успокоительных, и протягивает точно такую же бумажку аптекарю, как у Чанёля – понимает это, когда тот бормочет себе что-то под нос о людях-крысках, конечно же, подопытных. – Хех, неужели тебе тоже выписали те новые антидепрессанты? Чонин сначала не реагирует, а потом вздрагивает всем телом, когда Чанёль рядом наклоняется к прилавку, всматриваясь в бумажку Чонина, не такую же аккуратную и уже измятую. – Похоже, тебе они не очень нужны. Ты симулянт? – Полегче на поворотах, – усмехается Чанёль. – Ты тоже не особо похож на человека, страдающего депрессией. – У меня просто настроение хорошее. – Не суди о книге по обложке, – пожимает плечами Чанёль. – Вообще-то, ты противоречишь сам себе, – Чонин забирает назад свой рецепт и распихивает по карманам таблетки, на что Чанёль утыкается носом в свой шарф и отходит на пару шагов. Стоп, и почему они все еще разговаривают? – И отчего у такого на вид жизнерадостного фрика депрессия? Фломастер быстро смывается? – Вот это вообще сейчас грубо было, – фыркает Чанёль. Они выходят из аптеки, и Чонин даже не думает о том, куда хотел зайти еще, потому что сейчас так не хватает обычного разговора, без «найди нормальную работу» и «хватит уже жрать еду из закусочных». – Я довольно прямолинеен. – Это заметно, – отвечает Чанёль, сильнее кутаясь в куртку и снова тычась носом в шарф – Чонин не знает, от этого реально теплее, или это просто иллюзия тепла? Да и вообще не так уж и холодно. – Дай угадаю, ты работаешь где-нибудь в офисе с вечно недовольными женщинами? – В магазине игрушек, – рушит все представления Чонин. – Серьезно? Как мило, – Чонин не видит, как он улыбается, но это заметно по натянувшейся кожей, под глазами, и Чонин действительно не хотел бы видеть этого без шарфа. – Любишь детей? – Ты даже представить не можешь, как они выбешивают иногда. – Ты странный. Я уверен, что ты считаешь меня странным, но ты еще более странный, чем я. И я не фрик, это просто имидж такой, – иронично говорит Чанёль, выдыхая клубы пара перед собой. – Как это сейчас модно называть, фрилансер? Сидишь, наверное, дома, делаешь оформу для сайтов и ходишь на всякие мероприятия для таких же фриков. А еще ты играешь на гитаре, прям задницей чувствую, – Чонин сам от себя в шоке, сколько он слов выдал, но это стоило того, чтобы сначала понаблюдать за офигеванием на лице Чанёля, а после – услышать смех. – Ну, на гитаре я и правда играю, но с компьютером дружу только в целях звукозаписи, – Чанёль продолжает смеяться, и Чонин пялится на него так, будто открыл целую вселенную. – Только моя рок-группа на стадии «почти развалилась», поэтому я думаю, куда можно еще податься. – Не знаю, как дела обстоят на рынке музыкантов, но там ты и останешься, зуб даю. – Проверим, – Чанёль подмигивает, и это немножко, совсем чуть-чуть, заставляет смутиться. – Кстати, у нас через два дня прощальный концерт, приходи? В клубе «Старый Кот», места там не очень много, но зато звук прекрасный. – Какое милое название для клуба суровых рокеров. – Какое есть, – Чанёль не перестает улыбаться, и это на самом деле клево, когда человек не выделывается, даже если у него есть проблемы. Чонин мысленно ему завидует и тоже улыбается, потому что некрасиво ни разу не ответить на улыбку улыбкой, и это отдается в разы сильнее, когда Чанёль улыбается сильнее. – Тогда до послезавтра, – Чанёль хлопает его по плечу и отчаливает до того, как у Чонина появляются к нему вопросы. И Чонин обещает себе, что обязательно найдет этого Старого Кота, хоть и понятия не имеет, где это, потому что не просто так же они сегодня столкнулись. \\ Чонин всматривается в свое отражение, смахивая с лица капли воды, и чувствует себя настолько паршиво, что хочется прямо сейчас лечь в ванну да вскрыться. Благо ничего режущего нет, свою бритву потрошить жалко, а ванна отпадает моментально – с такой огромной душевой не то что попытаться утонуть, вообще даже голову погрузить в воду не получится. Он вытряхивает из новой баночки ярко-голубую пилюлю и недолго на нее пялится, прежде чем затолкать в рот и проглотить. Ничего хорошего ожидать от сегодняшнего вечера даже не надеется, когда идет на кухню и тупит в фотографию Земли на рабочем столе ноутбука. Только недолго – в голове будто задвижки щелкают, когда он вспоминает о концерте, и о Чанёле, к которому остались еще вопросы. Чонин пытается найти это клуб, и, благо, находит адрес моментально, там же и программу с расписанием концертов. На сегодня их там аж два, и один из них уже идет час. Чонин очень надеется, что Чанёль будет выступать во втором. На улице холоднее обычного, и Чонин едва успевает не одубенеть, пока разбирается со схемой проезда к клубу – это напрягает, потому что Чонин не всегда удачно попадает и путает адреса. Топографический кретинизм ничем не вылечить, и от него нет таблеток, как от бессонницы или кашля. – Ты пришел, – слышит Чонин у самого уха, когда стоит напротив входа в клуб, уходящего в подвал. И это немного пугает, но Чонин не подает виду, оборачиваясь на голос. Чанёль выглядит как человек, который общается только со своими корешами, и этот его «имидж» действительно клевый. Чонин вообще забыл, когда последний раз видел таких ярких людей, как Чанёль. – Привет, даже не заблудился и, надеюсь, вовремя, – Чонин малость залипает на том, чтобы рассмотреть Чанёля сейчас – он не может перестать восхищаться. Даже не понимает, почему вдруг ему кажется все это отличной идеей. – Даже немного рано, еще полчаса, – Чанёль улыбается и кладет свою руку на голову Чонина, вороша его волосы, на что тот даже ничего ответить не может. – А пока у нас есть время, ты можешь хотя бы представиться. Знаешь, не очень было красиво с твоей стороны уйти и не сказать, как тебя зовут. – Вообще-то, это ты первый ушел, я даже ничего спросить не успел, – возмущается Чонин, и возмущался бы дальше, если бы Чанёль не положил обе ладони на его щеки. Чонин не находит ничего лучше, чем отмахнуться от него. – Это смущает, знаешь ли. – Ну и как тебя зовут, м? – не унимается он, наклоняя голову в сторону. Чонин думает о том, а не перетягивают ли это его дреды. – Ким Чонин, – все же говорит, тычась носом в ворот пальто. – Нини, – Чанёль наклоняет голову в другую сторону и улыбается глупо-глупо. – Что… эй, какой я тебе Нини… – Не ворчи, Нини. Пойдем, я покажу тебе клуб, – Чанёль кладет руку ему на плечо и подталкивает ко входу. В клубе играет какая-то фоновая музыка и не очень много народу. Больше и не надо – дышать нечем будет, тем более здесь, судя по всему, собрались самые преданные фанаты – до Чонина это доходит сразу, как к ним подбегают несколько девушек, начиная что-то бессмысленно щебетать. Чонин не очень хорошо слышит, да и не хочет вслушиваться. – Надеюсь, ты не уйдешь посреди моего выступления, – говорит Чанёль, наклоняясь к лицу Чонина. И это смущает, смущает, смущает, но Чонин лишь кивает, не видя смысла пытаться что-то кричать, потому что музыку прибавляют и все пространство становится будто бы вакуумным. \\ Чанёль на сцене смотрится еще более клевым. Наверное, это все потому, что тот без куртки и с гитарой. А еще они с группой играют что-то нереально красивое – Чонин не очень разборчив в музыке, но если оно звучит приятно, то оно будет ему нравиться. Он просто стоит и слушает, даже не думая о том, чтобы уйти до того, как все закончится, или до того, как они попрощаются, и Чонин расскажет, как все было круто и красиво. Чонин вообще не думает уходить, пока с ним не попрощаются, даже если это будет неловко или что-то в том духе. \\ – Я не понимаю, почему вы распускаете такую хорошую группу. Не то чтобы я разбирался в этом и я не в курсе всего, что у вас происходило, я не очень хорошо тебя знаю, и вообще слушаю вас первый раз, но это было круто, – говорит Чонин, когда они выходят из клуба и Чанёль прощается с ребятами. – И почему вы не идете вместе куда-нибудь в бар? – Не то чтобы я тебя хорошо знал, или что-то в том роде, – повторяет Чанёль, – но мне кажется, ты обычно не так много разговариваешь? Чонин пихает руки в карманы и отводит взгляд, прикусывая губу. – Да расслабься ты. Просто мы выжали друг из друга все, что могли. Как говорится, песок в песочнице закончился, – с умным видом говорит Чанёль, поправляя ремень от чехла на плече и закидывая руку Чонину на плечо. – И где это так говорится, – фыркает он. – В книжках каких-нибудь умных, не знаю. – Такое чувство, будто ты никогда не читал книжки, – предполагает Чонин. – Я действительно похож на человека, который не читает книжки? Ну ладно, твоя взяла. Но я иногда читаю, – почти оправдывается Чанёль. По крайней мере, Чонин хочет так думать, потому что он как-то слишком уверен в себе, когда пытается ляпнуть что-то «умное». На улице становится как-то немного потеплее, но это лишь отвлекающий маневр – жди что-то вон выходящее. И ведь оправдывается: с неба начинают падать первые снежинки. – Так здорово… первый снег я увидел не один, – говорит Чанёль и почти копирует мысли Чонина. Они стоят посреди улицы и смотрят на небо, укрывающее землю первым слоем белого одеяла. – Не хочешь пойти ко мне? Я один живу, и я могу поиграть тебе на гитаре, если понравится. Чонин кивает, совсем не думая. \\ У Чанёля дома светло и просторно, а еще в комнате на полстены висит собственная фотография с одного из концертов. Чонин малость подзависает, когда рассматривает её. – Нравится? – спрашивает Чанёль, вставая рядом. – Стоп, эй, ты когда успел переодеться? – Чонин чувствует себя персонажем какого-то мультика, вечно офигевающим со всего происходящего. – Это было год назад. Фанаты подарили, не выкидывать же, – продолжает Чанёль, проходя в комнату и падая на диван, уже разложенный и от этого кажущийся непропорционально длинным. Но все равно, по сравнению с длиннющими конечностями Чанёля, кажется тоже мультяшным, как и сам Чонин у себя в голове. – Ты тут такой красивый… в смысле, – Чонин не сразу отфильтровывает свои слова, кашляя пару раз в кулак, – то есть, мы оба парни и это звучит немного… – Ага, – соглашается Чанёль, уставившись в потолок. – Ты обещал поиграть, – переводит тему Чонин, тоже залезая на диван с другой стороны. – Давай минут через пять… десять. Чонин подбирает к себе ноги и все смотрит-смотрит на Чанёля, переводя взгляд на плакат, а затем обратно на него. Чанёль замечает это краем глаза и смеется, прикрыв глаза рукой. – Так почему вы разошлись? С группой, – спрашивает Чонин, все же разваливаясь на диване, как и Чанёль. – Разные взгляды и вкусы. А еще рассорились. Два года ссорились-ссорились, и все. Давай потом как-нибудь расскажу? Не хочется о них сейчас. – Тогда о чем поговорим? Вообще, мне интересно, почему ты начал говорить со мной тогда, в больничке, – Чонин двигается ближе, сгибая руку и укладывая на нее свою голову. – Я не знаю. Просто хотелось поговорить с кем-то, кого я не знаю. И тут ты… такой серьезный весь. – Я серьезный? Тоже сказал, – смеется Чонин, когда Чанёль поворачивается к нему лицом. – Сначала я просто хотел побесить тебя, но потом увидел в аптеке и… да чего ты вообще привязался с этим? – Чанёль прикладывает ладонь к его лицу и отталкивает от себя, от чего Чонин смеется еще сильнее, хватая его за запястье. Чонин теряется в их разговоре, и ему становится так хорошо на душе, что он не замечает, как проваливается в сон. \\ Будильник Чонина способен вырвать из сна самого непробуждаемого человека, даже если он звонит из кармана пальто, приглушенный грубой тканью. Первое, о чем думает Чонин, так это «где я, черт возьми». Просыпаться на новом месте всегда непривычно, особенно если засыпаешь сам того не ожидая. Он заботливо накрыт одеялом, и рядом сопит Чанёль, отвернувшись в другую сторону. У него от затылка до лопаток тянется татуировка с надписью на японском, и Чонин смотрит на нее какое-то время, прежде чем спихнуть себя с дивана и дойти до пальто, чтобы вырубить орущий телефон и оставить непрочитанными тонну сообщений от мамы. – Еще так рано, – слышит Чонин с дивана, когда выключает будильник и от всей души зевает. – Работу никто не отменял, – так же лениво отвечает он. – Не против, если я воспользуюсь ванной? – Конечно, Нини… Чонин не реагирует на это промямленное в конце «Нини», как вчера, вместо этого просто идет в ванну. Когда он возвращается, Чанёль копошится в своей мини-кухне на другом конце комнаты, и это кажется Чонину настолько милым, что он в какой-то момент думает, что они как муж и жена, готовящая завтраки. – Еще так рано, чего не спишь? – бодро говорит Чонин, присаживаясь за стол, и подпирая подбородок руками. – Как можно спать, когда по моей квартире ходит такой красавчик, – иронично отвечает Чанёль, ставя перед Чонином кружку с кофе. О том, что Чонин кофе не пьет, он решает не говорить, вместо этого утыкаясь в нее носом и втягивая сладковатый аромат. И на «красавчика» реагирует запоздало, стушевываясь и притихая. – Надеюсь, что ты ешь мясо, а то я не так часто овощи готовлю, – добавляет Чанёль, ставя рядом перед ним тарелку с жареными сосисками и яичницей. – И это, по-твоему, мясо? – подозрительно говорит Чонин, рассматривая содержимое тарелки. – Какое есть, – пожимает плечами Чанёль, садясь напротив. Чанёль готовит просто божественно (несмотря на то, что это всего лишь яичница), а еще Чонин понимает, что такой кофе ему нравится. А еще нравится, что он проводит начало дня не в компании утренних ссор, а в уютной обстановке с уже-не-незнакомцем. Правда, когда уходит от Чанёля, по пути к остановке думает, что все дерьмово – вот такая жизнь, с перепадами настроения и ожиданием какого-нибудь подвоха на работе. И ведь не просчитывается, когда в магазин заходит какой-то ботан, не очень вежливо интересуясь, есть ли у них световой меч из звездных войн. Он искренне не понимает, почему этому чудиле лень разуть глаза и увидеть огромную вывеску STAR WARS недалеко от кассы, где есть и меч, и лего, и фигурки, и, черт побери, даже маски Дарта Вейдера и штурмовиков. Чонин глотает антидепрессанты и успокоительные, и желает только одного – не сдохнуть до конца недели. Вечером он находит в кармане своего пальто небольшой лист бумаги с номером телефона Чанёля, но почему-то не решается ничего написать. \\ Дня три спустя Чонин просыпается с прекрасным настроением и не хочет сдохнуть сразу после пробуждения. Даже нервную сестру чмокает в щеку перед выходом из дома, оставив офигевать до конца дня, как придется. До него доходит это только тогда, когда он треплет какого-то малыша по макушке и дает гору бесплатных конфет. Нет, в принципе все нормально для продавца игрушек, но он чувствует себя так, будто его запихнули в огромную стиральную машину и просто стерли всю грязь из него, пропитанного ненавистью ко всему окружающему. В конце каждого дня он смотрит на себя в зеркало и глотает по одной таблетке, чувствуя себя неспособным выжить без них. – Ты мне не позвонил и не написал ничего, – слышит Чонин позади, стоя возле кабинета своего мозгоправа. Его пробивает на дежа-вю, и это дурацкое чувство давно не приходило к нему, отчего становится как-то не по себе. Он поворачивается и замирает на несколько секунд, а может и больше – чувства, странные и скомканные, дерут горло, и он хочет сказать что-то не очень приятное, но вместо этого улыбается как последний придурок на планете. – Будешь так смотреть, доктор снизит тебе дозу, – Чанёль как воробушек наклоняет голову в сторону, моргая пару раз. Чанёль чертовски красивый. Его лицо такое безмятежное, как у фарфоровой куклы. Щеки немного красноватые, а еще от него пахнет сигаретами, хотя Чонин не помнит, чтобы видел, как он курил. Да черт возьми, они виделись всего пару раз, что он может о нем знать? – Я случайно потерял тот листок, а еще… – Даже не зашел поздороваться, когда ошивался возле моего дома, – заканчивает за него Чанёль. – Ты видел? – это немного сбивает с толку, но Чонин продолжает улыбаться как дурак. – Хотел посмотреть, зайдешь ты или нет. Обидно было, знаешь ли, – Чанёль отводит взгляд, тут же переключаясь. – Прости, сейчас мой прием. \\ – Придется снизить вашу дозу. Следующие две недели принимайте по одной таблетке в день. Препарат очень сильный и, если этого не сделать сейчас, то потом очень сложно будет перейти на другой, – говорит доктор, и Чонина это не радует от «совсем». Он пытается доказать, что у него нет никаких побочных действий и что пропуск одного приема уже сказывается на его состоянии. Но нет, мир так несправедлив к чужим загонам. Чонин выходит из кабинета и ищет взглядом Чанёля. Почему-то хочется наговорить ему о том, что это он его сглазил, хотя он вообще тут ни при чем. Он ищет его везде и подсознательно надеется на то, что найдет. И он не хочет объяснять почему. Наверное, это как-то связано с их первой встречей, когда он нашел его в аптеке. Но там его тоже нет. Чонин прекрасно помнит, где он живет (почему-то хочет забыть тот факт, что не раз приходил к его дому), и идет туда. Стоит обратно возле дома, как вкопанный, и ждет, пока на голову упадет рояль, а лучше два. – Что, опять не зайдешь? Чонин решает, что это такая фишка у Чанёля – появляться сзади и забирать все слова для ответа. Это так смущает. – Пойдем. Если ты здесь, то тебе точно не надо на работу, – говорит Чанёль, укладывая руку на его плечо. И Чонин хочет возмутиться, но в то же время не хочет – следует за ним, чувствуя, как плечи нагреваются от чужой руки. \\ Они снова валяются на диване Чанёля, и Чонин рассказывает ему про врача, и про то, что его прокрутило в стиральной машине не один раз, потому что он бы никогда не оказался здесь, будь все иначе. Чанёль рассказывает ему про то, что его прокрутило в космическом корабле прошлой ночью, и это лучшее, что могло с ним случиться. – А еще там был ты, – говорит он, закрывая глаза рукой. Чонин думает, что здорово, наверное, было в том сне. – Я сидел за штурвалом космической шлюпки и пытался обогнать какого-то говнюка, постоянно подкидывающего мне какие-нибудь сюрпризы, – говорит Чанёль так тихо, будто их могут услышать. – Ты кричал на меня в микрофон диспетчера и обещал ноги оторвать, или что-то такое, – продолжает он. И пододвигается ближе, заглядывая в глаза своими бездонными зрачками. Чонин тянет руку к его лицу и останавливается в нескольких сантиметрах над рисунком, выдыхая тягуче медленно, будто пытается скрыть свое дыхание, будто оно ядовитое и расплавит все вокруг. Чанёль накрывает его руку своей, и дает прикоснуться к лицу. Из-за мрака в комнате кажется, будто они отрезаны от планеты с ее привычным режимом день-ночь; пытаются спрятаться на каком-нибудь космическом ковчеге от людей, которые никак не могут уйти из этого места по собственной воле. Чанёль убирает его руку и кладет свою на его глаза. И это чертовски будоражит, заражает каким-то диким безумием, в которое хочется окунуть себя с ног до головы (а еще Чонин не хочет вспоминать, когда последний раз испытывал хоть что-то подобное). Чонин мучительно ждет, что будет дальше, когда Чанёль проводит большим пальцем по его щеке, а еще приближается – это нельзя не почувствовать. Все обостряется из-за того, что Чонин не видит ничего, когда по губам проскальзывает палец, заставляя приоткрыть рот; как последний безумец обхватывает его губами и касается кончиком языка подушечки пальца. Когда Чанёль убирает руку с его лица, Чонин рассеянно наблюдает, как тот облизывает свой палец, смотря прямо ему в глаза. – Не хочешь меня поцеловать? – немного недоуменно спрашивает Чонин, и нет, он никогда не будет жалеть о том, что произнес это вслух. Ни за что. – Иди сюда, – только и говорит Чанёль, притягивая его еще ближе к себе. Топит в своем до одури желанном поцелуе, проводя рукой от шеи по спине. Чанёль прижимает его плечи к дивану и наваливается сверху, не разрывая свое безумие. А еще руками своими возбуждает больше, пробираясь пальцами под свитер и с силой проводя ими по коже. Чонин чувствует, как возбуждение с каждой секундой новыми волнами прокатывается по его телу, будто асфальтоукладчик, и единственное, чего он хочет, так это чтобы Чанёль ни при каких обстоятельствах не останавливался. Чанёль, кажется, согласен с ним непрекословно, когда отрывается, чтобы стянуть с себя футболку. Чонин тормозит, когда видит татуировки возле его ключиц, и тянется, чтобы потрогать – это так необходимо сейчас, прямо как сделать глоток свежего воздуха из форточки. Чанёль тянет его на себя и медленно снимает свитер, будто бы боясь, что Чонин отступит в последнюю секунду, давя по тормозам и выкидывая его наружу. Он понимает, как ошибается в том, что тот способен сейчас на такое, когда Чонин тянется к его губам, ухватившись за плечи. – Пожа… Чанёль, – шепчет Чонин, когда тот снова укладывает его на лопатки, немного грубее, чем до этого. И сходит с ума, когда тот тянет ему на ухо «м?», скользя пальцами к ширинке штанов. – Ты можешь ничего не говорить, – тянет следом, как и собачку на ширинке. Чонину это нравится. Нравится, нравится, нравится. Он думает, что это такое побочное действие у антидепрессантов. Только побочное не как что-то плохое, а наоборот дико желаемое, от чего голова кругом и хочется еще. Просто хочется больше, чем есть. Ему все равно на какие-то там правила поведения в постели с тем, кого хочется прямо сейчас, поэтому стягивает с себя джинсы и дает Чанёлю побыстрее от них избавиться. Ноги раздвигает так, как никогда до этого не делал, и тянет на себя Чанёля, прикасаясь к нему всем телом. – Прости, но нам все же придется остановиться на несколько секунд, – говорит Чанёль, и усмехается так пошло, что даже нельзя было представить, что он так может. Чонин издает что-то отдаленно похожее на стон и готов сгореть от стыда здесь, лежа под ним и чувствуя его возбуждение у себя между ног. Когда Чанёль встает с дивана и стягивает с себя джинсы, а затем идет до шкафа и возвращается назад, смотря на полностью голого Чонина сверху, стыд переходит в какую-то еще более сжигающую форму. Чонин не находит ничего лучше, чем провести по своему члену ладонью, закусив губу. И нет, он совсем не смотрит на Чанёля, готового проглотить его одним взглядом. – Кажется, эти несколько секунд для тебя все же были еще более тягучими, чем для меня, – говорит Чанёль, облокачиваясь коленом об диван только для того, чтобы подхватить Чонина руками под коленями и провезти до края дивана. – Боже, – только и может выдавить из себя Чонин, когда по его члену проводят рукой, а затем касаются кончиком языка. – Мм, – от этого его «мм» Чонин готов в который раз умереть и переродиться, когда Чанёль берет в рот полностью. – Если ты так… хах, – Чонин поднимает голову и тут же опускает ее назад, когда Чанёль проводит языком по всей длине, надавливая пальцами между ягодицами. – Я сейчас просто… кончу, – договаривает он, кусая себя за палец. Чанёль дает ему то, что ему так нужно, и не думает останавливаться на этом, когда размазывает его сперму по члену и облизывает один палец, поднимаясь следом и наваливаясь сверху. – Я продолжу, – только и говорит Чанёль, скользя в него пальцами. Чонин на это стонет и тянет к себе за шею, кусая губы. Чанёль и сам не сдерживается, когда Чонин обхватывает его возбуждение пальцами, поглаживая медленно. Только и думает о том, чтобы тот поскорее вошел в него, несмотря на то, как будет больно сейчас; потому что это то, что необходимо. Чонину стыдно и хорошо, когда в него входят. Стыдно и хорошо, когда Чанёль двигается в нем. Стыдно и хорошо, когда он слушает эти пошлые звуки соприкосновения их тел, и это не кажется грязным. Просто безумно стыдно и хорошо. \\ – Не останешься на ночь? – лениво спрашивает Чанёль. Чонин притягивает к себе джинсы и натягивает, тормозя и путаясь в штанине, когда вдоль позвоночника проскальзывает палец. – Завтра на работу, – кое-как выдавливает из себя Чонин, наконец справившись с гребаными штанами. Ему не хотелось надоедать Чанёлю после того, как они провалялись на диване до вечера. То есть, после того, как они занялись этим безумным сексом, от воспоминаний которого дышать сложно становится. Чанёль лишь вытряхнул из пачки последнюю сигарету и закурил, выпуская над собой кольца дыма. Конечно, Чонин не был против, потому что такой Чанёль заводил его еще больше. Выйдя на улицу и вдохнув полной грудью, Чонин решил пройтись до станции метро – не особо хотелось толкаться в переполненном автобусе в такое время. А еще Чонин снова не записал номер Чанёля, свой тоже не оставил, но вместо этого взял у него плеер с записями выступлений его уже-бывшей группы. Шататься под такую музыку в вагоне, стоя возле дверей и рассматривая свое отражение в стекле – самое то. \\ Чонин пытается исправно пить таблетки, сначала нарушив свое слово перед врачом и продолжив есть по две штуки в день, но быстро понимает, что его запросто могут перевести на какой-нибудь другой абсолютно бесполезный препарат, коих Чонин испробовал на себе уже не один, и других таких же уже точно не выпишут. Он заходит к Чанёлю один раз из трех бесполезных топтаний на месте, и уверен, что станет бомжом, если продолжит просто так ездить туда-сюда по вечерам, потому что его тянет, тянет, как гребаного мотылька на свет, к которому не всегда получается долететь. Когда он все же приходит к Чанёлю, они почти не разговаривают. Зачем разговаривать, когда можно просто заняться сексом, пробуя себя в новых ролях, со связанными руками или закрытыми глазами. Над или под Чанёлем. Каждый раз записывая новое порно на воображаемую камеру в своем сознании. А после просто уходит. Чанёль даже не спрашивает, останется ли он на ночь, потому что ответ всегда будет одним. – Мне вот интересно, ты хоть когда-нибудь выходишь на улицу? Как ни приду, ты всегда тут, – спрашивает Чонин пустоту перед собой, чувствуя, как Чанёль позади него вертится, немного стягивая одеяло на себя. – Ты всегда приходишь в одно и то же время, поэтому я здесь. Тем более, мне не всегда приходится выходить на улицу, чтобы отдать записи, – после еще недолгого ворочания, Чанёль ложится сзади, обнимая Чонина за талию. – Здорово быть тобой, наверное, – немного грубо говорит Чонин, закрывая глаза. – Я просто нашел компанию, которая покупает мои песни. А еще тебя нашел. Во всем остальном быть мной хреново, – Чонин сжимает пальцами одеяло, когда его с щемящей нежностью целуют между лопаток. – Ты сам не свой. Что-то случилось? – Всего лишь таблетки заканчиваются. И да, мне мало одной в день. – Ты говоришь как наркоман, – смеется Чанёль, хрипло так, а еще не отодвигается, и смех его прокатывается по всему телу, заставляя кончики ушей гореть. – Тебе не снизили? – Снизили, – Чонин готов поклясться, что тот улыбается как идиот, – я тоже ем их один раз в день. Но по две сразу, – говорит, скользя рукой к бедру. – Бесишь, – Чонин отталкивает от себя руку, сжимая его пальцы в ладони. Чанёля это не останавливает, конечно же. В ответ он тянет руку, сжимая ягодицу. – Смотрите, какие мы злые… – Заткнись, – Чонин снова отталкивает руку, только в этот раз Чанёль пользуется этим – тянет на себя и прижимает к дивану. Чонин откидывает голову в сторону и тянет на лицо одеяло. – Нини, ну что за… – Чанёль выдирает одеяло из его пальцев, опираясь об локоть и приподнимаясь. – Детка, что случилось? Чонин не может и слова сказать, давя в себе всхлип, а еще кажется сам себе жалким донельзя. Чанёль на этот раз осторожно убирает его руку от лица, проводя ладонью по щеке и вытирая слезы. – Не смотри на меня, – говорит, и хочет умереть от того, как заботливо его гладят по шее. Как мудак последний слезы тут роняет, честное слово. – Я что-то не так делаю? – Нет, это просто ебаные антидепрессанты. Чонин уходит после того, как Чанёль прижимает его к двери и целует как обезумевший, шепчет что-то о том, как ему мало Чонина, и он нуждается в нем больше, чем в этих чертовых антидепрессантах. Какая-то дырявая сказка получается, думает Чонин. \\ Чонин бросил таблетки. Вытряхнул все до единой в раковину и смыл, полностью выкручивая кран с горячей водой. А еще снова начал ругаться с коллегами по работе, а так же грубить малолетним тунеядцам, скупающим наборы лего с серией звездных воин. Так сложилось, что Чонин хотел забрать последний оставшийся в конце дня, а его выдернули прямо из-под носа. А еще к Чанёлю дорогу почти забыл. Это было непросто, потому что он как был грязным мотыльком, так и остался. С Чанёлем ему было хорошо, и от этого плохо. Как говорится, где не больно – ни черта не интересно. Чанёль бы это интерпретировал в каком-нибудь другом соотношении. Чонин вспоминает об этом, когда видит огромный постер с его изображением и надписью «space love u». Он почти бессильно прислоняется лбом к стенду. Каким мудаком надо быть, чтобы все просрать вот так – просто встать и уйти из кинотеатра во время фильма, который ты ждал всю свою жизнь. Чонин не умеет жить правильно. И ему просто необходимо, чтобы кто-то сказал, как надо. Чанёль все такой же, каким он помнит его два месяца назад. И этот его маркер на щеке никакой не маркер. Чонин как-то пытался его стереть, пока не понял подвоха. Чонин покупает альбом и слушает дома, сидя на кухне ночью и пялясь в монитор. И ощущает всю тяжесть невысказанных слов, проваливающихся на дно желудка. Господи, хоть бы его просто увидеть. Просто увидеть. Потому что Чанёль поет про него, про Чонина, и Чонин первый раз слышит, как он поет. Сколько Чанёль не обещал, он так и не сыграл ему на гитаре. \\ Чонин почти приходит в себя, затягиваясь в водоворот дом-работа-дом, а еще встречает одноклассницу, и решает наладить отношения со старым другом. И вроде бы все хорошо, но он дырявый, будто взяли огромный дырокол и проткнули грудную клетку. Сидя в очереди к мозгоправу, он считает минуты. Три… Девять… Рядом сидит парень, тот самый, который прикрывал свое имя пальцами на карточке. И до сих пор прикрывает. Семь… Две… Хреновый у них мозгоправ, однако. Чонин выныривает из цифрового мира в своей голове, когда слышит восторженные вздохи возле соседнего кабинета, волной идущей прямо к нему. Это Чанёль. Все такой же безупречный и со своими дредами, перевешивающими голову. И смотрит на Чонина своими бездонными глазами. Чонин заходит в кабинет, громко хлопая дверью. \\ – Ты сегодня не занят? Чонин тупит в асфальт, ковыряя несчастный пучок зелени сбоку, и, вынимая сигарету изо рта, выдыхает перед собой, имитируя спущенную в урну зиму. – Знаешь, это было больно. – Да. Чанёль раздраженно вздыхает, доставая из кармана пачку сигарет. – Ты слушал мой альбом? – Да. Я не занят сегодня. И, возможно, Чонин останется на ночь, как это было в первый раз. И спросит, как надо жить правильно, потому что он уже ничего не знает.